Брат мой Каин

* * *


Однако, покидая дом Рэйвенсбрука, сыщик чувствовал себя слегка полегче. В душе у него как будто ничего не изменилось: в нем по-прежнему закипал гнев, а страх оставался столь же острым. Однако теперь он больше не был одинок и поэтому уже не испытывал прежнего отчаяния, заставлявшего его страдать больше всего.

Уильям шагал по тротуару, не замечая прохожих, если только не наталкивался на них. Теперь он не обращал внимания даже на стекавшие по его лицу капли смешавшегося с копотью дождя. Он найдет то место, где Кейлеб убил собственного брата. Возможно, ему не удастся обнаружить труп, но он отыщет подтверждающие смерть Энгуса доказательства и станет свидетелем того, как Кейлеба повесят за это преступление. Наверняка существуют какие-нибудь улики или где-то есть свидетель, так что может возникнуть определенная цепь событий, в результате чего Кейлеб не сможет уйти от ответственности. Монк должен выяснить, где произошло убийство и кто о нем знает, каких бы усилий это от него ни потребовало.

Ближе к полудню детектив добрался до Собачьего острова и вновь вошел в знакомый дом на Манила-стрит, собираясь переговорить с Селиной, которая сначала не пожелала его видеть. Она казалась чем-то напуганной, и Уильям догадался, что Кейлеб недавно был здесь. Девушка упорно молчала, оставаясь преданной своему сожителю и в то же время испытывая перед ним страх. И на это у нее, судя по всему, имелись веские причины.

Монк стоял напротив нее посреди холодной, чисто прибранной комнаты.

– Кейлеб убил Энгуса, и я собираюсь это доказать, – проговорил он зловещим тоном. – Рано или поздно, но я все равно увижу, как его вздернут. Поможешь ли ты мне в этом деле или предпочтешь болтаться рядом, решать тебе самой.

В ответ Селина промолчала, вызывающе посмотрев на сыщика. Она чуть склонила голову набок и выставила вперед ногу, словно желая лишний раз показать, насколько она уверена в себе. Однако Уильям заметил, как у нее побледнели костяшки сжатых в кулаки пальцев, как будто она почувствовала неожиданный приступ страха.

– Ты считаешь его опасным скотом, – мрачно продолжал детектив. – Но если ты станешь мне поперек дороги, он покажется тебе образцом порядочности.

– Такова его жизнь, – презрительно бросила девушка в ответ, смерив Монка взглядом с головы до ног и обратив внимание на отличный покрой его пальто и начищенные ботинки. – Вы наверняка и понятия не имеете, что такое опасность.

– Поверь, мне тоже осталось мало что терять, – горячо заявил ее гость.

Селина посмотрела на него еще внимательней, заглянула ему в глаза, и выражение ее лица постепенно изменилось. Стоило ей догадаться, какая ярость и отчаяние охватили его сейчас, как от презрения к нему не осталось и следа.

– Я не знаю, где он, – спокойно сказала она.

– На это я и не рассчитывал. Я хочу узнать, где он встречался с Энгусом – все известные тебе места, где они бывали вдвоем или, по крайней мере, могли бывать. Он убил Энгуса. И кто-то где-нибудь наверняка об этом знает.

– Вам никто ничего не скажет! – Девушка вновь вздернула подбородок, словно желая защититься и выражая этим жестом своего рода гордость.

– Ошибаешься! – Монк горько усмехнулся. – Неважно, как с ними может поступить Кейлеб, но это в любом случае будет лучше бесконечно долгой последней ночи и встречи с палачом ровно в восемь утра.

С губ Селины сорвалось проклятие, а ее полный ненависти взгляд напомнил сыщику о Друзилле, из-за чего он больше не стал испытывать к собеседнице ни малейшей жалости.

– Где они встречались? – снова спросил Уильям.

Ответом ему было молчание.

– Тебе когда-нибудь приходилось видеть труп висельника? – пристально посмотрел детектив на тонкую шею собеседницы.

– В трактире «Артишок» рядом с Блэкуолл-Стэрс, – сдалась она наконец. – Только вам это не поможет. Никто все равно ничего не скажет. Надеюсь, вы скоро попадете в ад. Вас там утопят в выгребной яме, а ваше тело скормят крысам.

– Именно так он поступил с Энгусом?

– Господи, я не знаю! – Однако нарумяненное лицо девушки побледнело, а в глазах у нее промелькнуло выражение ужаса. – Неужели вам не ясно?!

Монк вновь из конца в конец пересек под непрекращающимся дождем Манила-стрит и двинулся дальше в восточном направлении.

Хозяин «Артишока» молча подал ему кусок пирога с угрем и бокал эля, но при этом посмотрел на него с явным подозрением. В этом трактире не появлялись посетители, одетые так, как был одет сейчас сыщик, однако деньги есть деньги, и хозяин принял их без каких-либо возражений.

Перекусив, Уильям принялся расспрашивать других посетителей. Сначала он делал это довольно вежливо, но вскоре в его голосе появились угрожающие нотки. Из того, что ему удалось узнать, лишь одна новость могла впоследствии оказаться полезной, но тот, кто ее сообщил, поступил так в отместку за какое-то оскорбление. Однако подобные показания не раз приносили свои плоды. Озлобленный человек способен выдать даже больше, чем ему известно. Хозяин, как будто невзначай, заметил, что у Кейлеба Стоуна есть несколько друзей, которых он либо выбрал сам, либо их отношения строились по принципу взаимной выгоды. Один из них, столь же опасный и жадный тип, владеет лесным складом неподалеку от Кэттл-Воф. Кейлеб, судя по всему, считает его верным товарищем и наверняка доверяет ему, а этот человек, если верить хозяину трактира, способен отомстить таким, как Монк, если они причинят Кейлебу зло.

Спустя четверть часа Уильям снова двигался на восток, находясь теперь в Колдхарборе, возле берега реки, чьи тяжелые серые воды несли на себе корабли, баржи и разнообразный городской мусор, подхваченный быстрым течением. Мимо проплыли дохлая крыса и полдюжины гнилых деревяшек. Запах нечистот неприятно ударял в ноздри. Клиппер с наполовину убранными парусами величественно спускался вниз, направляясь из устья Темзы к морю и дальше в открытый океан.

Монк без труда нашел лесной склад, но он стал для него лишь чем-то вроде отправной точки для настоящих поисков. Если Кейлеб уже давно замышлял убить брата, он бы постарался выбрать для этого какое-нибудь укромное место. Ему наверняка не хотелось рисковать, оставляя свидетеля. На берегах реки жило немало людей, которые бы только обрадовались, если бы им представилась возможность покончить с Кейлебом Стоуном.

А если убийство случилось во время ссоры, ему также необходимо было укрыться где-нибудь подальше, чтобы обдумать, как поступить с телом. Просто бросить его в реку наверняка показалось убийце слишком рискованным, особенно если дело происходило днем. К трупу следовало привязать груз и утопить его посредине реки. А еще лучше – отвезти в Лаймхаус и похоронить вместе с умершими от тифа. И на все это требовалось время.

Спрашивать о таком напрямую показалось Монку бессмысленным, поэтому он, подняв повыше воротник пальто, принялся обходить прилегающую к складу территорию. Ему попадались рабочие и изголодавшиеся бродяги, страдавшие от холода или больные, – они прятались кучками в подворотнях, укрываясь кусками мешковины или брезента. Детектив обращался с вопросами к каждому из них. Он пересек весь Колдхарбор из конца в конец, а потом прошел по мосту через Блэкуолл-Бэйзин, направившись к лестнице, спускавшейся к воде, текущей с негромким, похожим на шипение звуком.

Очутившись на берегу, Уильям неторопливо направился вниз по течению, обходя осклизлые камни и сырые куски дерева, пробираясь сквозь завалы гниющих щепок, мимо причалов, где грузились или разгружались суда. На пути ему попадались целые горы различных товаров, кучи недавно пойманной рыбы, бухты каната и тюки брезента. Он поднимался и спускался по лестницам, пересекал по узким мосткам заполненные темной водой протоки, ведущие к большим и малым эллингам и докам. Всюду его преследовал омерзительный запах, звуки падающих капель и чавкающей под ногами грязи, скрип дерева и натянутых веревок.

К концу дня сыщик совершенно измучился, разозлился и промерз до костей, но тем не менее не собирался отступать. Где-то здесь Кейлеб убил Энгуса. Кто-то должен был видеть, как они ссорились, слышал их голоса, а также крики гнева и боли – а потом на глазах этих людей Кейлеб тащил к воде тело мертвого брата. Если дело дошло до схватки, близнецы, наверное, бились на равных, какими бы разными людьми они ни являлись. Если Энгус уступал брату с точки зрения физической подготовки и умения драться, то этот недостаток, возможно, отчасти возмещался за счет того, что он лучше питался и обладал более крепким здоровьем.

Поужинав в другом трактире, Монк вновь углубился в темноту. Дождь прекратился, и погода стала еще холоднее. Поднимавшийся от реки туман стелился по улицам, из-за чего редкие неяркие огни казались еще более тусклыми. С невидимых в густой дымке барж долетал монотонный звук сигнальных рожков, далеко разносившийся над водой. На углу Робин-Гуд-лейн и Ист-Индия-Док-роуд двое мужчин грелись возле жаровни с каштанами.

Уильям тоже приблизился к ней в надежде хотя бы ненадолго спастись от свирепого холода. Рядом с огнем, в обществе этих людей он почувствовал себя немного уютнее в окружении непроглядной тьмы, пронизанной неумолчным шумом накатывающихся на берег волн и пропитанной влагой, оседающей мелкими каплями на всех предметах и наполненной множеством негромких звуков, как будто она была каким-то живым существом.

Приблизившись почти вплотную, Монк заметил, что один из мужчин носил старую матросскую куртку, слишком тесную ему в плечах, однако непромокаемую. Одежда другого на первый взгляд могла показаться сшитой на заказ, если б это не являлось нелепостью в подобном месте. Окинув взглядом обладателя этого костюма с головы до ног, сыщик заметил, что его одежда сидит на нем свободно, можно сказать, бесформенно свисает. Когда мужчина протянул руку к жаровне, Уильям увидел, что его пальто настолько изорвано, что его можно принять за открытое с боков. Он также обратил внимание на темное пятно немного пониже плеча, приняв его за след, оставленный влагой. Бедняга, подумал сыщик. Он и сам здорово замерз даже в своем пальто из добротного сукна.

– Каштанов на два пенса, – довольно дерзко проговорил Уильям, не желая, чтобы эти люди смотрели на него, как на чужака.

Человек в пальто молча протянул руку, и Монк положил ему на ладонь двухпенсовую монету.

Мужчина опытной рукой отобрал дюжину орехов и отодвинул их в сторону, чтобы они немного остыли. Его пальто отличалось изящным покроем. Лацканы казались отлично пригнанными, а идущий по краю воротника шов свидетельствовал о том, что портной хорошо знал свое дело. Детектив неплохо разбирался в подобных вещах. Это пальто сшили для человека одного с ним роста и одинаковой ширины плеч.


Для Энгуса Стоунфилда?

Уильям перевел взгляд на брюки мужчины. Слабого света горящих в жаровне углей было явно недостаточно, однако он решил, что раньше они принадлежали тому же человеку, который носил это пальто.

В голову Монку неожиданно пришла дикая мысль. Додуматься до такого можно было лишь в порыве отчаяния.

– Я поменяюсь с тобой одеждой за гинею! – предложил он продавцу каштанов.

– Что? – Тот посмотрел на него так, словно не поверил собственным ушам.

Подобное предложение показалось бы смешным любому на его месте. Сыщик не переодевался после того, как ушел из дома Рэйвенсбрука, и его пальто обошлось ему в несколько фунтов. Сейчас он не мог позволить себе заказать новое. Но если Друзилла не оставит своих намерений, он вскоре может сделаться таким же нищим, как стоящий рядом с ним оборванец. А так он, по крайней мере, получит удовольствие, разоблачив перед этим Кейлеба Стоуна. Справедливость восторжествует, хотя бы частично!

– Мое пальто на твою куртку и брюки, – повторил Уильям.

Оборванец на некоторое время задумался, явно взвешивая шансы.

– И вашу шляпу в придачу, – попробовал он поторговаться.

– Пальто или ничего, – бросил в ответ Монк.

– Что я буду делать без штанов? – поинтересовался бродяга. – Это неприлично.

– Тогда забирай мои брюки и сюртук, а пальто останется у меня, – предложил детектив. – И шляпу тоже. – Такой вариант сделки показался ему даже лучше. В любом случае у него найдутся другие костюмы.

– Дайте мне подумать. – Оборванец, похоже, не торопился соглашаться, опасаясь какого-нибудь подвоха.

Монк распахнул свое пальто, позволив ему оценить костюм.

– Идет! – тут же согласился бродяга. – Ты, наверное, рехнулся, приятель, но уговор дороже денег.

Они торжественно обменялись одеждой здесь же, возле жаровни, под покровом туманной ночной мглы. При этом Уильям не выпускал из рук пальто, на случай если оборванец, чего доброго, попытается прихватить с собой и его.

– Ты точно дурачок, – повторил он, завернувшись в теплый сюртук сыщика. Тот оказался слишком велик для него, но все же был гораздо лучше того, который он только что променял.

Снова надев пальто, Монк кивнул другому мужчине, наблюдавшему за этой сценой, не веря собственным глазам, словно она пригрезилась ему с перепоя, а потом повернулся и зашагал назад по Ист-Индия-Док-роуд, направляясь туда, где можно было остановить кеб и вернуться, наконец, домой.



Проснувшись на следующее утро, Уильям почувствовал легкое головокружение, озноб и напряжение во всем теле, словно он заранее предвкушал успех, которого ему, наконец, удалось добиться после долгих утомительных поисков. Потом, поднявшись с постели и чихнув, мужчина вспомнил о Друзилле, и ощущение радости тут же покинуло его: оно словно вытекло из него, как кровь из перерезанной вены.

Монк умылся, побрился и оделся, прежде чем решил осмотреть костюм, который раздобыл предыдущей ночью. Квартирная хозяйка принесла завтрак, который он проглотил, даже не почувствовав вкуса пищи и спустя пять минут уже забыв, что именно он ел.

Наконец детектив взял одежду, в первую очередь сюртук, и принялся внимательно изучать ее возле окна при холодном дневном свете. Сюртук был сшит из тонкой шерстяной ткани, в которой четко выделялись узлы вязки. Покрой его отличался изяществом и в то же время казался весьма консервативным, без каких-либо уступок веяниям моды, что лишний раз подчеркивало отличное качество работы. На одном из швов портной выстегал собственное имя. С точки зрения улик, наиболее важным казалось то, что бока сюртука оказались разорваны, словно кто-то распорол их ножом. Примерно в десяти дюймах ниже левого плеча Монк обнаружил пятно крови размером около четырех дюймов, находящееся приблизительно напротив того места, где у человека расположено сердце, – правда, не спереди, а сзади. Он также обратил внимание на маленькую, не больше дюйма в длину, дырку возле правого локтя и на несколько спутавшихся между собой и вытянутых из ткани волокон на правом предплечье. Носивший этот сюртук человек наверняка участвовал в серьезной схватке, возможно ставшей для него роковой.

Брюки, как заметил Уильям вчерашним вечером, оказались сшиты из того же материала, что и сюртук. Одно колено было разорвано; на обеих штанинах, покрытых пятнами грязи, несколько ниток вытянулось из ткани, а пояс сзади насквозь пропитался кровью.

У Монка оставался единственный выбор. Ему следовало показать эти вещи Женевьеве Стоунфилд. Если она их не опознает, предъявлять их в качестве улик будет бессмысленно. Мысль о том, что ему придется подвергать миссис Стоунфилд такому испытанию, вызывала у сыщика отвращение, но у него не было другого выхода. Он не мог избавить ее от этой процедуры. Хотя если потом кто-то обнаружит труп, Уильям также не сумеет уберечь ее от участия в опознании.

В подобных случаях человеку не следует оставаться одному – рядом всегда должен находиться кто-нибудь из тех, кто способен его поддержать или, в крайнем случае, просто позаботиться о нем. На свете, наверное, не существует успокоения, с помощью которого можно сделать такую правду менее жестокой.

Но кто может занять это место? Эстер, как и Калландра, продолжала бороться с эпидемией брюшного тифа, а Энид Рэйвенсбрук еще далеко не оправилась после болезни. Лорда Рэйвенсбрука Женевьева, похоже, не ставит ни в грош, а возможно, она просто боится его. Арбатнот принадлежал к числу служащих конторы, являясь одним из тех, кому ей предстояло дать соответствующие указания относительно того, как следует управлять делами…

Кроме них, оставался лишь Тайтус Нивен. Монк одно время питал к нему недоверие, которое, однако, впоследствии оказалось напрасным. Этот человек отличался благородством, скромностью и к тому же сам слишком хорошо знал, что такое страдания, а поэтому наверняка мог утешить миссис Стоунфилд. Да, Уильяму следовало обратиться к Тайтусу. А если он имел отношение к гибели Энгуса, тонкая ирония этого обстоятельства станет еще одним элементом трагедии.

Связав вещи в узел и уложив его в дорожную сумку с мягкими боками, Монк отправился в путь.

Он застал Нивена дома, и тот принял его вежливо, не скрывая, однако, удивления. Он был одет столь же элегантно, как и прежде, но костюм его казался немного поношенным, а в камине уже не горел огонь, так что в комнате ощущался сильный холод. Это, похоже, вызывало у хозяина чувство неловкости, но он тем не менее не извинился перед гостем. Тайтус предложил сыщику кофе, что, как тот догадался, он вряд ли мог себе позволить – как сам кофе, так и газ, чтобы его сварить.

– Спасибо, но я только что позавтракал, – отказался Монк. – А кроме того, я пришел к вам по делу, которое вовсе не располагает к тому, чтобы наслаждаться напитками. Я буду вам очень признателен, если вы поможете мне сообщить о нем миссис Стоунфилд, причем как можно более мягко, и, оставшись с ней, постараетесь ее успокоить.

Лицо Нивена побледнело.

– Вы нашли тело Энгуса? – спросил он испуганно.

– Нет. Но я нашел одежду, которая, как мне кажется, могла принадлежать ему. Я хочу, чтобы она ее опознала.

– Это необходимо? – Бывший коммерсант говорил с трудом, как будто слова застревали у него в горле, глядя на своего гостя умоляющими глазами.

– Иначе я не обратился бы к вам с такой просьбой, – тихо проговорил детектив. – По-моему, эти вещи принадлежали ему, но я не могу подключить к расследованию полицию, пока у меня больше не останется на этот счет никаких сомнений. Кроме миссис Стоунфилд, в полиции никому не поверят на слово.

– А камердинеру? – чуть слышно спросил Нивен, но тут же осекся. Возможно, он уже знал, что Женевьева уволила всю прислугу, за исключением няни и горничной, не сомневаясь теперь в том, что Энгус больше не вернется. – Да… По-моему, вы правы, – согласился он. – Вы желаете, чтобы я поехал с вами?

– Если вы согласитесь. Она не вынесет такого известия в одиночку.

– А мне можно взглянуть на вещи? Я был близко знаком с Энгусом, и если только они не появились у него совсем недавно, я могу их узнать. Мне, по крайней мере, известны его вкусы и манера одеваться.