Блеск шелка

Ирина помолчала.

– Тогда, думаю, это придется сделать тебе, – наконец решилась она. – Григорий думал, что Зоя любит его, но она изменила ему с Михаилом, – сказала Ирина. – Ты этого не знал, верно? – В голосе женщины слышалось злорадство. – Михаил – отец Елены. Только представь! Это дало бы Виссариону двойное право на трон, как ты понимаешь.

По спине Анны пробежал холодок. Это многое меняло и полностью объясняло роль Елены в заговоре.

– Откуда вы знаете, что Елена действительно дочь Михаила? – спросила она.

– У меня есть письма, – ответила Ирина, кусая губы от боли, которая снова скрутила все ее тело. – От Михаила к Зое.

Анна отнеслась к этому сообщению скептически.

– Как они к вам попали?

Ирина улыбнулась; впрочем, это больше походило на оскал.

– Их раздобыл Григорий.

– А Зоя знает, что эти письма у вас?

– Она знает, что они были у Григория. Ей неизвестно, что я забрала их у него. Мой муж не посмел потребовать их обратно.

Анна была в смятении.

– А сама Елена об этом знает? – снова спросила она.

– Нет, и это к лучшему, – устало произнесла Ирина. – Иначе ею было бы невозможно управлять.

– Почему я должен всему этому верить?

– Потому что это правда, – ответила Ирина. – Я завещала часть писем Елене. Мой двоюродный брат со временем передаст их ей. Но остальные письма хранятся у меня в ящике. Ключ – под подушкой. Отдай их Деметриосу. – Она слабо улыбнулась. – Как только Елена обо всем узнает, она получит власть. Поэтому Зоя никогда ей об этом и не говорила. – Ирина глубоко, прерывисто вздохнула. – Но теперь мне уже все равно. Для Зои это станет адом… ежедневным адом. – Губы женщины растянулись в легкой улыбке, словно она попробовала что-то сладкое.

Ирина закрыла глаза, и постепенно ее лицо снова утратило всякое выражение. Она уснула.

Примерно через полчаса в коридоре послышался шум. Дверь распахнулась. В спальню стремительно вошел Деметриос. Полы его мокрой от дождя далматики развевались. Глаза потемнели от гнева.

– Мама? – тихо позвал он. – Мама?

Ирина открыла глаза. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы сфокусировать взгляд.

– Деметриос?

– Я здесь.

– Хорошо. Пусть Анастасий отдаст тебе… письма. Не потеряй их! Не выбрасывай!.. – Последовал долгий медленный вдох, потом Ирина с хрипом выдохнула и затихла.

Деметриос подождал несколько минут, потом выпрямился.

– Мама умерла. О каких письмах она говорила? Где они?

Анна вытащила из-под подушки ключ, подошла к ящику, стоявшему в нише за висевшей на стене иконой (о нем рассказала ей Ирина). Пачка писем была аккуратно перевязана.

– Спасибо, – произнес мужчина, забирая их. – Можешь идти. Я хотел бы побыть с ней наедине.

Анне ничего не оставалось, как повиноваться.





Глава 76




Зоя не удивилась, услышав о смерти Ирины – та уже некоторое время была серьезно больна. Она не то чтобы горевала – ведь они с Ириной были и подругами, и врагами. Но ее беспокоило, что они обе участвовали в заговоре против Михаила. Тогда Зоя верила, что Виссарион мог бы занять трон и возглавить сопротивление против союза с Римом, спасти Константинополь и православную церковь.

Теперь она знала, что ему бы ничего не удалось. Юстиниан первым это понял – и сделал то, что следовало сделать Зое. Единственным положительным моментом было то, что это ему, а не ей пришлось расплачиваться за содеянное.

Но сейчас, когда Зоя вышагивала туда-сюда по своей любимой комнате, ее грызла мысль о том, что любопытный и непредсказуемый Анастасий был единственным, кто был рядом с Ириной в последние дни ее жизни. Иногда, когда люди болеют, когда они напуганы и понимают, что смерть уже не за горами, они делятся секретами, которые в другое время ни за что не открыли бы, опасаясь последствий.

Кроме того, была еще Елена. После смерти Ирины она сильно изменилась. Дочь Зои всегда была надменной, но теперь в ней появилась какая-то настораживающая самоуверенность, словно отныне ей нечего было бояться.

Неужели она думает, что теперь, когда Ирина мертва, Деметриос женится на ней? Это бессмысленно. Какое-то время ему придется соблюдать траур.


Но, обдумав настроение Елены, ее поведение, Зоя пришла к выводу, что дочь не проявляла особой нежности к Деметриосу. Казалось, она была полностью поглощена собой. Тут было нечто гораздо более серьезное, чем безопасность; что-то вроде призрачной возможности занять трон!

Может ли это быть еще одной попыткой свергнуть императора – которая на этот раз вполне может увенчаться успехом? Ситуация изменилась, и на сей раз Зоя не стала бы участвовать в заговоре. Но могла ли она выдать заговорщиков Михаилу? Нет, не могла. Тогда бы стало известно о ее участии в прошлом заговоре. Однако, если Елена попытается совершить переворот – и потерпит поражение, Зоя будет уничтожена.

Михаил – их единственная надежда. Если его свергнут, империя погрузится в пучину хаоса. А лично Зое придется искать новый баланс в отношениях. Но, что хуже всего, Елена наконец сможет осуществить свою давнюю мечту – отомстить матери.

В конце концов, выживание – это главное. Византию не должны снова разграбить. Нужно любой ценой спасти страну.





Глава 77




Было заметно, что человек, который принес послание от папы римского, устал и очень огорчен. Учтивость требовала, чтобы Паломбара предложил ему подкрепиться, но, как только слуга ушел, чтобы принести угощение, легат поспешил разузнать новости.

– Господь свидетель, мы пытались заключить союз, но потерпели неудачу, – сокрушенно произнес гонец. – С каждой неделей король двух Сицилий собирает все больше кораблей и союзников, и мы уже не можем притворяться, будто православная церковь едина с нами по духу и цели. Слишком очевидно, что согласие византийцев принять руку дружбы не более чем фарс, устроенный ради собственной безопасности.

Паломбара почувствовал, как ужасная неизбежность тяжкими оковами ложится на его душу. Он надеялся, что желание выжить все же победит.

– Если вы решите вернуться в Рим, его святейшество даст на это разрешение. – Посланец понизил голос. – Он признал, что больше не может оказывать влияние на действия короля Карла. Следующий Крестовый поход состоится, вероятно, не позже 1281 года, и в нем примет участие такая большая армия, какой мы никогда прежде не видели. – Он встретился взглядом с Паломбарой. – Но, если вы желаете остаться в Константинополе, по крайней мере пока, вы можете принести пользу святой Церкви. – Он осенил себя католическим крестным знамением.

После того как посланец ушел, Паломбара остался один. Он сидел в комнате, наблюдая за тем, как вечернее солнце садится там, вдали, за противоположным берегом гавани, в которой снуют лодки и барки. Рим видел в снисходительности Константинополя лишь моральную распущенность, а терпимость к смехотворным идеям воспринимал как слабость. Католики не понимали, что слепая покорность в конечном итоге приводит к тому, что люди теряют способность мыслить.

Паломбаре не хотелось возвращаться в Рим, не хотелось заниматься там нудной канцелярской работой – перекладывать бумаги с места на место, передавать сообщения, плести политические интриги. Он подошел к окну, и последний солнечный луч осветил его лицо. Епископ закрыл глаза и ощутил его тепло на веках.

Тьма подбиралась все ближе, но он был еще не готов сдаться. Если Карл Анжуйский высадится в Константинополе, Паломбара сможет попытаться спасти хоть что-то. Он ведь не может просто уйти!

В уме легко родились слова молитвы:

– Господи, прошу, не дай этому городу погибнуть! Молю Тебя, не дай нам сотворить этого с ними – и с собой! – Он на мгновение замолчал. – Аминь!





Глава 78




Джулиано Дандоло вернулся в Венецию на корабле, который был набит золотом, собранным по всей Европе. Англия, Испания, Франция и Священная Римская империя готовились к Великому крестовому походу. Верфи работали днем и ночью, и уже было построено несколько кораблей. Карл Анжуйский, заключив договор и заплатив свою долю, должен был получить то, на что рассчитывал.

Тем не менее Джулиано не чувствовал радости, стоя на балконе и любуясь заходящим солнцем.

Дож сообщил ему, что Венеция отменила соглашение, которое ранее подписала с Византией. Оно длилось два года. Джулиано не имел к нему никакого отношения – ни к его заключению, ни к расторжению, – однако его охватило чувство вины и стыда, из-за того что Венеция отказалась от ранее принятых обязательств.

Джулиано наблюдал за мерцающими бликами, не в силах оторвать глаза от отражавшегося на водной поверхности света. Полупрозрачные тени едва уловимо двигались, и не поддающиеся описанию оттенки чередовались один за другим. Он будто снова оказался на Босфоре.

Что произойдет с Константинополем, когда туда придут крестоносцы?

Призыв к борьбе за веру звучал просто нелепо. Насколько далеки от учения Христа были все эти распри за власть и права. Да и что им делить? Джулиано вспомнил разговоры с Анастасием на корабле и в том уединенном месте, которое, возможно, было Голгофой, а может, и нет.

Мысль об Анастасии отозвалась болью в сердце венецианца. Как крестоносцы к нему отнесутся? Сможет ли он себя защитить? Подумав о своем друге, Джулиано ужаснулся. Да, безусловно, опасность угрожала всему городу и его окрестностям, но в конечном итоге он, как и любой другой, прежде всего волновался о своих знакомых, чьи лица и голоса были ему дороги, о людях, с которыми он делил хлеб и которые ему доверяли.

Тени стали отчетливее. Свет быстро угасал.





Глава 79




Анну снова вызвали в дом Иоанны Страбомитес, несмотря на то что даже слуги не знали, есть ли в доме деньги, чтобы заплатить за услуги лекаря. Это не имело значения. Анна пришла сюда не ради денег. Она была здесь для того, чтобы облегчить страдания несчастной и хоть немного смягчить боль ее ухода. Измученная болезнью, Иоанна выглядела гораздо старше своих сорока лет. Времени у нее осталось совсем немного. Анна дала ей лекарство, на некоторое время избавлявшее от мук, от телесной боли и терзаний, переполнявших душу. Иоанна почти не жаловалась. Рана в ее душе была так глубока, что ее невозможно было выразить словами. Женщина все время задавала один и тот же вопрос: «Неужели мой муж не может подождать?»

Леонид оставил ее, когда она была на пороге смерти, потому что влюбился в Феодосию, которую муж бросил на произвол судьбы. Леонид не мог дождаться, когда окончательно освободится. Он хотел обрести счастье прямо сейчас, на этой неделе, в этом месяце. Впрочем, возможно, Феодосия сама пожелала, чтобы ее муж ушел, а у него не хватило решимости и благородства ей возразить.

На этот раз в душной и жаркой комнате царило безмолвие. Анна постояла в изножье кровати и, убедившись, что Иоанна заснула, поспешила выйти во внутренний дворик, где, несмотря на летний зной, было легче дышать, ведь там не было тяжелых запахов лекарственных трав и испражнений умирающей.