Безупречная репутация. Том 1

Всё это Настя Каменская знала, но делиться информацией с коллегами не собиралась, поэтому молча пила кофе и никак не реагировала на скептические реплики, которыми перебрасывались Василий и Гена.

– Такая красотка несовместима с компом, как гений со злодейством, – язвительно говорил Василий. – Максимум, что она может – посмотреть на онлайн-табло время прибытия самолета. Ну, может, еще на рейс зарегистрировать сумеет.

– «Буду признательна, если мне покажут рабочее место», – цитировал невысокий кругленький Гена. – Она что, и с мужиком своим так же разговаривает? Или сразу, без разговоров, коленкой в челюсть? Ему как раз по росту выйдет.

– Ты по себе не равняй, не все такие коротышки, как ты. Может, у нее муж вообще за два метра ростом, баскетболист какой-нибудь. Может, даже чемпион.

Миша Доценко в перепалке не участвовал. Он слишком давно и хорошо знал Настю и ее молчание оценивал правильно.

Наконец, дверь в кабинет Стасова открылась, новая сотрудница вышла и сразу нашла глазами Каменскую.

– Владислав Николаевич просит вас зайти.

Настя поставила чашку на столик, поднялась с кресла и направилась к шефу. Взявшись за ручку двери, услышала доносившееся из комнаты отдыха:

– Буду благодарна, если мне объяснят, какие существуют правила пользования кофемашиной: кто покупает чай и кофе, кому сдавать деньги и сколько…





⁂


– Все равно по-твоему вышло, радуйся, – пробурчал Стасов.

Но радости Анастасия Каменская отчего-то не испытывала, хотя только что ей передали то самое задание, которое она так просила всего несколько дней назад. Как выяснилось, Василий провалил работу с первого же шага, понадеявшись на романтический ореол вокруг словосочетания «частный детектив». Наверное, в детстве не тех книжек начитался и не те кинофильмы смотрел. Он был уверен, что достаточно прийти к несговорчивому молодому писателю и представиться – и тот сразу же радостно все расскажет, очарованный тем, что для решения его проблемы наняли аж целого частного сыщика, то есть практически Бельмондо вместе с Ниро Вульфом. Кто же сможет устоять перед таким сочетанием слов и образов?

Вероятно, сам Василий не смог бы. А вот писатель Андрей Кислов почему-то смог. Более того, он не только отказался встречаться – даже не дослушал объяснения Василия, бросил трубку. Вернее, прервал вызов, ибо трубки теперь приходится бросать нечасто.

– Вася передаст тебе все материалы, начинай работать.

– У него и материалы есть? – удивилась Настя. – Какие?

– Информация, которую он записал со слов Латыпова, нашего заказчика. Плюс местность и инфраструктура в районе адреса, сделал на всякий случай, прежде чем лично встречаться.

– Молодец, что сделал, – кивнула Настя, – может пригодиться. Но все остальное я хотела бы услышать лично от заказчика. Не люблю играть в испорченный телефон, в каждом звене идет искажение информации.

– Знаю-знаю, – замахал руками Стасов. – Сто раз слышал эти твои идеи про коэффициент искажения. Сейчас скажешь, что если знать эти коэффициенты по каждому звену, то легко можно восстановить первоначальный вид сигнала, а поскольку Вася – человек новый и его коэффициента ты не знаешь… и далее везде. Ты пойми, Настюха, ну как я буду выглядеть в глазах заказчика, если признаю, что принял неверное решение и поручил задание негодному сотруднику? Практически распишусь в том, что как руководитель я полное говно. Тем более Васька Латыпову понравился, а как он на тебя отреагирует – это еще неизвестно. И выгнать Василия я не могу, ты же знаешь, чей он протеже. Ну не подставляй ты меня, Христом Богом прошу, возьми Васины наработки и действуй дальше.

Василий был не то племянником, не то еще каким-то родственником человека, являвшегося не последней фигурой в Московской областной коллегии адвокатов. Благодаря его рекомендациям в агентство «Власта» хотя бы изредка обращались адвокаты по уголовным и – значительно чаще – по гражданским делам. Гражданские дела, за редкими исключениями, оказывались скучными и состояли в отыскании имущества, на которое может быть обращено взыскание, уголовные же дела выпадали частным детективам не чаще одного, максимум – двух раз в год, это еще если очень повезет. Для этого должны сойтись в одной точке несколько обстоятельств: неумышленные или же намеренные ошибки следствия; адвокат, готовый для выявления таких ошибок сотрудничать с детективным агентством и обратившийся именно к Стасову; подозреваемый либо обвиняемый, желающий доказать, что он «этого не делал» и «его подставили», при этом достаточно обеспеченный, чтобы оплачивать услуги не только защитника, но и частного сыска, что весьма недешево. Защитник может быть и государственным, то есть бесплатным, а вот детективное агентство – организация коммерческая, бесплатно не работает. Из трех составляющих только первая встречалась ежедневно и повсеместно. Поэтому терять благорасположение человека из адвокатуры никак нельзя, в противном случае агентство очень скоро превратится в мальчика на побегушках у коллекторов.

– Владик, – Настя вздохнула и уселась поудобнее, – я все понимаю, честное слово. И про заказчика, и про твой имидж. Я сделаю все возможное, чтобы не испортить твою репутацию, обещаю. Но без информации, полученной лично от Латыпова, работать не буду.

Владислав прищурился, укоризненно покачал головой.

– Вредничаешь, да? Мелко мстишь за то, что сразу не отдал дело тебе, когда ты просила?

Она расхохоталась и потянулась за сигаретной пачкой.

– Обижаешь! Месть – вообще не мой репертуарчик, но если уж я возьмусь за это бессмысленное дело, то оно будет точно не мелким. Ты же знаешь, я девушка основательная и люблю раблезианский размах. Тебе придумать, что наврать Латыпову, или сам справишься?

– Аська, ну без ножа ведь режешь!

– С ножом будет больнее, – улыбнулась она. – Рекомендую сказать заказчику правду, только чуть-чуть видоизмененную.

– В каком месте изменить предлагаешь?

– В самом конце. Назначенный тобой и одобренный заказчиком сотрудник начал работу, собрал дополнительную информацию, необходимую для составления плана и разработки стратегии, все проанализировал и пришел к выводу, что для прямого контакта с фигурантом необходим человек старшей возрастной категории. О своих выводах доложил тебе. И ты как руководитель принял решение передать задание другому сотруднику, у которого после ознакомления с материалами возникли дополнительные вопросы. Вот так, гладенько, обтекаемо и почти ни слова лжи.

– Ладно, – вздохнул Стасов. – Может, проканает.

Настя немного помолчала, собираясь с мыслями, потом спросила:

– Владик, когда ты узнал, что Вася запорол задание?

– Вчера вечером. Он мне позвонил. А что?

– Да пока ничего. И что ты ему сказал?

– Сначала наорал, как водится. Навешал как следует за самонадеянность. Потом велел собрать весь материал в один файл и утром отдать флешку тебе или на твою почту переслать. Небось не переслал?

– Я почту еще не смотрела. Зато заметила, что Василий на меня волком глядит. И вообще, он ужасно расстроен, невооруженным глазом видно. Получается, что ты нас стравливаешь. Нехорошо это. Зачем тебе напряги в нашем маленьком коллективе? Так хорошо жили, дружно, мирно…


– И что ты предлагаешь? – нахмурился Стасов. – Вася все равно засветился уже, его надо снимать с задания. Не тебе передавать – так другому, результат тот же самый получится.

– Орать не надо было.

– Да знаю… Задним умом-то все крепки… Что предлагаешь?

– Выдай всем ту же версию, что и Латыпову. Пусть Вася думает, что о его провале знаешь только ты. Ни я, ни Мишаня, ни Гена не в курсе.

– Пожалуй, да, – оживился Стасов. – Может сработать.

Настя быстро вернулась в комнату отдыха, где трое ее коллег продолжали утренние дебаты за чаем и кофе. Посмотришь со стороны – компания бездельников, которым совершенно некуда спешить и нечем заняться.

– Ну, премного вам благодарны, Василий Игоревич, – сердито заявила она, остановившись в дверях. – Подсуропили вы мне подарочек.

– Что стряслось? – встревоженно спросил Доценко.

– Да ничего особенного, кроме того, что Василию поручили задание, он начал собирать информацию и пришел к выводу, что для выполнения заказа нужна женщина в преклонных годах. Типа это вытекает из психологического портрета фигуранта. Вы ведь именно так сказали Стасову, мой юный друг Василий Игоревич? Вы у нас теперь главный профайлер, специалист по психологическим портретам? Назвали меня женщиной в преклонных годах? И как, ничего внутри не ёкнуло? Нет, я все понимаю, вы стараетесь, хотите достичь максимального эффекта в работе всего агентства, всего нашего коллектива, и за это вам огромное спасибо. Но впредь я попросила бы вас более тщательно выбирать выражения, когда говорите о других людях. Давайте материалы.

– Да вы… да я… – начал было Василий и запнулся.

Ну конечно, он собрался страшно удивиться и возразить, что ничего такого не говорил и женщиной в преклонных годах Анастасию Павловну Каменскую не называл. Но, слава богу, быстро сообразил, что надо не спорить, а промолчать. Лучше бы, конечно, еще и извиниться, и покаяться, но на это у него вряд ли хватит ума и силы духа.

Однако Настя ошиблась. И ума, и силы духа у Василия оказалось достаточно. Он принял игру, отбил подачу и произнес нужную ответную реплику. Даже не реплику, а целую тираду, в которой бил себя в грудь и посыпал голову пеплом. Вся его фигура прямо на глазах становилась менее напряженной, голос с каждым словом звучал свободнее. Настина затея сработала: Василий понял, что шеф никому ничего рассказывать не собирается, и, таким образом, репутация нового сотрудника в глазах коллег не пострадает. Из неудачника и лоха, споткнувшегося о первое же препятствие, он мгновенно превратился в дальновидного и самокритичного стратега. А недостаток деликатности и тактичности никогда не считался грехом в среде сыщиков.

Кажется, парень и в самом деле толковый. А что задание провалил – так кто начинал без ошибок? Уж сколько этих ошибок сама Настя в свое время наделала – даже вспомнить страшно. Одна из самых ужасных – она допустила самоубийство свидетеля прямо у себя в кабинете, на Петровке. Ничего не почуяла, не заподозрила, когда женщина, дававшая показания, попросила воды, чтобы запить лекарство. А ведь к тому времени Анастасия Каменская проработала в розыске не один год и даже носила звание майора милиции.





Светлана Гнездилова




Виктор Семенович Гнездилов бился за чистоту своей репутации истово и самоотверженно. Карьера развивалась без сбоев, началась с должности помощника прокурора, за последующие 15 лет, к началу 1990-х, достигла уровня зампрокурора областного центра и к концу тысячелетия подошла к решающей точке: прокурор области Гнездилов, служитель закона с безупречной репутацией, настоящий юрист-профессионал, на имя которого ни разу не падала тень подозрений в коррупции или злоупотреблениях, должен был вот-вот получить назначение в столицу, в Верховный суд.

Эти девяностые годы, годы стремительного карьерного роста мужа, дались Светлане Дмитриевне тяжелее всего. Так многого хотелось! Открывались такие возможности! Теперь можно, наконец, пожить так, как жили герои заграничных фильмов, французских или американских. Посмотреть мир, поездить на автомобиле престижной марки, поносить бриллианты и длинные красивые шубы, построить или купить большой дом за городом рядом с лесом и озером, устраивать в нем приемы и званые вечера… Желания переполняли, душили, рвались наружу, ведь Светлана еще так молода, так хорошо выглядит, полна сил, ей всего тридцать семь… сорок… сорок три… Вся жизнь впереди!

Но ничего было нельзя. Максимум, на что соглашался Виктор Семенович, – отдых в Турции в дешевом отеле и тоненькое золотое колечко, купленное в местной ювелирной лавчонке. Да и то всего два раза. Чаще всего отпуск семья проводила в России.

– Твой заместитель уже в прошлом году построил трехэтажный особняк, – робко замечала Светлана.

– И сядет, – коротко отвечал Гнездилов. – Очень скоро сядет, вот посмотришь. Нельзя брать взятки годами и ничем не расплатиться, эта малина рано или поздно закончится.

Он не разрешал ничего, что выходило бы за рамки семейного бюджета, определяемого ровно двумя зарплатами: своей и жены. Когда сын Виталик создал собственную фирму и начал получать приличные доходы, Гнездилов-старший категорически отказывался принимать от него деньги и дорогие подарки. «Потом не отмоемся, – говорил он. – Все чиновники, живущие не по зарплате, записывают фирмы и недвижимость на родственников, юридически – не придерешься, но дураков-то нет, все же всё понимают и криво усмехаются за их спинами. Да, с точки зрения закона все вроде бы чисто, но, как говорится, ложечки-то нашлись, а осадочек остался. Репутация запятнана, как ни крути, а я этого допустить не могу. Мы с тобой и Виталька будем знать, что новая машина – подарок сына, но все остальные будут уверены, что я беру взятки, и ничего мы общественному мнению не докажем». Никогда никому не звонил с просьбами, пользуясь служебным положением или связями. Строго выговаривал Светлане, если замечал, что она улыбнулась какому-нибудь мужчине, бросившему на нее заинтересованный взгляд.

– Ты – моя жена, ты должна быть безупречна и не давать повода для злословия, – твердил Виктор Семенович. – Твоя репутация – это и моя репутация, а репутация – это единственное сокровище, достояние, которое полностью в наших руках. Можно тщательно следить за здоровьем, но оно все равно подведет, потому что вмешается наследственность или несчастный случай. Могут неблагоприятно сложиться обстоятельства. Могут подвести люди, на которых ты понадеялся. Есть множество факторов, над которыми человек не властен. И только наша репутация целиком и полностью зависит от нас самих.

Светлана Дмитриевна покупала одежду на вещевых рынках, а продукты – в магазинах рядом с домом. При каждом новом повышении супруга она мысленно повторяла: «Витя прав. Вот его снова назначили на хорошую должность. Могли ведь назначить кого угодно, вон их сколько – юристов всяких, активных, пронырливых, коррумпированных, а назначили его. Потому что у него безупречная репутация. А я со своими жалкими желаниями красивого и дорогого – просто глупая баба».

В конце концов она смирилась. Привыкла. Научилась возвращать себе те ощущения юности, когда честность и неподкупность Виктора Гнездилова вызывали в ней искреннее восхищение и безграничное уважение. Так было даже легче: она снова чувствовала себя двадцатилетней красавицей, опирающейся на руку взрослого умного серьезного мужчины. Легче было не злиться, не нервничать, не переживать, не принимать решений, ни за что не бороться и ничего не отстаивать. Жить так, как он велит, признавая справедливость и уместность его требований, и верно служить его репутации, а значит, и карьере, семье и их общему будущему. Будущее виделось, правда, туманным, но об этом можно было не думать, ведь есть Виктор, уж он-то точно знает, как сделать, чтобы все устроилось наилучшим образом.

К рубежу тысячелетия Светлана Гнездилова пришла с твердым убеждением, что муж прав всегда, во всем и безусловно. Результат его усилий – кресло судьи Верховного суда Российской Федерации. Через несколько месяцев они переедут в Москву. Какой она была дурой, когда, обезумев от открывавшихся возможностей, просила шубы, украшения, загородный дом, элитную частную школу в Швейцарии для умненького Виталика! Как могла не понимать, к чему это может привести?! Где теперь те, кто построил-таки себе эти дома? Одних убили, других посадили, третьи скрываются за границей или вообще подались в бега, четвертые ушли в бизнес и живут как на пороховой бочке, лавируя между бандитами и законом. И где их жены, щеголявшие в брендовых шмотках и увешанные дорогущей ювелиркой? Конечно, немало есть и таких деятелей, которые наворовали выше крыши и успешно продолжают делать карьеру на государевой службе, что правда, то правда, но вся их жизнь – это сплошные нервы и страх, интриги и подставы, подлость и предательство, одним словом – грязь непролазная. Не хочет Светлана Дмитриевна такой жизни для себя и своих близких. Чистота, честность, покой – вот столпы, на которых построено ее существование. Нравственная опрятность.

Когда случилось то, что случилось, она ни на мгновение не усомнилась в правоте Виктора Семеновича. Ей было очень больно, но Светлана смогла убедить себя, что ее страдания всего лишь результат ее собственного несовершенства. Она глупая, поэтому ей хочется неправильного, а Виктор умный, он знает, как надо сделать. Годы смирения подавили в ней любую способность к бунту.

Но, как внезапно оказалось, подавили не полностью. Через год после похорон мужа она вспомнила слова матери о том, что Виктор сломает ее. Вспомнила – и тут же выбросила из головы. Не до этого ей сейчас. Она, Светлана Дмитриевна Гнездилова, – вдова, отныне ее дни должны состоять из походов на кладбище, затворничества в своей квартире, рассматривания фотографий, на которых запечатлены моменты жизни Виктора Семеновича, воспоминаний и скорби. Одним словом, из всего того, что призвано поддерживать репутацию покойного супруга, чья смерть – утрата настолько невосполнимая, что делает для его семьи невозможным продолжать существовать, как раньше, где-то бывать, с кем-то общаться, развлекаться и даже получать удовольствие. Когда уходят такие люди, как честнейший и порядочнейший Виктор Гнездилов, жизнь близких не может вернуться в привычную колею. Если человек был выдающимся и замечательным, то последствия его кончины не могут выглядеть обыкновенно.

Она даже не заметила, в какой момент чугунная крышка котла перестала выдерживать напор скопившегося пара. Светлана настолько привыкла чувствовать себя рядом с мужем молодой, глупой и неопытной, что осознание своих шестидесяти с гаком лет далось с огромным трудом. Выходя на улицу за продуктами, она вдруг начала замечать, как скучно и невыразительно одета. Первой мыслью было едва уловимое сожаление: так и не довелось ей поносить ничего броского и ультрамодного, хотя большинство ее приятельниц только и говорили о вещах, купленных в Милане – признанной европейской столице брендовых магазинов. Жалованье мужа в Верховном суде позволяло не экономить, и одежда давно уже не приобреталась на вещевых рынках, вещи покупались дорогие и хорошего качества, но оценить их уровень мог только знаток. Костюмы, платья, пиджаки и кардиганы – не ярче серого, мех – не длиннее жакета, шаль – только однотонная, ну максимум с полосочкой. Джемпер из кашемира с шелком мог стоить безумных денег и при этом не терял вида и формы от многочисленных стирок в машинке, однако мало кто умел по одному лишь внешнему виду понять, что куплен он не за три копейки в «Фикс-прайсе». Ну черный – и черный. В глаза не бросается, о стоимости своей не кричит. Такая одежда была, конечно, практичной, немаркой, долговечной и подходила к любому случаю, но Светлану отнюдь не украшала. Проще говоря – не была ей к лицу, не соответствовала ни типу внешности, ни цвету волос и оттенку кожи. Светлана заставила себя перестать испытывать желание быть привлекательной женщиной и одеваться в то, что ей действительно идет. На таком стиле настаивал муж. Но теперь мужа нет, и можно было бы перестать носить то, что не нравится, купить яркие красивые вещи, модные, стильные, подчеркивающие женственность. «Куда уж теперь мне думать об этом, – пришла следующая мысль, тоже довольно слабенькая, – в мои-то годы…» И только спустя несколько дней появилась третья мысль: ей, Светлане Дмитриевне, шестьдесят три года. Шестьдесят три! Она не просто взрослая, она уже почти пожилая! Она в той благословенной и благодатной поре, когда здоровья и сил еще более чем достаточно, но уже никто, ни одна живая душа, не имеет права указывать ей, как жить. Что носить. Где и какие продукты покупать. Иметь или не иметь любовников. Бывать ли в театрах на скандальных спектаклях или скучать на классических постановках. Переходить ли по ссылкам на материалы о разных пикантных сплетнях или ограничиваться исключительно чтением электронной почты и ответами на письма. В последние годы жизни Виктор Семенович категорически запрещал супруге общаться в социальных сетях и лазить по сайтам.

– Ты просто не понимаешь всей опасности, – говорил он неоднократно. – И многие не понимают, не ты одна такая. Наступила новая эпоха мгновенного распространения любой информации. Ты выскакиваешь в старом спортивном костюме и с неприбранной головой в магазин, потому что в разгар приготовления обеда у тебя закончилось масло, и находится идиот, который знает тебя, снимает на телефон, а через три секунды в Сети появляется материал о том, что жена высокопоставленного сотрудника судебной системы – спившаяся алкоголичка, которая давно перестала следить за собой и шатается по улицам вот в таком непрезентабельном виде, набравшись прямо с утречка. Новые информационные технологии требуют повышенной безупречности, запомни это! И не вздумай ничего постить в сетях, ничего не комментируй и ни с кем не переписывайся. Хакеры что угодно взломают, и то, что предназначалось только для твоей близкой подруги, станет доступно всем желающим. Ты и себя скомпрометируешь, и меня, и подругу подставишь. Письма пиши только по делу и контролируй каждую фразу, каждое слово, ни о чем особо не распространяйся. И по ссылкам не ходи.

– Почему по ссылкам-то нельзя ходить? – сперва недоумевала Светлана.

– Потому что ты никогда не угадаешь, что это за ссылка. Перейдешь, а там реклама какой-нибудь гадости вроде порнухи или экстремизма, нажмешь из любопытства или даже случайно – и завтра к нам домой придут из управления «К». Моими решениями часто бывают недовольны, чем чище репутация – тем больше врагов, ты не можешь этого не понимать. И какая радость будет, если судью Верховного суда удастся публично уличить в посещении педофильских сайтов! Никто ведь не станет слушать твои объяснения, что это не я, а ты переходила по ссылкам и что ты не посещала сайты и даже не подозревала, что откроется. Никому это не интересно. Есть айпи-адрес компьютера, есть проживающие в квартире люди, есть неудобный судья. Всё. Вопрос закрыт.

Светлана никогда не рассматривала требования Виктора Семеновича как диктат. Все его слова казались разумными, и после таких разговоров она особенно остро ощущала как его интеллектуальное превосходство, так и собственную глупость и недальновидность. Хорошо, что муж вовремя подсказал, как правильно!

А теперь… Ей уже шестьдесят три года, и она может, наконец, снова завести свои странички и найти друзей молодости, одноклассников, однокурсников, коллег по работе в райцентре и в областном центре, всех тех, связи с кем ослабли или совсем оборвались после переезда в столицу. Может возобновить переписку с двоюродными сестрами и братьями, сфотографировать и выложить снимки любимого кота по кличке Иваныч и цветущих фаленопсисов, которыми уставлены все подоконники в квартире и которыми Светлана Дмитриевна так гордится. А еще можно испечь свой фирменный ягодный торт, на украшение которого обычно уходит очень много времени, и ей всегда жаль делать первый надрез: столько кропотливого труда вложено, столько терпения – и через несколько секунд острый нож разрушает это произведение искусства, а через полчаса на блюде остаются только неопрятные остатки и крошки. Испечь торт, сделать фотографию, похвалиться перед родственницами, подругами и приятельницами, а потом позвать соседей или вообще кого угодно и всем вместе съесть его. И не думать при этом, не переступит ли порог квартиры человек, знакомство с которым может повредить кристальной репутации уважаемого Виктора Семеновича.

А еще можно… Даже страшно подумать… Зайти на сайт знакомств… И начать переписываться, общаться, флиртовать, а потом и встречаться с другим мужчиной… Наряжаться для него, краситься, покупать изящные платья и хорошую косметику… Денег, правда, не так уж много, они почти ничего не накопили, но это не проблема: сын Виталий поможет, он очень хорошо зарабатывает, у него высокодоходная фирма по разработке чего-то там такого, связанного с химией и биологией. Мальчик с детства хотел этим заниматься, много читал, интересовался, посещал сначала кружок, потом факультатив, там и с будущей женой своей познакомился, с Лианой. Стал успешным ученым и бизнесменом, перспективным, богатым.

Такие мысли пугали, и Светлана Дмитриевна поспешно прятала их подальше, загоняла вглубь, стараясь удержать рвущуюся под напором много лет копившегося пара чертову крышку. И чем больше она старалась, тем чаще всплывали в памяти и сказанные сорок лет назад слова матери, и разные другие эпизоды. Например, подруга как-то с усмешкой заметила ей: