Брат мой Каин

– Мне кажется маловероятным, чтобы кто-нибудь осмелился выдать Кейлеба, не будучи уверенным, что тот за это не отомстит. А о Селине вообще не идет никакой речи. Она, возможно, его боится, но в то же время любит по-своему.

За дверью послышался звук ударяющихся друг о друга ведер, однако она так и осталась закрытой.

Монк подался вперед.

– Откуда тебе это известно? Ты знакома с Селиной? – спросил он удивленно. То, что эта мысль так его взволновала, показалось сыщику глупым, но он опасался упустить последний шанс, позволяющий ему завоевать ее доверие. – Она, как и все остальные, может только бояться его.

Эстер улыбнулась; лицо у нее просветлело и уже не казалось столь изможденным.

– Я не сомневаюсь, что она его боится, – согласилась она. – И у нее наверняка постоянно появляются новые причины для этого. Однако, несмотря ни на что, она в то же время любит его по-своему и даже испытывает за него немалую гордость.

– Гордость! Скажи на милость, из-за чего? Это просто какое-то средоточие порока!

Стоило ему произнести эти слова, как Уильям тут же пожалел, что именно так выразил собственные мысли. Лицо Кейлеба, словно проклятие, сразу возникло перед его мысленным взором, искаженное злобой и вместе с тем свидетельствующее о незаурядных умственных способностях. Этот человек был способен добиться в жизни гораздо большего. Он мог бы обладать всем тем, чем владел Энгус. Однако зависть разъела его душу настолько, что он, охваченный в конце концов безумной ненавистью, совершил убийство, уничтожив не только собственного брата, но заодно и все то положительное, что еще оставалось в нем самом. Монк неожиданно ощутил острую болезненную жалость по отношению к нему, в то же время исполненную нестерпимого отвращения. Однако он сам знал, что такое гнев. Правда, ему, слава богу, не приходилось убивать. И что, если Энгус был на самом деле лицемером, кровожадным негодяем, скрывавшимся под личиной внешней привлекательности и достаточно изворотливым для того, чтобы оставаться безнаказанным?

Эстер не мешала его раздумьям, и теперь детектив даже пожалел об этом. Однако медсестра молча сидела и ждала, пристально глядя в его сторону. Она слишком близко его знала, и это вызывало у Монка ощущение неловкости.

– Ну, – потребовал он наконец, – за что она может им гордиться?

– Потому что его никто не посмеет обмануть или оскорбить, – ответила сиделка таким тоном, словно излагала общеизвестную истину. – Он силен. Его имя у всех на устах. То, что он остановил на ней свой выбор, придает ей вес в глазах окружающих. Они побоятся использовать ее в своих интересах.

Поднявшись, Уильям отвернулся, засунув руки в карманы.

– И каков же предел ее устремлений? Принадлежать человеку, которого больше всех ненавидят и боятся на Собачьем острове? Господи, разве это жизнь?! – Он вспомнил изящные черты Селины, ее крупный рот и дерзкий взгляд, гордую, чуть раскачивающуюся походку… Она, несомненно, заслуживала большего.

– Ей живется лучше, чем другим женщинам ее круга, – негромко проговорила мисс Лэттерли. – Ей не слишком часто приходится голодать и страдать от холода, и с нею никто не обходится грубо.

– Кроме Кейлеба! – заявил Монк.

– Это уже кое-что, – спокойно ответила медсестра. – Многие женщины мечтают уйти отсюда, но это мало кому удается, разве что они находят убежище в публичных домах Хаймаркета или где-нибудь похуже.

Тон Эстер заставил сыщика вздрогнуть, несмотря на то что сейчас она говорила правду.

– Мэри рассказывает, что это удалось одной симпатичной девушке, какой-то Джинни, – продолжала мисс Лэттерли, хотя ее собеседника это не интересовало. – Которая, как показалось Мэри, вышла замуж. Однако она, наверное, выдает желаемое за действительное. Джентльмены не станут жениться на девушках из Лаймхауса.

Это вполне соответствовало действительности, и если б Монк сделал такое заключение сам, он счел бы его справедливым. Однако в устах Эстер оно прозвучало грубо и безысходно, что невольно вызвало у него отвращение.

– Тебе известно что-нибудь полезное? – коротко бросил он. – То, что Селина его не предаст, ничем мне не поможет.

– Ты сам меня спросил, – заметила девушка. – Но я могу назвать имена нескольких его врагов, которые с удовольствием утопят его, если при этом не пойдут на дно сами.

– Правда? – Сыщику не удалось скрыть интерес к услышанному. Самому ему до сих пор не удалось выяснить ничего столь определенного. Ему, конечно, не будут здесь доверять так, как мисс Лэттерли; она жила и работала в окружении местных жителей, ежедневно рисковала жизнью, помогая им в беде… Но Уильям торопливо отбросил от себя эту мысль. – Кто они? Где мне их искать?

Эстер вручила ему список с пятью именами – одного мужчины, трех женщин и юноши – с указанием, где он мог с ними встретиться.

– Спасибо, – искренне поблагодарил ее Монк. – Это просто отлично. Если кто-то из них сообщит мне что-нибудь полезное, мы, возможно, еще сумеем помочь миссис Стоунфилд. Я начну прямо сейчас.

Однако детектив не сразу стал заниматься поиском этих людей. В тот вечер он собирался встретиться с Друзиллой и с нетерпением ждал этого удовольствия. Даже ради того, чтобы помочь Женевьеве, Уильям не мог заставить себя отказаться от этого и обшаривать трущобы и ночлежки Лаймхауса темной и холодной ночью. Заняться этим завтра будет, несомненно, легче и безопаснее. Кейлеб наверняка знает, что Монк продолжает охотиться за ним. А он не из тех, кто станет сидеть сложа руки, дожидаясь, пока до него доберутся.

Погода, наконец, улучшилась: вечер выдался сухим и холодным, а небо подернулось лишь тонкой пеленой дыма, скрывавшего от глаз звезды.

В половине восьмого сыщик, надев самый лучший костюм, вышел из кеба у подъезда Британского археологического общества на Сэквилл-стрит, где они с Друзиллой договорились встретиться. Она сама попросила его подъехать сюда, потому что, по ее словам, раньше обещала одному из знакомых отправиться с ним на ужин, на котором ей наверняка пришлось бы скучать. Девушка предупредила его, что не сможет выполнить обещание, однако чтобы избежать долгих и не совсем честных объяснений, решила в этот вечер не оставаться дома.

Она появилась ровно в половине восьмого, как они с Монком и договаривались. На ней было шелковое платье с широкой юбкой цвета пламени свечи, отражавшегося в бокале с бренди, которое ей очень шло. Казалось, мисс Уайндхэм сама светилась в окружении золотистых, рыжевато-коричневых и бронзовых тонов, а ее кожа будто бы сделалась еще более нежной и теплой.

– У вас какие-нибудь неприятности? – весело поинтересовалась она. – Вы выглядите чересчур серьезно, Уильям.

Услышав из ее уст собственное имя, Монк испытал какое-то необъяснимое удовольствие, поэтому ему стоило немалых усилий вновь сосредоточиться.

– Нет, ничего подобного. Мне даже удалось узнать кое-что новое, и теперь я надеюсь выяснить, где бедный Энгус нашел свою смерть, – рассказал он своей спутнице.

– Правда? – с жадным интересом спросила та и, взяв его под руку, зашагала рядом, пока сыщик пытался приноровиться к ее походке. – Это, наверное, ужасно. Вы считаете, что на такой поступок его толкнула одна только зависть? Но почему именно сейчас? Ведь он, должно быть, завидовал брату долгие годы… – По телу Друзиллы пробежала легкая дрожь. – Интересно, какая неожиданная причина заставила его на это пойти? Это, конечно, не имеет значения, но неужели вам не хочется узнать? – Она обернулась, с любопытством заглянув детективу в лицо. – Вам не кажется, это один из самых интересных вопросов на свете – почему люди делают подобные вещи?

– Да, конечно, вы правы, – согласился Уильям.

Юная леди даже не представляла, какую больную струну в нем задела, о скольких совершенных им поступках ему пришлось узнать лишь благодаря косвенным свидетельствам, так и не сумев вспомнить, как это происходило и по какой причине он это сделал. Когда человек понимает, что движет его действиями, он всегда может найти им оправдание.

– У вас печальный вид. – Большие светло-карие глаза девушки искательно заглядывали ему в лицо. – Куда нам пойти, чтобы я смогла заставить вас встряхнуться? Вы по-прежнему считаете вдову невиновной? Или предполагаете, что она недавно познакомилась с Кейлебом?

Такая мысль показалась Монку смешной. Он просто не представлял, чтобы у благовоспитанной, экономной, домашней Женевьевы могло появиться что-либо общее с жестоким нелюдимым Кейлебом, жившим кое-как, не зная, когда он будет в следующий раз есть и где ему придется ночевать.

– Нет, не предполагаю. – Сыщик помотал головой.

– А почему бы и нет? – упорствовала его собеседница. – Ведь он, наверное, очень похож на ее мужа. В нем, вероятно, есть что-то такое, что могло привлечь ее. – Друзилла улыбнулась, и глаза ее заискрились смехом. – Я понимаю, вы считаете Энгуса достойным и порядочным во всех отношениях. – Она пожала плечами. – Но, может быть, он казался жене немного скучным? Это свойственно многим достойным людям, разве вы не знаете?


Уильям ничего не ответил.

– Вам никогда не встречались добропорядочные женщины, с которыми можно умереть от скуки? – Уайндхэм посмотрела на него искоса, чуть опустив ресницы.

Монк тоже улыбнулся. Если б он стал это отрицать, она бы ему не поверила. К тому же Энгус мог обладать всеми качествами достойного мужа и при этом казаться Женевьеве нудным.

– Если это даже и так, где они, по-вашему, могли встречаться? – задумчиво спросила Друзилла. – В каком месте приличная женщина, да еще имеющая весьма смутное представление о неблагополучных районах города, станет проводить время с любовником?

– Это зависит от того, кто именно ее любовник, Тайтус Нивен или Кейлеб, – ответил детектив, не собираясь воспринимать такое предположение всерьез и в то же время желая доставить приятельнице удовольствие. Проводить с ней вечер таким образом казалось ему куда интереснее, чем отправиться на какой-нибудь музыкальный концерт или прослушать лекцию, какой бы занимательной та ни была.

Они перешли на другую сторону улицы, и Монк взял девушку за руку чуть крепче. Теперь сыщик чувствовал себя очень хорошо – ему вдруг сделалось тепло, несмотря на сырой ветер, дующий вдоль улицы и приносящий с собой запах дыма, вырывающегося из множества печных труб.

Общество Друзиллы действовало на него благотворно.

– Что, если ей захотелось поразвлекаться? – весело заметил Уильям. – Если Энгус казался ей скучным, она наверняка стала бы стремиться туда, где ему определенно не понравилось бы.

– В мюзик-холл! – со смехом предложила мисс Уайндхэм. – В какой-нибудь дешевый балаган. На кукольное представление, например, с Панчем и Джуди? Или послушать оркестр уличных музыкантов? На свете существует множество занятий, которые щепетильный человек сочтет для себя неприемлемыми, но которые тем не менее кажутся весьма увлекательными, вы так не считаете? Как насчет того, чтобы постоять рядом с шарманщиком? Или отправиться на благотворительный базар? – Она негромко хихикнула. – Пип-шоу? Кулачные бои?

– Что вам известно о кулачных боях? – удивленно поинтересовался Монк. Этот, с позволения сказать, вид спорта считался жестоким, к тому же запрещался законом.

Друзилла сделала неопределенный жест рукой.

– Ничего! Просто я попыталась представить ее, увлеченную чем-нибудь бесшабашным, в таком месте, где Энгус никогда не станет ее искать и она не попадется там на глаза никому из людей своего круга общения, – объяснила она. – В любом случае Женевьева предпочла бы встречаться с ним там, где ее заведомо не мог бы встретить никто из знакомых. Они бы, еще чего доброго, проговорились, а ей никак нельзя было этого допускать, тем более если она была соучастницей убийства.

– То, что ее могли увидеть с Кейлебом, не имело особого значения, – заметил Уильям. – При плохом освещении его вполне можно принять за Энгуса, особенно если он оденется более-менее прилично.

– Ах! – прикусила губу его спутница. – Да, конечно… Это я как раз упустила из виду.

Они прошли молча ярдов пятьдесят или около того, пока не приблизились к перекрестку. Монк провел девушку через площадь Пикадилли, в ту сторону, откуда начинался кратчайший путь на Хаймаркет. Там, на Грейт-Виндмилл-стрит или Шафтсбери-авеню, можно было найти большинство тех увеселений, о которых они только что говорили.

При свете газовых фонарей, на фоне ярко горящих витрин магазинов, среди многочисленных любителей театра и массы зевак они стали замечать женщин, неторопливо прохаживающихся по улицам, вызывающе развернув плечи и соблазнительно покачивая бедрами, так что из-под их юбок как бы невзначай показывались лодыжки.

Эти женщины заметно отличались друг от друга: среди них встречались розовощекие деревенские девушки, бледные утонченные горожанки, модистки, портнихи или домашние служанки, потерявшие место, став жертвой соблазна. Были там и женщины постарше, некоторые со следами венерической болезни на лице.

Молодые, хорошо одетые джентльмены прогуливались неподалеку в поисках подходящей пары. Рядом с ними можно было увидеть мужчин постарше, даже седоволосых. Время от времени очередная парочка, взявшись под руку, исчезала в подъезде какого-нибудь дома, где находились меблированные комнаты.

Мимо проезжали экипажи – раздавался стук подков, перемежающийся со смехом седоков. Яркие театральные афиши рекламировали мелодраматические и пикантные пьесы. Уильям с Друзиллой прошли мимо жаровни с каштанами, и их на мгновение обдала волна теплого воздуха.

– Не хотите попробовать? – предложил Монк.

– Да! Я бы не отказалась, – тут же согласилась его спутница. – Я так давно их не ела…

Детектив купил трехпенсовую порцию, и они разделили ее пополам, осторожно откусывая маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы и язык и время от времени переглядываясь. Каштаны оказались на редкость вкусны, хотя и были чуть подгоревшими снаружи и слишком горячими даже в этот холодный вечер.

Вокруг них звучал смех, и в воздухе, казалось, ощущался острый привкус опасности. Некоторые из проходящих мимо мужчин высоко поднимали воротники и надвигали пониже шляпы, явно не желая, чтобы их кто-нибудь узнал, когда они отправились на поиски удовольствий. Другие, наоборот, вели себя подчеркнуто дерзко, не стесняясь отпускать непристойные замечания.

Друзилла теснее прижалась к Монку. Глаза у нее светились, а лицо казалось гладким, и на нем появился румянец, свидетельствующий о внутреннем возбуждении, из-за чего от ее кожи как будто исходило какое-то сияние, делавшее ее еще более прекрасной. Девушка словно собиралась вот-вот рассмеяться над какой-нибудь чудесной шуткой.

Они прошли мимо пип-шоу, и сыщик неожиданно подумал, что им вряд ли удастся что-нибудь узнать. Ему не представлялось возможным выяснить, бывала ли здесь Женевьева, а если да, то с кем, поскольку он не располагал ее портретом. Однако Монк не собирался говорить об этом Друзилле, не желая портить ей и себе хорошее настроение. Миссис Стоунфилд, возможно, на самом деле способствовала убийству Энгуса, однако он в это не верил. До тех пор, пока не обнаружат его тело, она не получит ничего, рискуя еще и всего лишиться.

Спустя час, когда они двигались по Грик-стрит в направлении Сохо-сквер, мисс Уайндхэм все-таки задала этот вопрос, и Монку пришлось на него ответить.

– Но что, если тело в конце концов найдут? – спросила она, поднявшись на тротуар, и прошла чуть вперед, покачивая бедрами – подражая проституткам, – после чего снова разразилась смехом. – Простите меня! – весело сказала девушка. – Но это так здорово, когда целый вечер можно ни о чем не переживать, не беспокоиться, правильно ли ты поступаешь, о том, кто тебя слышит и видит, осудит ли тебя пожилая леди такая-то и кому она об этом потом расскажет… Такая свобода доставляет огромное удовольствие. Спасибо вам, Уильям, за этот неповторимый вечер! – И прежде чем детектив успел ответить, торопливо продолжила: – Наверное, у них есть причина держать это в тайне?

– Какая причина? – удивленно переспросил Монк. Сейчас он испытывал слишком большое удовольствие, чтобы задумываться над нелогичностью всего происходившего. Завтра у него будет достаточно времени, чтобы посвятить его действительности. Но этот вечер принадлежал лишь ему и Друзилле.

– Ах! – Остановившись словно вкопанная, мисс Уайндхэм обернулась, широко раскрыв глаза и пританцовывая от волнения. – Я догадалась! Что, если Энгус объявится вновь, целый и невредимый, и скажет, что он пострадал в схватке с Кейлебом, который ранил его – возможно, ударил по голове, – из-за чего он не мог ни с кем связаться? Он потерял сознание, лежал в бреду… И ему кажется, что Кейлеб мертв…

– Но Кейлеб жив, – заметил сыщик. – Я видел его, и он признался, что убил Энгуса. В…

– Нет, нет, – с жаром в голосе перебила его девушка, – подождите! Дайте мне договорить! Он, конечно, жив, и он сделал это! Неужели вам непонятно? Тот Энгус, который вернется, – это на самом деле Кейлеб. Они с Женевьевой покончили с Энгусом, и когда станет невозможно уличить его во лжи, когда тело… – Она сморщила нос. – Когда оно достаточно разложится, врачам останется только подтвердить, что это один из братьев! К тому времени лицо убитого сделается совершенно неузнаваемым, не останется прежних ухоженных рук, чистых ногтей и всего остального. Если Женевьева заявит, что этот человек, который вернулся, и есть Энгус, кто станет с нею спорить? – Друзилла вцепилась Монку в рукав. – Уильям, это же гениально! Этим можно все объяснить!

Детективу, несмотря на все старания, не удавалось найти какой-нибудь аргумент, опровергающий подобное предположение. Он не верил в такую возможность, однако такое вполне могло случиться. Чем дольше сыщик об этом думал, тем более вероятным ему это казалось.

– Так ведь? – настойчиво требовала Уайндхэм. – Скажите, правда, я гениальный сыщик, Уильям? Вы должны сделать меня своим помощником. Я сумею подвести теорию под любое из ваших дел. Вам останется только найти доказательства – и всё.

– Замечательная мысль! – со смехом ответил Монк. – Вы не хотите поужинать по такому поводу?

– Да, я бы не отказалась. С шампанским. – Юная леди окинула взглядом ярко освещенную улицу с заманчивыми витринами. – Куда вы собираетесь меня пригласить? Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы мы отметили это событие в каком-нибудь восхитительном злачном и в то же время интересном месте! Я не сомневаюсь, вы наверняка знаете немало подобных уголков.

Детектив, наверное, действительно знал такие места до того несчастного случая, но сейчас он мог лишь догадываться об этом. Ему не следовало приглашать свою спутницу туда, где ей станет скучно, а также туда, где она может очутиться в неловком положении, что ей, несомненно, не понравится. И он, конечно, вряд ли мог рассчитывать на то, что Калландра оплатит подобные расходы. Она наверняка осудит такой поступок, сочтя его изменой по отношению к Эстер, как бы нелепо это ни выглядело. А это действительно было нелепо. Отношения Уильяма с мисс Лэттерли сложились не в результате его собственного выбора, а в силу соединивших их обстоятельств. Их никак нельзя было назвать романом; они скорее являлись сотрудничеством в некоторых областях деятельности, носили деловой характер, если смотреть на них с определенной точки зрения.

Друзилла тем временем ждала с исполненным надежды лицом.