Брат мой Каин

Однако, судя по проницательному выражению ее лица, та все поняла. Перед мысленным взором мисс Лэттерли неожиданно вновь возникли те минуты, которые им пришлось провести в запертой комнате в Эдинбурге; она как будто вновь почувствовала себя в объятиях Уильяма и ощутила тот единственный страстный и вместе с тем какой-то возвышенный поцелуй.

– Я видела, как он расследовал другие дела, – поспешно заявила Эстер, почувствовав, как ее лицо заливается краской. Неужели миссис Стоунфилд догадалась о ее лжи? Судя по всему, да. – Не оставляйте надежду. – Она вдруг сделалась излишне говорливой, стараясь увести беседу в другое русло. – Уильям, похоже, уже выяснил правду. Теперь ему осталось найти убедительные с точки зрения властей улики… – продолжила девушка и вдруг осеклась.

Женевьева теперь улыбалась. Она ничего не сказала в ответ, однако ее молчание было красноречивее любых слов, и сейчас она как будто испытывала какое-то странное удовольствие.

– Вы родом из Лаймхауса? – тихо сказала мисс Лэттерли, и в голосе ее прозвучало скорее доверие, чем упрек. В глубине души она понимала, что задала такой вопрос ради самозащиты.

Миссис Стоунфилд покраснела, но тем не менее не отвела глаз от собеседницы, и в ее взгляде не появилось ни малейших признаков гнева.

– Да. Теперь, спустя столько лет, мне кажется, что там жила не я, а кто-то другой. – Женевьева чуть подвинулась, так что свет лампы теперь как будто еще больше оттенял застывшее у нее на лице выражение твердой решимости. – Но я не позволю, чтобы обстоятельства заставили меня вновь туда вернуться. Мои дети не будут там расти! И я не допущу, чтобы лорд Рэйвенсбрук кормил их, одевал и указывал, кем они должны стать в жизни. Я не желаю, чтобы он обнимал моих детей, чтобы он занял место Энгуса.

– Неужели он станет это делать? – медленно проговорила Эстер, представив мысленно темное благородное лицо Рэйвенсбрука, высокомерное и в то же время привлекательное.

– Не знаю, – откровенно ответила ее собеседница, – но я этого опасаюсь. Без Энгуса я чувствую себя ужасно одинокой. Знаете, он относился ко мне с пониманием. Не забывая, где я жила раньше, он прощал мне ошибки, которые я иногда допускала…

Медсестра живо представила всю картину страха и унижения этой женщины. Она вдруг с ужасающей ясностью осознала, какие чувства должна испытывать Женевьева, постоянно находясь в доме Рэйвенсбрука, сидя с ним за одним столом под пристальными и осуждающими взглядами окружающих. Любое нарушение правил тщательно разработанного этикета, любая ошибка речи не ускользнет здесь не только от самого Майло, но, что еще хуже, возможно, и от внимательного дворецкого, надменной экономки, насмешливых горничных… Одна лишь Энид, вероятно, этого не заметит.

– Конечно, – заявила Эстер, охваченная горячим порывом, – вы должны жить в собственном доме! Мистер…

Резкий стук в дверь не дал ей договорить. На пороге появилась экономка с суровым лицом и звенящими на поясе ключами.

– Вас желает видеть какой-то человек, мисс Лэттерли, – объявила она. – Вы можете переговорить с ним в кладовой дворецкого. Мистер Долман сказал, что он не возражает. Прошу прощения, миссис Стоунфилд.

– Кто этот человек? – спросила медсестра.

Лицо экономки осталось неподвижным: его выражение абсолютно не изменилось.

– Особа мужского пола, мисс Лэттерли. Остальное вы выясните сами. Если вам еще не известно, женской прислуге у нас не разрешается приглашать сюда знакомых мужчин, и это касается также и вас, пока вы здесь находитесь, чем бы вы ни занимались.

Слова экономки ошеломили девушку.

Однако Женевьева, напротив, ничуть не растерялась.

– Мисс Лэттерли не является прислугой, миссис Гиббсон, – быстро проговорила она. – Она профессионал, по собственной воле согласившаяся уделять нам время из уважения к леди Рэйвенсбрук, которая вполне могла умереть, если бы она ее не лечила!

– Если только вы считаете ремесло медсестры профессией, – возразила Гиббсон, презрительно фыркнув. – К тому же больных лечит Господь Бог, а не кто-нибудь из нас, миссис Стоунфилд. Вам, как христианке, это наверняка известно.

В голову Эстер пришло несколько мыслей насчет христианских добродетелей, начиная с милосердия, но сейчас ей не следовало затевать спор, который она заведомо не могла выиграть.

– Спасибо за известие, миссис Гиббсон, – ответила она, обнажив зубы и изобразив отдаленное подобие улыбки. – Вы очень добры.

Затем, кивнув Женевьеве, девушка поднялась из-за стола и вышла из комнаты.

Кладовая дворецкого находилась в том же коридоре через две двери. Мисс Лэттерли вошла туда, не постучавшись.

Она не стала скрывать удивления, увидев там Монка, показавшегося ей чуть ли не изможденным. Его осунувшееся лицо побледнело, а вокруг глаз залегли темные тени. Медсестра не видела его таким с тех пор, как он занимался делом Грея.

– Что случилось? – спросила она, закрыв за собой дверь и от страха ощутив неприятную пустоту в желудке. – Это не из-за Стоунфилда, нет? Это… не из-за Калландры? – Мысль о том, что ее подруга могла заболеть, была такой мучительной, что от внезапной боли у Эстер едва не закружилась голова. – Что-то случилось с Калландрой?

– Нет! – Голос Уильяма показался ей отрывистым; мужчина с трудом управлял им. – Нет, – повторил сыщик более спокойным тоном. Судя по выражению его лица, он испытал какое-то эмоциональное потрясение и теперь старался подобрать нужные слова, чтобы рассказать о нем.

Сиделка заставила себя подавить нетерпение. Ей не раз приходилось видеть людей, охваченных смятением и страхом. Если Монк выглядит настолько потрясенным, должно быть, случилось что-то на самом деле ужасное.

– Садись и рассказывай, – тихо проговорила она. – Что у тебя произошло?

В глазах детектива промелькнула вспышка раздражения, тут же вновь уступившая место страху. То, что он не стал возражать, испугало Эстер еще больше. Опустившись на мягкий стул, обитый светло-коричневой тканью, она сложила на коленях руки, спрятав их под передником, чтобы Уильям не видел ее судорожно сцепленных пальцев.

– Меня обвинили в оскорблении действием. – Эти слова мужчина произнес сквозь зубы, не глядя на девушку.

– И ты действительно виновен? – спросила она ровным тоном, зная, каким этот человек бывает в ярости, и помня о его физической силе. Мисс Лэттерли не забыла обнаруженный на Мекленбург-сквер труп избитого до смерти человека – Монк тогда заявил, что это, как он опасался, могла быть его жертва.

Детектив поднял на нее широко раскрытые глаза, и его лицо исказилось от гнева.

– Нет! – воскликнул он. – Святый Боже, нет! Как ты только могла такое вообразить?! – Слова прямо-таки душили сыщика. Он, казалось, никогда не простит Эстер этого вопроса. Его буквально трясло от злобы, все его тело напряглось – сейчас Уильям был способен совершить какую-нибудь жестокость лишь ради того, чтобы дать выход обуревавшим его невыносимым чувствам.

– Потому что я знаю тебя, – ответила медсестра, на самом деле еще больше убедившись, что не знает его совсем. – Если тебя кто-то как следует разозлил, ты мог…

– Речь идет о женщине! – Крик как будто застрял у ее собеседника в горле. – Чтобы я напал на женщину? Попытался овладеть ею силой?!

Слова Монка ошеломили мисс Лэттерли. Это выглядело настолько нелепо, что казалось просто смешным.

Однако он явно не собирался шутить и выглядел сильно напуганным. Подобное обвинение покончит с его карьерой – девушка прекрасно это понимала. Ее собственная профессиональная деятельность зависела от хорошей репутации, и Эстер не забыла, как однажды сама едва ее не лишилась. Именно Уильям тогда сражался за ее доброе имя, трудясь ночью и днем, чтобы доказать ее невиновность.

– Это смешно, – мрачно заметила медсестра. – Эта женщина, несомненно, не сумеет доказать, что так было на самом деле, но ты, столь же очевидно, не сумеешь доказать обратное, иначе не стал бы сюда приходить. Кто она такая и что у вас произошло? Может, она получила от тебя отказ? Или у нее, возможно, есть какая-нибудь еще причина для подобного обвинения? Что, если она забеременела и ей необходимо свалить на кого-то вину, чтобы обелить саму себя?


– Я не знаю. – Монк, наконец, тоже сел и устремил взгляд на лежащий на полу лоскутный ковер. – Я не имею понятия, что заставило ее так поступить, однако она явно действовала намеренно. Мы возвращались домой в кебе. После того, как провели вместе вечер… – Он замялся, опустив глаза. – Мы немного поразвлекались и вместе пообедали, что показалось нам обоим весьма приятным. Неожиданно она разорвала платье на груди, а потом, глянув на меня со злобой и ненавистью, закричала и выбросилась из экипажа прямо на ходу, на глазах у людей, возвращавшихся с какого-то вечера в Норт-Одли-стрит!

Эстер тоже ощутила неприятный холодок страха. Подобное поведение могло свидетельствовать о безумии. Эта женщина ставила под угрозу не только репутацию сыщика, но также и собственное доброе имя. Несмотря на все усилия изобразить себя невинной жертвой, ей все равно не удастся избежать сплетен и всевозможных догадок, причем зачастую далеко не лестных для нее.

– Кто она? – снова поинтересовалась мисс Лэттерли.

– Друзилла Уайндхэм, – проговорил Монк очень спокойным тоном, по-прежнему не глядя на собеседницу.

Девушка ничего не сказала в ответ. Ее охватило сразу несколько противоречивых чувств: облегчение, поскольку теперь Уильям уже не будет любить Друзиллу, потому что она обошлась с ним на редкость подло, – и ненависть к этой даме, совершенно не похожую на ту, которую она испытывала к ней раньше, поскольку сейчас эта женщина угрожала Монку. К этим чувствам примешивалось также опасение того, что Друзилла, чего доброго, нанесет сыщику жестокую травму, и гнев, вызванный несправедливостью такого поступка. В эти минуты Эстер и в голову не приходило интересоваться причинами случившегося.

– Кто она такая? – спросила медсестра. – Я имею в виду ее положение в обществе. В каких кругах она вращается?

Уильям посмотрел в ее сторону, впервые встретившись с ней взглядом.

– Мне известно не больше, чем я могу заключить, судя по ее поведению и разговору, что кажется не вполне достаточным. Только какое это имеет значение? Кем бы она ни была, она может покончить со мной с помощью подобного обвинения. Ей незачем иметь влиятельных родственников. – Монк снова повысил голос, словно досадуя, что мисс Лэттерли никак не может понять, о чем идет речь. – Любая женщина, сделавшая такое заявление, за исключением, может быть, служанки или проститутки…

– Я знаю, – резко перебила его Эстер, взмахнув рукой, как бы подводя окончательную черту. – Я думаю сейчас о другом, о том, как с ней бороться. Я знаю, кто твой враг!

– Мне нельзя с ней бороться! – Детектив повысил голос, и в нем зазвучали нотки гнева и отчаяния. – Если она обратится в суд, я могу все отрицать, но это не поможет, если она предпочтет распускать лживые слухи. Что ты предлагаешь? Чтобы я предъявил ей иск за клевету? Не болтай чепуху! Даже если бы я смог это сделать – что, впрочем, невозможно, – моя репутация все равно погибнет. Даже если я просто заявлю, что она лжет, мое положение станет еще хуже. – Теперь Уильям напоминал человека, стоящего на краю пропасти: лицо его не выражало ничего, кроме ужаса перед грядущим крахом.

– Конечно, нет, – тихо сказала мисс Лэттерли. – Кто тебе это посоветовал? Лорд Кардиган?

– Что за чертовщину ты мелешь?!

– Я имею в виду атаку бригады легкой кавалерии[5], – с горечью ответила девушка.

Судя по выражению лица Монка, он наконец понял, о чем идет речь.

– Так что же ты предлагаешь? – поинтересовался он без особой надежды.

– Я пока не знаю точно, – ответила Эстер, поднявшись на ноги и приблизившись к одному из маленьких окон, – но наверняка не безрассудный наскок на батарею противника. Если враг зарылся в землю и ощетинился жерлами пушек, нам нужно или найти способ заставить его убрать их, или захватить батарею как-нибудь иначе.

– Перестань играть в солдатики, – спокойно ответил сыщик. – Если тебе пришлось возиться с ранеными в Крыму, это еще не значит, что ты стала что-то смыслить в военном деле.

– Как раз наоборот! – ответила медсестра, стремительно обернувшись. – На войне гибнут солдаты, и это главное правило военного искусства. Спроси любого, кто там побывал, – кроме, конечно, наших тупых генералов.

Монк невольно улыбнулся, однако улыбка у него получилась весьма мрачной.

– Ты все-таки необыкновенная женщина, – заявил он. – Ну и как, по-твоему, я должен действовать в этом сражении? Может, мне следует ее застрелить, осадить в крепости, отравить колодцы или дожидаться, пока ее доконает зимний холод? Или уповать на то, что она тоже подхватит тиф?

– Обратиться к другой женщине, – ответила мисс Лэттерли, тут же пожалев о собственных словах. Она еще не успела разработать каких-либо планов, и ей в голову не приходило никаких мыслей – просто ее сейчас охватило горячее желание добиться победы любой ценой.

Такое предложение привело Монка в замешательство.

– К другой женщине? – переспросил он. – Зачем? К кому?

– Ко мне, конечно, идиот! – воскликнула медсестра. – Ты абсолютно не разбираешься в женщинах и в том, как они мыслят. Ты никогда этого не понимал. Она явно ненавидит тебя. Как ты с ней познакомился?

– Я столкнулся с ней на лестнице возле Географического общества. Или, может быть, это она столкнулась со мной…

– Ты предполагаешь, что она подстроила это специально? – спросила Эстер, не скрывая удивления. Женщины прибегают к таким уловкам гораздо чаще, чем кажется большинству мужчин.

– Я решил это сейчас, раньше я так не думал. – Взгляд Уильяма на мгновение сделался горестно-веселым. – То-то она, наверное, удивилась, когда я ее не узнал! Мы с нею разговаривали несколько минут, и она все это время ждала, когда я ее вспомню, пока, наконец, не убедилась, что я ее начисто забыл.

– Так ты что же, вообще ничего не помнишь? – настойчиво спросила мисс Лэттерли. – У тебя не осталось даже никаких впечатлений?

– Нет! Конечно, нет, иначе я не стал бы этого говорить. Я перебрал в памяти все, что только мог, но мне так и не удалось ничего вспомнить о ней. У меня не возникло никаких ассоциаций.

Эстер обратила внимание на промелькнувшее в глазах сыщика выражение абсолютной беспомощности, на тени и проблески воспоминаний о жестокости и на отражавшиеся в его взгляде постоянно преследующие его страхи. Но потом все эти видения разом пропали, и девушка вдруг почувствовала нежность к этому человеку – ей захотелось защитить его во что бы то ни стало.

– Теперь это все равно не имеет значения, – сказала она, приблизившись к Монку и слегка дотронувшись до его головы, так что пальцы ее лишь на мгновение соприкоснулись с его волосами. – Главное, кем она является сейчас. Я подумаю, как нанести ей ответный удар. Не беспокойся. Только постарайся больше не попадаться ей на глаза. Продолжай искать Энгуса Стоунфилда.

– По крайней мере, на Собачьем острове я не рискую столкнуться с каким-нибудь сумасбродным типом из высшего света, которому захотелось окунуться мордой в грязь! – злобно заявил детектив. – А если я кого-то изнасиловал, это только укрепит мою репутацию среди тамошних жителей.

– По-моему, на это обратят внимание лишь в том случае, если ты пожелаешь там остаться, – колко заметила мисс Лэттерли, повернувшись к двери. – А пока держи порох сухим.

Монк с нескрываемым сарказмом отдал ей честь:

– Есть, господин генерал!