Будет кровь

Это действительно фильм с Аластером Симом, и когда Холли медленно едет домой сквозь усиливающийся снег, она не может вспомнить лучшего Рождества. Прежде чем лечь в постель, с планшета посылает Ральфу Андерсону сообщение:

Когда вернешься, тебя будет ждать мое письмо. У меня было то еще приключение, но все закончилось благополучно. Мы поговорим, но это может и подождать. Надеюсь, у тебя и твоих близких веселое (тропическое) Рождество. С любовью.

День она завершает молитвой, последние слова которой, как обычно, о том, что она не курит, не забывает принимать «Лексапро» и ей недостает Билла Ходжеса.

— Господи, благослови нас всех, — говорит она. — Аминь.

Холли ложится в кровать. Выключает свет.

Спит.





15 февраля 2021 г.




Умственное состояние дяди Генри быстро ухудшается. Миссис Брэддок сказала им (с сожалением), что с их пациентами такое случается часто. Теперь, сидя с ним на одной из кушеток перед телевизором в комнате отдыха «Пологих холмов», Холли наконец-то прекращает попытки завязать разговор. Шарлотта сдалась раньше: она за столом в другом конце комнаты, помогает миссис Хетфилд собирать очередной пазл. Сегодня с ними приехал Джером, и он тоже помогает. Смешит миссис Хетфилд, да и Шарлотта иногда улыбается, слушая его веселую болтовню. Он — обаятельный молодой человек и в итоге расположил к себе Шарлотту. А добиться этого непросто.

Дядя Генри сидит с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью. Руки, которые однажды с легкостью починили велосипед Холли после того, как она врезалась в забор Уилсонов, теперь висят между расставленных ног. Под штанами бугрится памперс. Когда-то дядя Генри был краснощеким. Теперь он бледный. Когда-то он был полным. Теперь одежда висит на нем как на вешалке. Плоть напоминает старый носок, потерявший эластичность.

Холли берет его за руку. Это мясо с пальцами. Переплетает его пальцы со своими, сжимает, надеясь на ответную реакцию. Напрасный труд. Скоро им уезжать, и она этому рада. Чувствует себя виноватой, но рада. Это не ее дядя. Его заменила большая кукла чревовещателя, да только самого чревовещателя больше нет. Чревовещатель отбыл и возвращаться не собирается.

На экране реклама «Отезлы», средства от псориаза, предлагающая этим морщинистым, лысеющим старикам «показывать больше себя», заканчивается, сменяясь «The Bobby Fuller Four», которая поет «I Fought the Law». Подбородок дяди Генри, лежавший на груди, приподнимается. Свет, пусть и тусклый, возвращается в глаза.

Появляется зал судебных заседаний, ведущий объявляет:

— Если совесть нечиста, оставайся в стороне, Лоу Джон уже в суде!

И едва выходит судебный пристав, Холли внезапно осознает, откуда взялось имя, которое она дала террористу школы Макриди. Мозг работает всегда, находя связи и смысл… во всяком случае, пытаясь.

Дядя Генри наконец-то подает голос, низкий и скрипучий, потому что он давно им не пользовался:

— Всем встать.

— Всем встать! — ревет Джордж, судебный пристав.

Присутствующие в зале суда не просто встают, они продолжают хлопать и раскачиваться. Джон Лоу выходит из своей комнаты и быстрым шагом направляется к судейской скамье. Хватает молоток и стучит по столу в такт музыке. Выбритый череп блестит. Зубы сверкают.

— Что у нас сегодня, Джорджи, мой полукровный брат?

— Я люблю этого парня, — говорит дядя Генри все тем же скрипучим голосом.

— Я тоже, — соглашается Холли и обнимает его.

Дядя Генри поворачивается к ней.

Улыбается.

— Привет, Холли, — говорит он.





Крыса




1




Обычно писательские идеи приходили к Дрю Ларсону постепенно — в тех редких случаях, когда приходили вообще, — понемногу сочились, словно капли воды на дне почти пересохшего колодца. И по цепочке ассоциаций он всегда мог вернуться к чему-то, что видел или слышал сам: к определенному событию в жизни, которое и подало ему идею.

К примеру, идея его последнего рассказа родилась, когда Дрю увидел человека, менявшего шину на съезде к Фалмуту на шоссе I-295. Бедняга сидел скорчившись, а остальные водители объезжали его и сигналили. В результате Дрю написал «Прокол шины», с которым промучился почти три месяца и который приняли к публикации (после полудюжины отказов в крупных литературных журналах) в «Фургончике переселенцев».

Рассказ «Заело пластинку», опубликованный в «Нью-йоркере», Дрю написал на последнем курсе в Бостонском университете. Идею ему подсказала университетская радиостанция, когда он сидел у себя в комнате, слушал радио и диджей поставил «Whole Lotta Love» группы «Led Zeppelin». Вернее, попытался поставить, потому что пластинку заело с первых же тактов. Звук скакал секунд сорок, пока запыхавшийся диджей не вырубил запись и не выпалил в микрофон: «Извините, ребята, я был в сортире».


«Заело пластинку» опубликовали двадцать лет назад. «Прокол шины» — три года назад. В промежутке Дрю написал еще четыре рассказа. Каждый — не больше трех тысяч слов. Каждый стоил ему нескольких месяцев упорных трудов и переписывался по сто раз. Романа у него не было никогда. Дрю пытался, но нет. Первые две попытки создать крупное литературное произведение привели к серьезным проблемам. Последняя привела к очень серьезным проблемам. Он сжег свою рукопись и чуть не сжег дом.

Но эта идея явилась внезапно и сразу готовой. Прибыла, как долгожданный поезд, пришедший с большим опозданием.

Люси попросила его съездить за сэндвичами на обед. Стоял погожий сентябрьский денек, и Дрю сказал, что он лучше пройдется пешком. Жена с одобрением кивнула и сказала, что это будет полезно для его талии. Уже потом он не раз размышлял, как сложилась бы его жизнь, если бы в тот день он поехал за сэндвичами на машине, на «шевроле» или на «вольво». Возможно, ему не пришла бы в голову идея. Возможно, он не поехал бы в папин летний коттедж. И почти наверняка не увидел бы крысу.

На полпути к ресторанчику, где они всегда брали сэндвичи, он дожидался зеленого света на перекрестке Мэйн-стрит и Спринг-стрит, и тут вдруг прибыл поезд. Воображаемый поезд, но все равно как настоящий. Дрю замер на месте, завороженно глядя в небо. Какой-то студент легонько толкнул его локтем в бок.

— Можно шагать, дружище.

Дрю даже не шелохнулся. Студент бросил на него странный взгляд и перешел улицу. Дрю остался стоять на краю тротуара, не замечая, как зеленый свет сменился красным и как снова зажегся зеленый.

Хотя он не любил романы-вестерны (за исключением «Случая у брода» и роскошной книги Доктороу «Добро пожаловать в Тяжелые времена») и почти не смотрел фильмы-вестерны с тех пор, как вышел из подросткового возраста, в тот день, застыв на углу Мэйн-стрит и Спринг-стрит, он увидел салун из вестерна. На потолке висела люстра, сделанная из колеса телеги с закрепленными на спицах керосиновыми лампами. Дрю чувствовал запах горящего керосина. Пол был дощатым. У дальней стены стояли три-четыре игорных стола. Было там и пианино. За ним сидел тапер в шляпе-котелке. Но сейчас он не играл. Вытаращив глаза, пианист наблюдал за происходящим у барной стойки. Рядом с ним, прижимая аккордеон к тощей, впалой груди, стоял высокий худой мужчина и тоже таращился во все глаза. У барной стойки молодой парень в дорогом ковбойском костюме держал револьвер у виска совсем юной девчонки в ярко-красном платье с таким низким вырезом, что лишь кружевная тесьма закрывала ее соски. Дрю видел и этих двоих, и их отражения в зеркале за барной стойкой.

Это был лишь паровоз. За ним следовала вереница вагонов. Дрю явственно видел их пассажиров: хромого шерифа (его ранили в сражении при Энтитеме, и пуля так и осталась в ноге), заносчивого отца, готового взять в осаду весь город, лишь бы сына не отвезли в окружной суд, где его наверняка приговорят к казни через повешение. Дрю видел нанятых отцом головорезов, засевших на крышах с винтовками. Он видел все.

Когда он вернулся домой, Люси только взглянула на него и сразу сказала:

— Либо ты заболеваешь, либо у тебя есть идея.

— Идея есть, — ответил Дрю. — Замечательная идея. Может быть, лучшая за всю жизнь.

— Рассказ?

Он догадывался, что на это она и надеется. Ей уж точно не хотелось, чтобы к ним снова примчались пожарные и тушили их дом, пока сама Люси и дети стояли на лужайке в одних пижамах.

— Роман.

Она положила на стол свой сэндвич с сыром и ветчиной.

— О боже.

Они не называли нервным срывом то, что случилось с ним после пожара, когда они чуть не лишились дома. Но это был именно нервный срыв. Не такой жуткий, каким мог бы быть, но Дрю все равно пропустил половину семестра (слава богу, на кафедре у него постоянная должность) и более-менее пришел в себя только благодаря интенсивным сеансам психотерапии, которые он посещал дважды в неделю, а также «волшебным» таблеткам и непоколебимой уверенности Люси, что он непременно поправится. И не будем забывать о детях. Детям нужен отец, не застрявший в бесконечной петле из надо закончить и невозможно закончить.

— Теперь все будет иначе, Люси. У меня в голове уже есть четкий план. Практически готовая книга. Я буду писать, как под диктовку!

Она лишь смотрела на него, слегка хмуря лоб.

— Ну, ладно. Как скажешь.

— Слушай, мы же в этом году никому не сдаем папин летний коттедж?

Теперь Люси встревожилась по-настоящему.

— Мы его не сдавали уже два года. С тех пор, как не стало Старого Билла. — Старый Билл Колсон присматривал за их летним коттеджем еще с той поры, когда были живы родители Дрю. — Ты же не собираешься…

— Собираюсь. Всего на пару недель. Максимум на три. Просто чтобы начать. Пригласи Элис, она поможет тебе с детьми. Ты сама знаешь, она любит ездить к нам в гости, а дети любят свою тетю. Я вернусь к Хэллоуину и помогу тебе с раздачей конфет.

— А дома писать ты не можешь?

— Конечно, могу. Но сначала надо разогнаться. Так сказать, взять разбег. — Он схватился руками за голову, словно пытаясь унять жуткую головную боль. — Первые сорок страниц в лесу, вот и все. А может, и сто сорок, если дело пойдет. А оно точно пойдет. У меня в голове практически готовая книга, — повторил он. — Я буду писать, как под диктовку.

— Мне надо подумать, — сказала она. — И тебе тоже.

— Хорошо, я подумаю. А чего ты не ешь?

— У меня что-то пропал аппетит.

Зато у Дрю, наоборот, разыгрался. Он съел свой сэндвич и доел сэндвич Люси.





2




В тот же день, ближе к вечеру, он пошел проведать своего бывшего заведующего кафедрой. Эл Стэмпер внезапно вышел на пенсию в конце весеннего семестра, что позволило Арлин Аптон, также известной как Злая Ведьма Елизаветинской драмы, наконец получить руководящую должность, о которой она так долго мечтала. Даже можно сказать, которую вожделела.

Надин Стэмпер сказала Дрю, что Эл сидит на заднем дворе, пьет чай со льдом и загорает. Она выглядела такой же встревоженной, как и Люси, когда Дрю поделился с ней своими планами о поездке в лесную глушь близ крошечного городка ТР-90, и как только Дрю увидел Эла, он сразу понял причину этой тревоги. Он также понял, почему Эл Стэмпер — который последние пятнадцать лет правил кафедрой английского языка, как великодушный тиран, — так резко вышел на пенсию.

— Хватит таращиться на меня, лучше возьми чаю. Тебе надо выпить чего-нибудь прохладительного.