Будем жить!

Родители Ольги были мелкими предпринимателями: небольшой продуктовый магазин, несколько мест на рынках с оптовой продажей круп и муки позволяли жить в общем-то безбедно, но не так, чтобы дочь легко могла себе купить айфон последней модификации, как только он появлялся в салонах связи. Да и кроссовки за сорок пять тысяч ей купить не могли – ходила, как лохушка, в китайских говноступах. А куда деваться? Босиком-то не пойдешь! Приходится таскаться, как нищебродка, в китайском ширпотребе.

Как они так быстро сумели договориться – ауешник и озлобленная на весь мир пятнадцатилетняя красотка, – этого не понимали ни Глад, ни Оля. Что-то вроде мгновенно проскочившей искры. А почему бы и нет? Человек – существо стайное. Никогда он не жил в одиночку – всегда община, всегда род. И подобное тянется к подобному…

В общем, они поговорили, обсудили происходящее, и теперь были вместе – Ольга отдала первенство Гладу, Глад же предоставлял ей делать все, что она хочет, под его присмотром, конечно. И до тех пор, пока не будет намека на то, что Ольга покушается на его власть. Тут Глад был бы абсолютно безжалостен, как и любой другой вожак стаи. Вожак должен быть только один! И тот, кто метит на его место, должен умереть!

– Здесь главный – я! И хозяин – я! Вы или подчиняетесь моим правилам, или же будете – как он!

Глад указал на корчившегося на полу паренька и легонько кивнул Ольге. Та подобрала с земли брошенную Гладом бейсбольную биту, перебросила ее из руки в руку и по дуге обошла жертву, испуганно косившуюся на нее. Потом коротко замахнулась и обрушила полированную палку тяжелого дерева на голень парня.

В воздухе отчетливо прозвучал хруст – будто кто-то сломал сухую ветку. Парень вскрикнул, задохнулся, пытаясь всосать в себя воздух, и тут же получил удар по колену, и с такой силой, что кости разбитой коленной чашечки прорвали легкую ткань брюк и вылезли наружу.

Глад непроизвольно облизнул губы и почувствовал, как напрягся член. Хороша! Ох хороша девка! И в постели хороша – никаких запретов, никакой брезгливости или отказов, делай что хочешь! И сейчас порадовала!

Оказалось, что наблюдать за тем, как она казнит какого-нибудь недоумка, решившего пойти против Глада, удовольствие едва ли не большее, чем делать это самому.

Удары сыпались один за другим – хруст, хлюпанье, хрип… парнишка уже ничего не мог сказать, с разбитой челюстью не скажешь. И с разбитой головой – тоже.

В задних рядах кто-то начал громко, натужно блевать, и Глад усмехнулся:

– Что, не нравится? Следующий, кто поднимет голос против меня, сдохнет еще страшнее! Я распорю ему живот, вытяну кишку и буду наматывать ее на палку! А потом прибью эту палку к дереву! Верите?

Они верили. Он видел по взглядам. Верили и боялись. Это было и хорошо, и плохо. Прежняя кодла не отличалась великим умом, но парни служили Гладу не только потому, что его боялись. Они верили, что Глад знает, что делать, верили, что он устроит их жизнь так, как они могут только мечтать. А потому – слушались беспрекословно. И он не боялся дать им в руки оружие. А эти? Где гарантия, что не выстрелят в спину? Из всех он мог доверять только Ольге, да и то… с осторожностью. По большому счету никому не надо доверять – здоровая паранойя не помешает диктатору, не собирающемуся раньше времени отправиться в мир иной. Надо подозревать всех, всех без исключения, и только тогда, возможно, останешься жить.

Но и без подчиненных нельзя. В одиночку не выживешь. Случись какая-то заварушка – кто будет воевать? Кто станет защищать своего господина?

– Хватит, Олюнчик! – почти ласково бросил Глад, разглядывая забрызганную кровью тяжело дышащую девчонку. Ее белый топик пропитался кровью, ветерок с Волги холодил грудь, и крупные соски вызывающе торчали вперед, так и напрашиваясь на щипок. Гладу очень захотелось секса. Прямо сейчас, прямо здесь! Чтобы Ольга встала на колени в луже крови! И чтобы все смотрели, как они это делают!

– Хватит! – повторил он снова, и бита зазвенела, полетев по плиточному покрытию мостовой. – Он уже сдох! Не трать силы!

Ольга кивнула, шагнула к нему и встала рядом, прикрыв глаза и глубоко вдыхая пропеченный солнцем воздух. Глад с вожделением покосился на ее упругую грудь, но ничего делать не стал. Не время сейчас мацать девок за сиськи! Будет час, будет и развлечение. А пока… пока надо сделать так, чтобы тебе не прострелили затылок. Или не воткнули в него топор или мачете. Как это сделать? Только одним способом – кнут и пряник. Кнут Глад только что продемонстрировал, теперь пришло время пряника.

– Слушайте сюда! – Испуганная толпа притихла, все уставились на Глада. Кто со страхом, кто с любопытством. Глад, выдержав драматическую паузу, продолжил: – Так будет со всеми, кто против нас! Против вас! А пока вы подчиняетесь моей власти, пока соблюдаете мой закон – с вами ничего не будет! Больше того – вы можете делать все, что захотите, пока слушаетесь меня и не возбухаете! Все магазины – наши! Все дома – наши! Берите что хотите! Половину в общак, половину себе! Я дам вам оружие – вы сможете защитить себя от врагов и мутантов! А если вас кто-то тронет – мы все как один пойдем за вас воевать! И это Закон! Вопросы еще остались?

– А девочки как? Что с нами будет?

Глад взглянул на сказавшую это девчонку – симпатичная! Не такая симпатичная, как Ольга, и потощее, но… ничего так! Шортики обтягивают попу, глаза подведены, накрашены, губы полные… неплохо, да!

Задумался на секунду, потом выдал:

– Девчонки на общих основаниях. Служат так же, как и парни. Выполняют все, что я им скажу!

И взглянул на девчонку – поняла, нет? Девчонка слегка подняла брови, чуть улыбнулась. Похоже, что перспектива выполнять все, что он скажет, ее не особо беспокоила. А может, даже и нравилась. Почему бы и нет? Девки тоже любят секс. А некоторые так любят, что и пацанам сто очков вперед дадут! Та же Ольга…

Посмотрел на Ольгу – та встретилась с ним взглядом, чуть кивнула. Этой ночью она сама предложила взять в постель какую-нибудь девку – нравится ей и с девками. А Глада возбуждает мысль о том, что девки будут между собой возиться, а он будет их драть. Ну как в порнушке! Потом можно и пацанчика какого-нибудь в компанию… посимпатичнее… «петуха» драть – не западло!

От этих мыслей Глад так возбудился, что чуть было не приказал расходиться – чтобы тут же подхватить обеих девок и отправиться в номер, сбросить напряжение. Но снова передумал – не время! И заговорил:

– Первые, кто будет со мной, то есть вы, мои подданные, будете моими дворянами! Я посмотрю на ваше поведение – достаточно ли вы верны мне, вашему вождю, а если верны, то станете моими придворными! У вас будут рабы и рабыни, вы сможете жить так, как вам нравится, делать все, что захотите, – пока слушаете мои приказы! Этот мир – для сильных! Жестоких! Остальные будут нашими рабами! Тех, кто нам не подчиняется, те, кто говорит против нас, делает против нас, – мы их убьем! Уничтожим! Размажем! Есть тут те, кто против? Есть те, кто не хочет быть с нами? Сразу говорите и уходите! Нам слабые не нужны!

Неожиданно из группы вышел худощавый очкастый парнишка, типичный ботан, и, помотав головой, сказал, не глядя в глаза Гладу:

– Я лучше уйду… я не умею стрелять, боюсь крови. Я сам как-нибудь, ладно? И я против рабства… рабство – это нехорошо!

Глад широко улыбнулся, шагнул вперед и, прежде чем парнишка успел что-то еще сказать, выдернул из ножен здоровенный нож булатной стали и коротким тычком воткнул его парнишке в живот чуть ниже пупка. Парнишка судорожно вздохнул, вздернув плечи и широко открыв глаза, и стал заваливаться вперед, всем телом насаживаясь на нож. Но Глад не дал ему упасть – он дернул рукоятку вверх и начал медленно, с удовольствием вскрывать тело парня, пока лезвие не скрежетнуло по грудной клетке. Тогда Глад дернул вверх со всей силой, подняв локоть выше плеча, – надрубленное ребро сухо треснуло, отламываясь от грудины, а потом нож снова остановился, не в силах преодолеть крепкую кость. Глад досадливо скривился, рывком выдернул нож, ловко повернулся, обхватив парня за шею спиной к себе, и замер так, наклонив голову и вглядываясь в сизые, вонючие кольца кишок, вываленные до самого паха покойника. Глад легко держал мальчишку на весу, он был крепким, тренированным парнем, и что ему сорок – пятьдесят килограммов кровоточащего мяса?

Жизни в парнишке уже не было – широко открытые, удивленные глаза смотрели в голубое небо, покрытое белесыми, хлопотливо несущимися в даль облаками. Кровь еще струилась из распоротого тела, рассеченное клинком сердце судорожно сжималось в бесполезных попытках протолкнуть животворную красную жидкость по сосудам, доставить ее к замершему и практически уже умершему головному мозгу.

Человек не умирает сразу, Глад это хорошо знал. Он вообще много знал о смерти. Эта тема его всегда интересовала, всегда! Он читал о жрецах майя и ацтеков, которые приносили человеческие жертвы, и представлял, как стоит на вершине пирамиды, покрытый кровью жертв, со странной прической в виде змеи на голове, а внизу бушует море голов – его подданные и его жертвы! Каждого из них он может сейчас, сию секунду поднять на пирамиду, бросить на жертвенный камень, вспороть подреберье, вырвать пульсирующий, горячий комок мышц, называемый «сердце», и наслаждаться, чувствуя, как затихают последние судороги жизни в его, Глада, твердой руке! А еще перед этим посмотреть в глаза жертве – увидеть, как протест, надежда, все земные желания уходят, оставляя лишь понимание своего неминуемого конца и покорность, настоящую, неподдельную покорность его воле, его, Глада, воле! Разве может быть что-то желаннее этого?

И тут Гладу пришла замечательная мысль! Отличная мысль! Потрясающая мысль! А почему бы и нет? Как еще повязать их? Как сделать своими адептами?! А вот так!

Глад отпустил шею паренька, от чего голова того свесилась на грудь, и, переместив левую руку, запустил ее в разрез под грудиной трупа. Нащупал сердце, рванул. Отрывалось оно не так просто, как он ожидал, – скользкие упругие сосуды сопротивлялись, и, прежде чем этот комок мышц показался из разреза, пришлось потрудиться и перемазаться в крови. Наконец сердце оказалось в ладони Глада – крепкое, на удивление крупное для такого худенького тельца.

Глад отпихнул тело парнишки, оно мягко и сочно шлепнулось в лужу крови, новый адепт кровавого культа ацтеков выпрямился, победно осматривая лица бледных как полотно будущих соратников. Постоял секунду, затем медленно отрезал кусочек теплого мяса, по которому еще проходили мелкие судороги. Положил в рот, ощущая солоноватый железистый вкус, и медленно, осторожно начал жевать, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего особенного – все равно как жуешь не очень соленую свинину. Мясо как мясо – никакого особого вкуса.

Кивнул Ольге – та тоже была бледна, но подошла быстро, без промедления. Отрезал от сердца еще кусочек, положил на ладонь и протянул подруге, держа в этой же руке окровавленный нож. Получилось так, будто он собирался покормить синицу, с удовольствием лакомящуюся свиным салом.

Ольга наклонила голову, будто признавая главенство Глада, и аккуратно, одними губами взяла кусочек мяса с его руки. Разогнулась, сделав глотательное движение, затем вдруг наклонилась и, ухмыльнувшись, провела языком вдоль лезвия ножа, слизывая красный, пахучий налет.

– Вкусно! – Она радостно хихикнула, и Глад вдруг притянул Ольгу к себе и чмокнул в окровавленные губы. Ох, как он ее сейчас хотел! Прямо здесь! На трупе! В луже крови! Чтобы вывозиться в красном с ног до головы! Чтобы брызгала, разлетаясь, кровь и стоны разносились на всю округу… чтобы… да много еще чего можно было бы придумать, сексуальная фантазия Глада не знала границ. Но это все впереди. Впереди еще много замечательных развлечений! Теперь весь мир – его! Весь! Каждый человек теперь принадлежит ему… и Ольге!

Только прежде надо привести к присяге всех остальных. Чтобы они почувствовали вкус крови! Чтобы были повязаны, как… как настоящие члены ордена! Кстати, а почему бы не назвать его бригаду Орденом? Черт с ним, с этим дурацким АУЕ! Какие законы?! Какие правила?! Теперь один закон – тот, что дает он, Глад! И никаких законов иных!

– Ты! – Глад ткнул пальцем в ту девку, которая недавно задавала ему вопрос. – Иди сюда! Ну?!


Девчонка подошла, и Глад с удовольствием посмотрел на ее лицо вблизи. Кожа чистая, пахнет хорошо. И краски не так уж и много. Нет, в самом деле красивая девка. Надо будет это дело обдумать – после!

– Бери! – Глад отрезал кусок сердца. – Ешь! И ты будешь моей приближенной! Одной из адепток моего Ордена! Красного Ордена! И все вы – я приму вас в Орден, и вы будете одними из нас! Вы будете править этим миром! Вы, и никто другой!

Глад сам не знал, откуда у него взялось такое красноречие. Нет, так-то он дураком никогда не был и говорить умел – пацан должен уметь развести рамсы. Если «метла» у тебя подвязана хорошо, то при разборках может и до крови не дойти. Уметь развести лохов, уметь разрулить ситуацию – для «черной масти» это совсем не лишнее умение! Что толку от «быков», которые действуют только мышцами и не думают головой? «Быки» они и есть… быки. Мясо. Тушенка! И навсегда ими останутся. Рогатыми животными.

Девчонка приняла мясо, спокойно сунула его в рот, слегка скривившись, как если бы принимала горькую таблетку, проглотила. Потом так же, как и Ольга, наклонилась и лизнула лезвие ножа.

Глад усмехнулся, довольно кивнул. Хорошо!

– Следующий! – скомандовал он и, увидев, что никто особо не торопится, показал пальцем: – Ты!

Это была худощавая девчонка лет тринадцати с прыщавым лицом, на котором выделялся красный угристый нос. На такую Глад позарился бы только в самом что ни на есть «голодном году», когда рядом не будет ни одной бабы. Противно! Эти красные, воспаленные щеки, эти бело-зеленые точки под взбугрившейся кожей… может, ее пристрелить?! На кой хрен такая уродина?

Глад уже дернул рукой, потянувшись к висевшему на плече карабину, когда девчонка рухнула на колени и лихорадочно забормотала, как ни странно, верно определив намерения этого страшного парня:

– Не убивайте! Я все сделаю! Все! Что угодно! Только прикажите, я все сделаю! Только не убивайте! Не убивайте! Я ваша! Я буду вам служить, мой господин!

Глад поднял брови, раздумывая: и правда, а какого черта он смотрит на ее рожу? Ему что, нужна ее рожа? Ее тело? Да пусть ею кто угодно пользуется, ему-то чего? Ему нужно, чтобы она была верна, чтобы делала то, что он скажет. Так и пусть делает!

– На! – Он протянул руку с ножом. – Вырежь у него печень! Отрежь кусок и съешь! Сможешь – будешь жить!

Девчонка уцепилась за нож, мелко-мелко кивая, на коленях подползла к трупу, лежащему на спине, и начала резать, кромсать, добираясь до искомой добычи. Глад запоздало подумал о том, что девка может и не знать, где у человека находится печень. Но тут же успокоился – знала. И через несколько секунд уже держала в руках красный, упругий комок. А потом впилась в него зубами, пытаясь оторвать неуступчивую плоть.

Глад смотрел в лицо девчонки и криво улыбался. Ему вдруг вспомнилось, как читал где-то в Сети о том, что в каждом человеке сидит зверь. Надо только разбудить его, вытащить наружу! У одних это сделать легче, у других труднее – у них звериная натура похоронена глубоко под толстой коркой цивилизации. Но всегда и везде – случись чрезвычайные обстоятельства, и корка трескается, слетает, обнажая звериный оскал настоящей человеческой сути! Звериной, животной сути!

А тем временем девчонка сумела отгрызть кусок упругой молодой печени и теперь жевала ее, давясь, обливаясь кровью, глядя в лицо Глада остановившимися сумасшедшими глазами.

«Надо будет ее все-таки пристрелить! – подумал Глад. – Она совершенно рехнулась! Но позже. Потом!»

– Молодец, – милостиво кивнул Глад, – становись за мной. Теперь ты одна из нас! И никто не посмеет тебя тронуть! Ты сама теперь можешь тронуть кого хочешь! Тебя кто-нибудь обижал? Есть тут такие?

– Есть! – Девчонка радостно, широко и безумно улыбнулась, указывая на толстого парнишку с одутловатым, каким-то полудебильным серым лицом. – Он говорил, что я мерзкая больная тварь! Что меня надо удушить! Что все равно до меня доберется и убьет!

– Подними нож, – ласково кивнул Глад. – Ага, вот так. Иди, убей его! Убей!

Парень с одутловатым лицом странно-тоненько взвизгнул, повернулся, бросился бежать. Девчонка, похожая на клоуна с разрисованным красным лицом, бежала быстрее. Ее худые ноги в удлиненных шортах мелькали, как у виденного Гладом гепарда в зарубежном фильме. Она нагнала спотыкающегося парня шагов через двадцать, не больше, с ходу вонзив нож ему в спину. Парень упал, перевернувшись на спину, а девчонка сидела на нем и, радостно хохоча, поднимала и опускала нож, стараясь попасть в глаза, в нос, а когда от лица ничего не осталось, кроме фонтанирующих кровью ошметков, стала бить в грудь, нанеся в сердце не менее чем двадцать ударов.

– Хватит! Иди сюда! – прикрикнул Глад, которому надоело стоять и смотреть на расправу. Парень-то уже мертв, что толку теперь его кромсать? Вот если бы был жив… это было бы гораздо интереснее! Есть много способов убить человека, и Гладу очень хотелось попробовать каждый из них. А начать с самых простых – содрать с живого кожу, вырезать глаза, отпилить ноги и руки. Замечательные способы!

Кстати, а девчонка перспективная. Черт с ней, пусть страшная, уродливая, зато… полезная. Из нее можно будет сделать классного палача! Ее все будут бояться, и уродливая внешность ей только в помощь!

– Молодец! – Глад довольно кивнул и похлопал девку по тощему заду. – Будешь моей помощницей! Будешь убивать, кого я скажу, пытать отступников! Тебя все будут бояться, все будут уважать! А кто не будет уважать, убьешь, потому что, раз не уважает тебя, – не уважает меня! Поняла?

– Поняла! – Девчонка снова плюхнулась на колени и поцеловала Гладу правое запястье. И теперь ему не было противно ее прикосновение. Все-таки приятно, когда тебе поклоняются! Когда перед тобой пресмыкаются! И так будет со всеми!

– Теперь займись делом, – деловито приказал Глад. – Режь сердце на кусочки и подавай их будущим адептам Красного Ордена. Эй, вы, подходите по одному! Ешьте сердце врага, целуйте клинок! А ты… как тебя звать?

– Мила! Меня звать Мила! – Девчонка-палач смотрела на него преданными глазами рабыни, и Гладу снова стало приятно. Нет, он ее не убьет! Такими кадрами не разбрасываются! Сумасшедшая? Так ну и что? Он и сам… не особо здоровый. Вот и будет ему помощница. Надо будет научить ее как следует владеть ножом, да и приемы карате неплохо бы показать. Но – потом.

– Мила… макай нож в кровь. И давай им слизать – после того как проглотят сердце. Поняла? А если кто откажется есть сердце врага, если кто-то откажется слизать кровь, убей его или ее. Как хочется убей, медленно или быстро – как тебе нравится. И да, зови меня… господином! Обращайся так: «Мой господин!»

Глад слышал такое обращение в каком-то историческом сериале, и оно ему очень понравилось. Вот теперь и пригодилось. И это было приятно. Власть – она сродни сексу. По крайней мере Глад сейчас это определенно ощутил.

Никого убивать не пришлось, хотя переблевалось не меньше тридцати процентов его новой кодлы… его Ордена. Мила отреза́ла кусочек сердца и совала в рот адептам, глядя в лицо темными, будто из одних зрачков состоящими глазами (ну до чего все-таки страшная!), а потом подавала нож, покрытый уже загустевшей, темной, пахнущей нечистотами кровью. Нечистотами, потому что, ничуть не заботясь о том, чтобы взять свежую кровь, Мила просто втыкала клинок в брюшину покойника и вытаскивала его уже окровавленным, со стекающими по лезвию густыми каплями «вишневого сиропа». Ну а само собой – в брюшине воняет совсем не французскими духами, особенно когда рассечены кишки.

И все лизали. С хлюпаньем, с рвотными позывами, но лизали, лизали, лизали!

А Глад наслаждался. Он никогда не был так счастлив, никогда не получал такого удовольствия, как сейчас, наблюдая, как люди, подчиняясь его воле, делают то, что он приказал. И никаких попыток бунтовать! Никаких возмущений! Сломать человека оказалось так просто…

А может, они всегда были такими? Стадо, которое только и ждет пастуха! И вот – нашелся пастух, и эти овцы пошли за ним, не смея даже поблеять!

«Погодите, то ли еще будет! Когда вы попробуете крови по-настоящему, когда вы убьете, когда изнасилуете того, кого захотите, – вот тогда вы и будете все с потрохами принадлежать Гладу. Пока вы всего лишь боитесь. Пока вы еще не принадлежите ему всей душой».

Закончилось посвящение в адепты Красного Ордена большой пирушкой. Из холодильников гостиницы, остававшейся резиденцией Глада, были извлечены всевозможные яства, пока что не испортившиеся, – электричество, как ни странно, все не отключалось, хотя по логике давно уже должно было сдохнуть. Глад думал над этим вопросом – он понимал, что скоро ни электричества, ни газа не будет и что наличие этого самого электричества есть какая-то шутка судьбы, ведь некому уже следить за тем, чтобы ГРЭС или АЭС давали энергию, не говоря уж о ТЭС, работавших на мазуте. Скоро эта лафа закончится, и к зиме нужно будет подумать о том, как сохранить тепло. Иначе и Глад, и вся его кодла просто померзнут.

Но это все позже. Пока что до зимы далеко, и надо заняться совсем другими делами – например, создать из толпы придурков настоящих отморозков, способных защитить и своего господина, и свое никчемное тело. И не только защитить, но и как следует покромсать тела конкурентов, то есть тех, кто не входит в Гладов Орден.

Глад подсознательно понимал, что и как нужно делать. Чем можно и нужно скрепить ту организацию, которую он создает? Кровью, и только кровью. Вначале подчинить, сломать запуганную, растерявшуюся и лишенную ориентиров массу выживших, затем внедрить в их головы мысль об элитарности тех, кто объединился вокруг Глада, мысль о том, что им дозволено больше, чем другим, чужим, не входящим в их банду. Вседозволенность в отношении всех, кто не входит в их тесную группу с жесточайшим контролем сверху, – что может крепче связать до этих пор никогда не встречавших друг друга людей? Превратить их в злобную, жаждущую крови стаю не так уж и трудно, особенно если дело касается подростков, обладающих неокрепшей психикой, всегда склонных к образованию группировок и, как звери в природе, стремящихся к выяснению своего места на иерархической лестнице сообщества.

И тут уже два пути – место на социальной лестнице можно получить либо в результате соревнования, например, тех же драк, либо его даст вожак, управляющий всей жизнью стаи. Поставит, так сказать, на место. Глад выбрал второй путь – самый эффективный.

Много пили. Все, кроме Глада, Ольги и Ксении – той самой девчонки, которая приняла «причастие» сразу после Ольги. Они втроем выпили всего по бокалу шампанского – больше ели и смотрели на то, как жрут и пьют остальные.