Будем жить!

– Хорош… видишь, настроения нет. Ты вот что мне скажи – беременные среди девок есть? Они же трахаются, и не по одному разу в день, так есть пузатые или нет?

– Нет! – решительно отрезала Ксения. – Ни одной! Я бы знала. Никто не беременеет. Хотя и не предохраняются. Хм… думаешь, у нас теперь не может быть детей?

– Наверное… – равнодушно кивнул Глад. – И месячных нет?

– Не-а! – пожала плечами Ксения. – Вначале вроде как были… щас нет ни у кого. Это что теперь, человечество выродится?

– По ходу, да, – пожал плечами Глад. – А тебе не пох? Когда сдохнешь – уже все пох. Или ты хотела детей завести?

– А почему бы и нет? – Ксения скривилась, как от дурного запаха. – Каждая девушка хочет в конце концов завести детей! Нет, а что, плохо было бы – после тебя остались дети?

– После меня? – криво усмехнулся Глад и помотал головой. – Да мне пох! Мне на все пох!

«Кроме как на нее!» – подумала Ксения, глядя на то, как Глад встал и положил руку на лоб Милки. Ей стало завидно – ну почему вот так с этой уродиной, а не с ней, Ксенией?! Да она готова тоже дать распороть себе брюхо, лишь бы парень вот так кружился возле нее, подтыкал простынку, прислушивался к дыханию! Ну что за хрень такая?! Неужели ее, Ксению, и полюбить нельзя?!

Нет, так-то трахнуть многие хотят – только Глада боятся. Но это же ведь не любовь! Любовь совсем другое! Вот такое… с ладонью на лбу, с поглаживанием по щеке, с грустью в глазах даже такого монстра, как Глад. И это все досталось тощей сумасшедшей сучке, которая кончает, когда снимает кожу с очередной жертвы! Да что же это такое?! Несправедливость! Да хоть бы она сдохла, тварь плоскогрудая! Мочалка плоскожопая! Уродина тощая! Эх, яду бы ей подсыпать… да не дай бог Глад узнает – писец тогда придет! Он за свою Милку всех порвет!

– Сколько всего погибло? Сколько раненых? – неожиданно спросил Глад, усаживаясь на место, в кресло возле кровати.

– Десять убитых, десяток раненых. Раненые уже поправляются; все, что погибли, – умерли на месте. Твари оторвали им головы. Есть пропавшие без вести – три человека, но их, наверно, мутанты унесли, сожрут.

– Покусанные есть?

– Есть. Я их в отдельную комнату заперла. Двое – парень и девка из новеньких. А этот ушел… гад! Ну, которому Милка хотела яйца отрезать. Убежал! Он ей врезал, оглушил, а потом как скакнет! А может, и не убежал, может, его муты сожрали. Я-то не знаю, куда он делся. Ну как-то так.

– Да пох на гада. – Глад угрюмо кивнул, задумался. – Если жив, все равно встретимся, найду его. И повешу за яйца. Давай-ка жратву… есть хочу, как из ружья! Со мной пожрешь? Ну, как хочешь…

И он начал жадно хлебать густой суп из металлического супника, не озабочиваясь тем, чтобы налить варево в тарелку.





Глава 7




20 июля. Вечер.

Никита Оленев

Оскаленная рожа с торчащими из пасти здоровенными клыками!

Нырок, уход в сторону – удар! Сбоку, рядом с ухом. Если ударить прямо, по клыкам – можно занести в рану какую-нибудь заразу, а оно ему надо?

«Бабуин» свалился как подкошенный. Ага, все-таки башка у них не железная! И по мозгам все-таки можно настучать!

Бегом, скорее, бегом!

Позади крики, звуки выстрелов бьют по ушам, и кажется, что вот-вот пуля или картечина вопьется в затылок! Быстрее, еще быстрее! На пределе возможностей! Под хрип легких, под боль в исколотых стеклом ступнях, под мучительное напряжение мышц! Уйти как можно дальше, пока они не очухались! И не попасть на зуб мутантам…

Он знал, кто такие мутанты, и уже едва не стал их жертвой. Спасла только скорость. Никита Оленев умел бить, умел бегать и, когда его однажды едва не прихватили в магазине, спасся именно за счет своей тренированности и умения наносить нокаутирующие удары. Все-таки мастерство не пропьешь! Так говорил сосед дядя Коля, когда выгонял из гаража свой «жигуленок», в очередной раз «давший клина» и спасенный золотыми руками старого мастера. Вот и Никита, в просторечии Ник, без тренировок уже месяц или больше, но тело-то помнит!

Ох уж это тело… досталось ему! Скорее бы добраться до дома… Или тут попробовать найти кусок стекла? Нет, все-таки тут. Пока добежит – член отвалится к чертовой матери!

Забежал за угол дома, поискал взглядом кусочек стекла – бутылку хорошо бы найти. Разбить – вот тебе и ножик. Оглянулся вокруг – ничего такого. Чисто, как в трамвае. Влезть в какую-нибудь брошенную машину, там поискать нож? А можно еще и стекло кирпичом кокнуть – вот тебе и стекла! Нет, с автомобильными стеклами не прокатит – они разлетаются на мелкие кусочки.

Витрину! Вот!

Поднял с земли кусок старого асфальта, запустил в витрину магазина рядом с аптекой. Звон! Посыпались куски стекла, крошка блеснула на вечернем солнце.

Оглянулся – не приманил ли кого-нибудь ненужного этот звон? Вроде бы тихо. Если кто тут и обитал поблизости, скорее всего они отправились к тому месту, где стреляют. Твари, похоже, уже знают: где выстрелы, там и жратва.

Эх, дурак он, что вылез навстречу этим нелюдям! Гладовским уродам. Просто подумалось – одному-то не выжить, скоро зима. Надо к кому-нибудь прибиваться. Все лучше, чем сидеть дома и думать, как выжить и не попасться мутантам. Один теперь не проживешь, особенно без оружия. А оружие, как назло, ему не попадалось – если не считать топоров да мачете. Мутанты же, как Ник успел заметить из своего окна, начали наглеть – укрупнили свои стаи и вроде как организовались. У них явно возникло что-то вроде организации. Ну как у этих… в первобытно-общинном строе. Скоро и во двор не выйдешь без того, чтобы не попасть на зуб этим гадам!

Никита осторожно подошел к груде набитого им стекла, стараясь не наступить на острые осколки, подобрал длинный, похожий на кинжал осколок и стал примеряться, как бы это половчее пропилить шнур и не задеть кожу. Шнур глубоко в нее впился, а при том что член и мошонка уже слегка распухли и посинели, чертов шнурок почти не было видно, так он врезался в тело. И теперь стало ясно, что без крови никак не обойдешься. Но и оставлять шнур до того момента, как придет домой, было нельзя. До дома еще минут двадцать тащиться – со всеми предосторожностями, а за это время у него в паху уже будет целое вымя!

Ох, чертова девка! Это жуть какая-то, а не девка! Когда наклонилась над ним и поцеловала, он заглянул ей в глаза и тогда уже реально испугался. Так испугался, что чуть не описался. Да и описался бы – если бы не наглухо затянутый шнуром член. Никита и сейчас ужасно хотел помочиться – вот и еще одна причина того, чтобы снять шнур именно сейчас.

Примерился и начал аккуратно, стараясь не порезаться краешком стекла, пилить капроновый шнурок. Без пореза не обошлось, так что пару раз крепко выругался, сморщился, остановившись на секунду, и снова продолжил.

Шнурок сдался секунд через двадцать – хлестко лопнул и моментально ослаб, оставив после себя глубокую борозду. Кровь зациркулировала в пережатом органе, онемевшем, как отсиженная нога, и Никита невольно застонал – ощущения в высшей степени неприятные.


Потом встал и долго, выжимая из себя все до капли, мочился, проклиная Глада с его бандой и весь мир, который допустил такое безобразие, как апокалипсис.

А еще – впервые пожалел, что выжил, а не остался лежать в своей постели, как родители, как бабушка, как сестры-двойняшки. Лучше бы он вместе с ними отправился на тот свет. На хрен ему этот мерзкий мир, в котором теперь правят такие уроды, как Глад и его совершенно безумная девка-маньячка?!

Точно, маньячка. Глаза черные, на морде придурковатая улыбка.

А этот ее прикид? Голая по пояс, сисек почти нет, как у совсем малолетки, – и татуировка! Она в чешуе! Желтая, синяя, красная чешуя! Ну вот только представить старый мир, где на улице вдруг появилась бы малолетка, по пояс голая, в одних маленьких драных шортах и вся татуированная с ног до головы! Что бы тогда было?! Скандал! А тут… То ли змея, то ли дракон…

Кстати – неужели не больно? И когда успела набить такую татуху, во все тело! Ведь и ноги в татуировке! И спина! И живот! Неужели и до апокалипсиса на ней была татуха? Вряд ли.

Ох и жуткая девка! Брр… аж дрожь берет! Если бы не мутанты – сейчас его член лежал бы в баночке с водкой!

Никита передернул плечами – мороз по коже! Жуть! Кто-нибудь рассказал бы ему о чем-то таком, он бы ржал, как сумасшедший! Мол, начитался книжек о постапокалипсисе и гонишь дурку! А вот теперь…

Сзади что-то шевельнулось, Никита замер, а затем медленно, очень медленно повернулся. Повернулся и остановился – не дыша, боясь шевельнуться, боясь сделать какое-либо движение, которое могут принять за агрессию. Или просто за сигнал к броску.

Пятеро мутантов. Трое раньше были детьми – лет по семь, не больше. Маленькие такие обезьянки с крупными и очень белыми зубами. А с ними, видимо, папа и мама. Папа при жизни был здоровенной тупой обезьяной весом центнера полтора и соответствующего роста, мама – потощее и поменьше, но тоже широкоплечая и сильная. Одежды на всех почти уже нет – так, какие-то клочки, видимо, остатки маек и джинсов. Грудь женщины, как и положено обезьянам, – два пустых мешочка, свисающие к пупку. Мужчина зарос шерстью, как настоящая горилла, но его первичные признаки торчали вперед, как у человека, и он их сосредоточенно почесывал.

«Сука бескультурная!» – вдруг подумалось Никите. А еще у него почему-то отлегло от души – может, не бросятся? Вроде благодушно настроены, наверное, сыты. Может, выхватили кого-то из гладовских уродов? Пожрали, и довольны! Зачем им гоняться за следующей жертвой? Сытому бегать не хочется!

Успокаивая себя таким образом, Никита сделал осторожный шаг назад. Потом другой, третий. Мутанты стояли, смотрели на него маленькими белесыми мутными глазками и никак не реагировали на поведение «бифштекса». И только когда Никита уже отошел шагов на семь и собирался завернуть за угол, маленькая мутантка издала какой-то странный, утробный звук, что-то вроде громкого мяуканья, и бросилась вперед. За ней – двое братьев-мутантов (если это были братья, конечно).

Все, что успел Ник, – это встать в боевую стойку, изготовившись к схватке. И когда мутантка бросилась на него, чтобы вцепиться в горло, он встретил ее ударом в шею. Целил он вообще-то в подбородок, но он у этих тварей был скошенным, попасть по нему не так уж и просто, а кроме того, в полете она вытянула шею, как бы задирая клыки для удара, вот кулак и попал ей прямо по гортани.

Нет, убить таким способом мутанта невозможно, это Никита уже знал. Надо разбить голову, чтобы тварь издохла. Но на какое-то время он все-таки ее выключил. С разбитой гортанью особо не подышишь, придется некоторое время восстанавливаться.

Мутантка отлетела назад, сбив своим телом второго нападавшего, так что Никита остался один на один с третьим – тем, кто когда-то был, вероятно, мальчиком лет шести-семи. Ну или карликом такого же размера.

Этот получил в ухо и на время выключился, шмякнувшись о стену, как мешок с дерьмом.

А потом Никита рванулся бежать, со всей своей возможной скоростью, прекрасно понимая, что убежать не сможет и, похоже, ему пришел конец. Мутанты сильнее его, быстрее его, и, если он все-таки умудряется их побеждать, то не за счет своих феноменальных физических данных, а за счет того, что умнее, а еще – у него хорошо поставлен удар. Не зря все-таки семь лет занимался боксом и стал кандидатом в мастера спорта!

Никита бежал по улице Соколовая в сторону Сенного, отчаянно надеясь на чудо. Позади верещали и ревели мутанты – папа и мама семейки все-таки решили, что человек пригодится им на ужин. Хлопали босые ноги по асфальту мостовой, болели легкие, работавшие, как кузнечные мехи, болели многострадальные ступни, оставлявшие на мостовой красные пахучие следы. Мутанты бежали быстро, но у Никиты было ощущение, что бегут они вроде как вполсилы. Ну не хотят они его сразу пришибить! Может, развлечение у них такое – загонная охота?! Чтобы жирок растрясти, повеселиться, а уж потом можно ему и член отгрызть.

Почему член – Никита и сам не знал. Может, потому что на член сегодня уже покушались, так почему бы на него не посягнуть и еще кому-то? Не сказать бы, что Никита гордился своим хозяйством, но оно было очень даже ничего. Не хуже, чем у других людей!

Все эти глупости лезли в голову, несмотря на отчаянное положение запыхавшегося, покрытого потом беглеца. И страшно, и не место для таких мыслей, но Никита бежит, бежит, бежит… а чушь в голову лезет, лезет, лезет…

Пока опомнился, оказалось – умудрился пробежать улицу Симбирскую и уже приближается к улице Рахова! Все эти улицы перпендикулярны улице Соколовая. Почему не побежал домой, фактически пробежал мимо своего дома? Да сам не понял почему. Может, боялся менять направление, опасаясь, что перехватят? Или надеялся, что стае надоест его гнать и они в конце концов отстанут?

Никита этого не знал. Инстинкт гнал и гнал его вперед, выжимая из тела все ресурсы, которые в нем остались. А осталось их совсем немного – скоро Никита, как автомобиль с пробитым радиатором, закипит, выбросит пар и встанет. Попробуй побегай по июльской жаре, когда на пятки тебе наступает толпа оголтелых мутантов!

А они все ближе и ближе. Повизгивают, похрюкивают, торопятся! И… у Никиты вообще-то появилось подозрение, что не особо торопятся. Вроде переговариваются и даже хихикают! Точно, точно – хихикают!

Звуки плыли в воздухе, в горячем, тягучем воздухе июля, солнце жгло макушку, плечи, пот разъедал широкую запекшуюся рану на границе лба и волос, и Никита чувствовал, что еще немного, еще чуть-чуть, и он упадет. Свалится под ноги преследователям. И они будут рвать, терзать его тело. И только одно его утешало, если можно назвать это утешением: пусть лучше ему перегрызут глотку мутанты, чем долго и трудно умирать с содранной кожей. Никита где-то читал, что с содранной кожей можно прожить много часов, и даже дней. Страшных часов, мучительных часов, когда понимаешь, что фактически ты умер, и ничего, совсем ничего не можешь с этим поделать!

Бежать! Бежать! Держаться!

Если бы не подготовка, привычка к долгим и тяжелым нагрузкам – давно бы валялся в пыли, истекая кровью и захлебываясь нестерпимой болью раздираемых клыками мышц.

Когда он споткнулся, ударился плечом о стоящий посреди дороги красный автомобильчик и свалился на теплую, нагретую солнцем мостовую, он даже испытал облегчение: наконец-то все закончится! Наконец-то он уйдет из этого мерзкого мира и отправится туда, где его ждет семья! Не те разлагающиеся трупы, которые он сволок в соседнюю квартиру (якобы похоронил!), а живые и здоровые, веселые, родные! Если, конечно, на том свете что-то все-таки есть.

Раньше он не задумывался о таких вещах и никогда не интересовался никакими религиозными темами, но теперь, лежа посреди трупа старого мира и ожидая, что в загривок вонзятся белые клыки мутантов… вот теперь как раз и стоит подумать о душе! О ней, о бессмертной! Если она есть, конечно…

Выстрелы прогрохотали так громко, что звук пробился даже сквозь вату в ушах. Но Никита так и лежал, наслаждаясь лучами вечернего солнца, теплом нагретого асфальта и отдыхом, наконец-то пришедшим к натруженным мышцам. Он старался не обращать внимания на боль от раны на голове, он даже забыл, где находится. Его душа плавала где-то далеко-далеко, там, где нет девчонок, развлекающихся мучениями людей, где нет мутантов-каннибалов и где на улицах не стреляют и не льется кровь.

Наконец он пришел в себя. Сколько прошло времени после его падения, Никита не знал. И только когда выстрелы прекратились – по телу прошла дрожь, а в сердце похолодело: догнали?! Эти твари, из Ордена, – догнали?! О господи… лучше бы его сожрали мутанты!

Сознание залило красной, всепоглощающей яростью. Нет, он так просто не сдастся! Он даст им бой! Он еще жив, а значит – может драться! В конце концов – он мужчина! Он боец!

Никита открыл глаза и в первую секунду не увидел ничего, кроме радужных пятен, мелькающих перед глазами. Потом зрение очистилось, и он увидел джип – здоровенный такой, черный, с огромными колесами. У джипа стояли высокий парень в камуфляже, лицо которого показалось ему смутно знакомым, и небольшой парнишка, некрасивый, но с живыми, блестящими глазами, которые постоянно двигались, видимо, оглядывая окрестности на предмет нахождения цели, – в руках парнишка держал здоровенный автомат с необычайно длинным рожком. Или не автомат? Пулемет, наверное. Этот тоже был в камуфляже.

А еще была девчонка. Тоже в камуфляже, никаких первичных признаков девчачьего племени не разглядеть, да и прическа у нее необычайно, даже неприлично короткая (такие называют почему-то тифозными), но спутать ее с мальчишкой было никак нельзя. Тонкие черты необычайно красивого лица не оставляли никакого сомнения в том, что это была девушка. И рост. Она была даже ниже, чем тот шустрый мальчишка со здоровенным автоматом. Девушка держала в руках автомат с откидным прикладом, и этот автомат своим стволом смотрел Никите прямо в живот.

– Мрази! Ну, попробуйте, возьмите меня!

Никита шагнул к дверце автомобиля, оглянулся в поисках какого-нибудь оружия и вдруг с удивлением и радостью увидел за спинкой сиденья легковушки короткую лопату, на рукояти которой было написано «Fiskars». Она торчала из машины так, будто кто-то нашел ее, попытался достать, но… не успел. Почему не успел – дело десятое. Не успел, и все тут. Умер, наверное, а уж от чего умереть в этом мире, за каждого выбирает его судьба.

Лопата в руке, удобная, с острыми краями – меч, а не лопата! Теперь попробуйте возьмите, твари!

– Ну?! Кто первый?! Гниды! Мрази! Подходите! – Никита хрипел, из его рта вылетали слюни пополам с кровью. Видимо, при падении он разбил себе губу.

– Эй, парень, ты чё, охренел? – говорил парнишка с пулеметом, и голос его был веселым и удивленным. – Да на хрена ты нам сдался?! И вообще – чего разгуливаешь голышом? Нудист, что ли? Или крыша поехала?