Брат мой Каин

– Благодарю вас, мисс. Да благословит вас Господь! – прошептала служанка.





* * *


Теперь Монк окончательно убедился в том, что ему необходимо разыскать Кейлеба Стоуна. Никакие сомнения, касающиеся Женевьевы, не являлись оправданием задержки и порождали лишь тревожные и навязчивые подозрения о существовании других версий, все равно, так или иначе, связанных с Кейлебом. После того как сыщик выяснит судьбу Энгуса или у него появятся улики, достаточные, чтобы заставить власти начать расследование, ему в любом случае придется искать виновного, и это займет определенное время. Уильям оделся в поношенное платье, которое, вероятно, специально приобрел раньше для выполнения подобных заданий. Его собственный гардероб отличался безукоризненным подбором вещей. Об этом говорили старые счета от портных, одновременно свидетельствовавшие и о его немалом тщеславии. Качество материи, покрой и точность снятой мерки, а также безупречно отглаженные лацканы заставляли его с содроганием думать о стоимости костюмов и в то же время вызывали ни с чем не сравнимое чувство внутренней удовлетворенности. Одеваясь, детектив всякий раз с удовольствием ощущал прикосновение ткани к телу и любовался собственным отражением в зеркале.

Однако сегодня ему предстояло отправиться в поисках Кейлеба Стоуна в Лаймхаус и, возможно, даже на Собачий остров, и у него не возникало желания выглядеть там явным чужаком, к которому будут относиться с неприязнью и презрением и которому почти наверняка станут лгать. Поэтому Уильям надел рваную полосатую рубаху без воротника, а потом облачился в мешковатые, портившие фигуру коричневато-черные брюки. С усмешкой посмотрев на себя, натянул еще и жилет в грязных пятнах (главным образом для тепла), а поверх него надел коричневую шерстяную куртку, в нескольких местах проеденную молью. Наконец, водрузив на голову шляпу с высокой тульей и больше не отваживаясь смотреть в зеркало, он вышел на улицу, встретившую его моросящим утренним дождем.

Доехав в кебе до находящейся в самом центре Лаймхауса Коммершл-Роуд-Ист, сыщик отправился дальше пешком, заранее зная, что отыскать Кейлеба будет нелегко. Монк уже несколько раз настойчиво пытался это сделать, однако ни у кого из встреченных им людей не возникало желания распространяться о брате Энгуса.

Подняв воротник, детектив пересек по мосту Британия Лаймхаусский канал с его темной водой и прошел мимо ратуши, направляясь к Вест-Индия-Док-роуд, а потом, круто свернув на Три-Колт-стрит, зашагал по ней к реке, пока не достиг Ган-лейн. Монк загодя наметил несколько мест, где можно всерьез заняться расспросами о Кейлебе Стоуне. Судя по тому, что ему уже удалось выяснить, жизнь этого человека постоянно находилась под угрозой. Его имя прочно ассоциировалось с насилием и разными темными делами. Стоун обладал на редкость вспыльчивым характером, и поэтому о нем не говорили иначе как со страхом и понизив голос до шепота. Однако Уильям до сих пор не имел понятия, откуда Кейлеб добывал деньги и где жил. Сыщик лишь предполагал, что его следует искать где-нибудь в кварталах, расположенных ниже по течению реки к востоку от Вест-Индия-Док-роуд.

В первую очередь он зашел к ростовщику на Ган-лейн, где ему приходилось бывать и раньше. Монк не мог вспомнить чего-либо конкретного ни о самом ростовщике, ни о небольшой комнате, где тот принимал посетителей, набитой всевозможной домашней утварью – мрачными свидетельствами того, до какой степени нищеты дошли здешние жители. Однако встревоженное выражение, появившееся на лице хозяина и ставшее заметным при свете масляных ламп, когда он поднялся из-за прилавка, наводило на мысль, что Уильям уже встречался с ним в прошлом и что эта встреча дорого обошлась ростовщику.

Конечно, теперь Монк больше не обладал полномочиями полицейского, а Уиггинс – так звали хозяина лавки – был довольно крепким орешком. Ему бы просто не удалось заниматься своим делом столько лет, если б он при каждом удобном случае не пользовался несчастьями других.

– Да? – проговорил Уиггинс, приготовившись защищаться при виде сыщика, появившегося в лавке с пустыми руками. – Мне нечего вам сказать, – продолжал он тем же настороженным тоном, – у меня нет краденых вещей, и я не имею дела с ворами.

С этими словами ростовщик выставил вперед заплывший жиром подбородок. Он лгал, и они оба понимали это. Сейчас Уильяму было важно поймать его на лжи.

Монк заранее решил, как ему следует себя вести.

– Я тебе не верю, хотя, впрочем, с другой стороны, мне на это наплевать, – заявил он.

– Правда? С каких это пор? – Уиггинс изобразил на лице глубокое недоверие.

– С тех пор, как я понял, что мне лучше заниматься с тобою делами, чем сажать тебя в тюрьму, – ответил детектив.

– Вот как? – Ростовщик наклонился вперед через прилавок, заняв все пространство между двумя каменными кувшинами с одной стороны и кучей кастрюль и чайников – с другой. – Вы думаете, я возьму вас в долю, да? – Ему явно хотелось оскорбить посетителя, однако увидев, что тот как будто не собирается сердиться, Уиггинс неожиданно растерялся. – Вы что, сидите теперь на мели? А вот со мною такого не бывает. Подумать только! Ну и не повезло же вам, мистер Монк! Вы, наверное, жалеете, что вам перестали платить за то, что вы ловите людей? А кушать наверняка хочется и погреться тоже, так? Должен вам сказать, вы теперь уже не такой франт, как раньше. Но что делать, с кем не бывает? – С каждой новой мыслью, приходящей ему в голову, на лице у него все шире расплывалась улыбка. – Если вам захотелось заложить что-нибудь из этого тряпья, которое на вас надето, я могу сказать, сколько стоит ваше барахло. Могу даже продать его здесь за хорошие проценты. Если вы, конечно, не желаете, чтобы вас увидели за этим занятием… Оно ведь претит вашей гордости, да?

Уильяму с огромным трудом удавалось сдерживать гнев. Ему очень хотелось заявиться в эту лавку потом, в своем самом лучшем костюме, и сунуть в руку Уиггинсу золотой соверен, расставив таким образом все на свои места.

– Я становлюсь опасным противником, когда на меня давят, – ответил он сквозь зубы. – А ты сейчас как раз этим и занимаешься.

– Вы и так всегда им оставались, – язвительно заметил Уиггинс. – И таких друзей, как вы, тоже лучше не иметь. Так вы собираетесь что-нибудь заложить или нет?

– Я пришел сюда по одному делу, – осторожно ответил детектив. – Только не к тебе, а Кейлебу Стоуну.

Лицо ростовщика стало напряженно-серьезным.

– Я собираюсь предложить ему одно дело, – солгал Монк. – Стоун неплохо на нем заработает, а он, насколько мне известно, знает, как распорядиться деньгами. Мне надо узнать, где его найти, и я, похоже, не ошибся, заглянув для начала к тебе.

– Я не знаю, где его искать, а если бы даже и знал, все равно не стал бы вам говорить. – Взгляд Уиггинса сделался холодным и жестким. Он не отвел глаз, глядя в лицо сыщику.

В этот момент дверь в лавку распахнулась, и на пороге появилась невысокая женщина в тонкой шали, накинутой на сутулые плечи, и с парой ботинок в руке. Она пристально посмотрела на Уильяма, явно раздумывая, стоит ли ей подождать, пока он закончит дела, или нет.

– Что тебе надо, Мэйси? – спросил ростовщик, сразу оборвав разговор с Монком. – Опять ботинки Билли? Я дам за них шесть пенсов. Я бы дал больше, но тебе все равно столько не заработать, чтобы выкупить их обратно.

– Ему заплатят в пятницу, – проговорила женщина таким тоном, словно она скорее надеялась, что это действительно произойдет, чем верила собственным словам. – У него сейчас есть работа, но мне нужно кормить детей. Дайте мне шиллинг, мистер Уиггинс. Я верну его вам.

– Они столько не стоят, – тут же ответил хозяин лавки. – Они у него дырявые. Я знаю эти башмаки, как собственную задницу. Семь пенсов. Не больше! Забирай деньги и проваливай.

– Чем занимается твой Билли? – неожиданно поинтересовался детектив.

Ростовщик набрал в грудь воздуха, собравшись вмешаться в разговор, но женщина опередила его:

– Всем, чем угодно, мистер. Если вам что-нибудь нужно, мой Билли сделает это для вас, – сказала она, и ее исхудавшее лицо озарилось надеждой.

– Мне нужно найти Кейлеба Стоуна, – ответил Монк. – Я только хочу узнать, где он живет, – и всё. Я сам буду с ним разговаривать. У него умер брат, и я собираюсь официально сообщить ему об этом. Они поддерживали близкие отношения друг с другом, несмотря на то что его брат жил в Вест-Энде.

– Я могу показать, где живет Селина Херрис, – сказала жительница трущоб, тяжело вздохнув. – Это его подруга.

Уильям достал из кармана шиллинг.

– Вот, возьми, и я дам тебе еще один, когда ты проводишь меня к его дому, – пообещал он. – Забирай ботинки!

Схватив монету худой грязной рукой, посетительница бросила в сторону Уиггинса торжествующий взгляд, в то же время сознавая, что ей наверняка придется обращаться к нему снова, а потом направилась к двери. Монк вышел из лавки следом.

Выругавшись, ростовщик сплюнул в стоявшую на полу медную плевательницу.


Женщина повела сыщика по мрачным улицам с ухабистой мостовой в сторону реки. Они, как и ожидал Монк, приближались к Собачьему острову. От воды тянуло влажным ветром, приносившим запахи соли, протухшей рыбы, городских нечистот и сырость отлива, откатывающегося к устью Темзы и к открытому морю. Серые воды реки несли на себе спускающиеся вниз по течению бесконечные вереницы тяжелых барж, нагруженных товарами, предназначавшимися для отправки едва ли не в половину стран мира. Обгонявшие их пароходы направлялись к причалам Гринвича или еще дальше.

Рядом с сыщиком и его спутницей катила телега ломовика, громко стуча колесами по неровной булыжной мостовой. По улицам разносился монотонный голос старьевщика, кричавшего так, как будто тот ожидал, что кто-то окликнет его в ответ. На углу две женщины затеяли между собой злобную ссору. В одном месте дорогу перебежала кошка с жирной крысой в зубах.

Они спускались вниз по Бридж-стрит, параллельно Лаймхаус-рич с одной стороны и Вест-Индия-Докс – с другой. Далеко впереди замаячили длинные корабельные мачты, за которые едва не задевали низкие облака. Из печных труб тянулись к небу тонкие струйки дыма. Мэйси пересекла Кьюба-стрит и направилась дальше. Наконец она остановилась на перекрестке с Манила-стрит.

– Третий дом вон в ту сторону, – хрипло проговорила женщина. – Там нет крыльца, только дверь, и все. Там она и живет. Ее зовут Селина. – С этими словами Мэйси на всякий случай протянула ладонь, явно сомневаясь, что получит еще один шиллинг.

– Как она выглядит? – Монку хотелось, чтобы подруга Стоуна оказалась похожей на ту, о которой говорил мистер Арбатнот. В этом случае он поверит своей спутнице и даст ей еще один шиллинг.

– Потаскуха, – ответила Мэйси и тут же осеклась. – Ну, она довольно хороша с виду, такую всякий сразу заметит. Худощавая, если я не ошибаюсь, с острым носом, но глаза у нее красивые, да, на самом деле красивые. – Взглянув на Уильяма, она убедилась, что он рассчитывает услышать от нее еще какие-нибудь подробности. – У нее темные волосы, коричневатые такие, красивые и густые. Она много о себе воображает… во всяком случае, мне так показалось, когда я ее видела. Она даже ходит так… все время вертит задницей, потаскуха, одним словом. – Женщина потянула носом. – Но она крепкая баба, никогда не хнычет, не то что другие. Всегда держится молодцом, что бы ни случилось. А с таким малым, как Кейлеб Стоун, ей наверняка несладко живется.

– Спасибо. – Детектив протянул ей шиллинг. – А ты сама не видела самого Кейлеба Стоуна?

– Я? У меня нет желания связываться с такими, как он. С меня довольно своих бед. Хотя, вообще-то, я видела его однажды… только я все равно откажусь от этих слов, если вы спросите меня при свидетелях.

– Я впервые тебя вижу, – поспешил успокоить ее Монк. – И если мы встретимся опять, я, наверное, тебя не узнаю. Как тебя зовут?

В ответ его спутница улыбнулась с видом заговорщика, обнажив десны с торчащими из них обломками зубов.

– Никак, – заявила она.

– Я так и предполагал. Значит, третий дом с той стороны?

– Да.

Повернувшись, сыщик зашагал по тротуару, настолько узкому, что на нем едва хватало места, чтобы не угодить ногой в сточную канаву. Возле третьего по счету дома он спустился по ступенькам и, оказавшись на крохотном, заваленном мусором пятачке, громко постучал в дверь. Ответа не последовало, и Монк уже поднял руку, собравшись постучать вновь, когда над головой у него распахнулось окно с занавеской из мешковины, и оттуда высунулась голова пожилой женщины.

– Ее нет! – крикнула та. – Приходи попозже, если она тебе нужна.

Детектив запрокинул голову, взглянув наверх, и уточнил:

– Позже – это когда?

– Не знаю, может, в обед.

Женщина скрылась, оставив окно распахнутым, и Уильям едва успел отступить, прежде чем она выплеснула на улицу ведро, заменявшее ей ночной горшок.

Монк решил подождать на улице, примерно в двадцати ярдах от дома, наполовину укрывшись за выступающей стеной – так, чтобы не выпускать из поля зрения лестницу, ведущую в жилище Селины. Он начал мало-помалу замерзать, а ближе к полудню вдобавок разошелся дождь. Мимо сыщика прошло немало людей, наверное, принимавших его за уличного нищего или за одного из тысяч здешних бродяг, питавшихся отбросами и ночевавших в подворотнях. В работных домах можно было получить пищу и крышу над головой, однако там почти не топили, а распорядок мало чем отличался от тюремного. Некоторые предпочитали попасть в тюрьму, чем идти в работный дом.

На Уильяма никто не обращал особого внимания, к нему не проявляли любопытства, а сам он старательно избегал смотреть в глаза прохожим. Бедняки, одного из которых он сейчас изображал, никогда не поднимают взгляда, постоянно оставаясь настороже, охваченные стыдом и опасаясь всего на свете.

Вскоре после полудня детектив заметил женщину, идущую со стороны Вест-Ферри-роуд, оттуда, где Бридж-стрит огибает речную излучину, образовавшую Собачий остров. Рост этой женщины не превышал средний, но голову она держала весьма высоко, а ее походка казалась слегка раскачивающейся. Даже стоя на противоположной стороне улицы, Монк обратил внимание на ярко выраженную индивидуальность ее лица. Из-за слегка приподнятых скул ее глаза казались немного раскосыми, нос отличался безупречностью формы, несмотря на то что был немного заостренным, а очертания губ поражали своим великолепием. Сыщик не сомневался, что видит именно Селину. Столь смелое и необычное лицо не могло не привлечь к себе внимание таких мужчин, как Кейлеб Стоун, которые, несмотря на всю их сегодняшнюю жестокость и низость, наверняка сделались такими не от природы.

Превозмогая боль в ногах и ломоту в затекших от долгой неподвижности суставах, детектив оставил свое укрытие. Он едва не упал, оступившись на узком тротуаре: ноги у него настолько замерзли, что он их почти не чувствовал. Переходя улицу, Уильям несколько раз наступал в грязь, и ему удавалось сохранить равновесие, лишь широко расставляя руки. Разозлившись на себя самого, он поравнялся с возможной знакомой Стоуна в тот момент, когда она стала спускаться по ступенькам.

Когда их разделял всего лишь какой-нибудь ярд, женщина стремительно обернулась, и в руке у нее блеснул нож.

– Берегитесь, мистер! – предупредила она. – Еще шаг, и я перережу вам глотку, понятно?!

Монк не сдвинулся с места, хотя и не ожидал такой реакции. Если он сейчас отступит, ему ничего не удастся от нее узнать.

– Я не плачу́ женщинам, – ответил он, натянуто улыбнувшись. – К тому же я не привык иметь с ними дел, если они этого не хотят. Мне необходимо поговорить с вами.

– Вот как? – Лицо местной жительницы явно выражало недоверие, однако она продолжала пристально смотреть на детектива. Во взгляде ее темных глаз не чувствовалось страха – сейчас она испытала лишь мимолетный, чисто физический испуг.

– Я пришел по поручению вашей родственницы, жены вашего деверя, – сказал Уильям.

– Интересная новость! – Тонкие брови женщины удивленно приподнялись. – У меня нет таких родственников, так что ты врешь. Придумай что-нибудь еще.

– Я разговаривал с вами вежливо, – сквозь зубы процедил Монк. – Впрочем, сомневаться иногда полезно. Эта женщина замужем за Энгусом, а вы, как я могу предположить, вполне можете быть женой Кейлеба.

Селина Херрис сразу вся подобралась, а ее лежащие на выщербленных перилах узкие руки машинально сжались в кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Однако выражение ее лица не изменилось.

– Предполагаешь? И что, если это на самом деле так? – спросила она. – Какое тебе дело?

– Я же сказал: я говорю от имени жены Энгуса.

– Неправда. – Женщина смерила Монка невыразимо презрительным взглядом. – Жена Энгуса тебя даже на порог не пустит! Она сразу позовет полицию, если к ней подойдет такой тип, как ты, если только он не станет просить милостыню.

Теперь детектив обратился к ней, тщательно выбирая выражения и следя за правильностью речи:

– Если б я пришел сюда в моей обычной одежде, на меня стали бы обращать внимание точно так же, как если б вы появились перед королевой в вашем наряде. Молодым дамам в таких случаях положено надевать белые платья, – добавил он.