Быстро падая

На этот раз, когда я иду к двери, она меня не останавливает. По дороге к «доджу» я вытаскиваю телефон из кармана и быстро просматриваю сообщения. Ни одного нового. Ни одного пропущенного звонка. Чем бы Джош сейчас ни занимался, у него нет связи. И, возможно, даже к лучшему. Клянусь, я надеру ему задницу, когда мы встретимся.

Разочарованно я бросаю телефон на приборную панель и завожу двигатель. Обычно я за десять минут добираюсь до Мейн-стрит, но сегодня вечер понедельника – разгар часа пик. Да, даже в Фервуде, маленьком сонном гнездышке в центре Вирджинии, есть такое понятие, как пробки. Не такие ужасные, как в Бостоне, конечно, но проходит целая вечность, прежде чем я добираюсь до кафе.

Хейли уже ждет там. Она не переоделась и все еще носит красное платье с длинными рукавами и коротким подолом. Кто бы ни придумал этот наряд, я мысленно благодарю его или ее за это, даже если и отвлекаюсь на ноги Хейли. Длинные, загорелые ноги с бархатистой кожей.

– Привет. – Хейли садится в машину и пристегивается.

– Эй, – откашливаюсь я, но тем не менее мой голос звучит подозрительно хрипло. Только теперь я замечаю букетик лаванды в ее руке и вспоминаю, что она хотела подарить его родителям Джаспера. От этой мысли я невольно улыбаюсь, несмотря на то что это немного неуместно.

– Готова?

Она кивает, и мы отправляемся в дорогу.

– Ты поговорила с Бет?

– Да, сразу после того, как ты меня высадил. Она сказала, что я могу занимать комнату столько, сколько захочу, пока помогаю в закусочной.

– Звучит как честная сделка. – Я включаю поворотник, чтобы съехать с Мейн-стрит. – Так это значит, что у тебя нет фиксированных часов работы?

– Не совсем. У меня три смены, и, помимо этого, надо выходить при нехватке персонала. Сегодня я свободна.

К счастью, иначе мы бы не смогли воплотить наш замысел в жизнь.

Следующие несколько минут мы продолжаем говорить о ее работе в закусочной, и Хейли рассказывает, что днем случайно встретила Шарлотту в книжном магазине. Если я правильно истолковываю ее энтузиазм, это место ее покорило. Похоже, что сломанный двигатель больше не кажется ей трагедией – по крайней мере, я на это надеюсь. Потому что, как бы я ни старался, не могу заставить себя почувствовать хоть капельку разочарования. Хейли остается, и это делает мое собственное пребывание здесь во время каникул приятнее. Я жажду узнать ее получше – и хочу поцеловать.

Я паркуюсь позади машины мистера Харрингтона и глушу мотор. Теплое августовское солнце светит прямо на нас, когда мы выходим из «доджа», но мне все равно холодно. Дерьмо. Я должен был прийти сюда гораздо раньше, но никак не мог пересилить себя.

– Надо было сообщить заранее, что мы приедем? – спрашивает Хейли, теребя в руках букет лаванды.

Я качаю головой, так как не способен произнести ни слова. Все здесь чертовски знакомо. Оставить машину в привычном месте и отправиться ко входной двери, но в то же время это как-то неправильно. Будто бы я не имею права появляться на пороге дома Джаспера.

– Здесь люди часто ходят друг к другу в гости. Это нормально, – выдавливаю я.

И именно потому, что это так нормально, я должен был зайти раньше. Особенно после его смерти – в этом я был виноват перед его родителями. Господи, какой же я трус.

– Все в порядке? – Хейли наблюдает за мной со стороны.

Я не уверен, что понимаю, о чем она думает. Скорее всего, о том, что рассказывал Джаспер и всех тех вещах, почему она должна меня недолюбливать. А может, ей так же страшно находиться здесь, как и мне.

В последний раз взглянув на возвышающийся перед нами дом, я сдержанно киваю. Если сейчас этого не сделаю, то не смогу никогда.

После первого стука дверь сразу открывается. Миссис Харрингтон удивленно смотрит на Хейли, но, когда замечает меня, ее глаза недоверчиво расширяются. Я не могу ее винить, потому что в последний раз был здесь в день похорон, а это больше пяти месяцев назад.

– Чейз… – прежде чем я успеваю опомниться, она заключает меня в объятья.

Боже… В первый момент я слишком ошарашен, чтобы хоть как-то отреагировать. Облегчение и шок тяжело оседают в желудке. Вместе с чувством вины. Я сглатываю и заставляю себя обнять маму Джаспера в ответ.

Ее руки такие знакомые. Поскольку мы с Джаспером так хорошо спелись в больнице, наши родители тоже познакомились – и сразу подружились, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Я даже не могу сосчитать, сколько раз мы устраивали барбекю в нашем саду или у Харрингтонов, на которые приглашалась добрая половина соседей. Но под конец вечера всегда оставались только мы – Уиттакеры и Харрингтоны. В темноте, когда луна уже давно висела в небе и включалось уличное освещение и фонари. Гул разговоров в воздухе, тихая музыка, потрескивание угля и угасающий аромат барбекю… мы проводили так бесчисленное количество летних дней.

Поначалу я ничего не знал о болезни Джаспера, только замечал, что во время бега или игр он выдыхался быстрее, чем другие дети. Но чем старше мы становились, тем чаще он отсутствовал в школе. Он был освобожден от физкультуры, редко появлялся на уроках, внезапно отменял встречи и все больше и больше отдалялся. Однажды я, Лекси и Джош почти час уговаривали его сесть с нами в машину и поехать на озеро. Это был самый лучший день лета. И последний раз, когда мы все вместе ездили на озеро.

– Так здорово, что ты здесь. – Миссис Харрингтон осматривает меня с головы до ног. – Сколько времени-то уже прошло? Полгода? Или меньше? Боже мой, как время летит. Но входите же. – В знак приветствия она обнимает Хейли, а та вручает ей букет лаванды.

– Ох, не стоило. Спасибо. – Она ведет нас к террасе.

Снаружи в кресле сидит мистер Харрингтон, очки сдвинуты на нос, лоб наморщен, и читает газеты.

Хейли колеблется и выглядит немного потерянной, поэтому я кладу ладонь ей на поясницу, чтобы успокоить. Я ужасно волнуюсь, но вроде держусь.

Откашлявшись, я громко говорю:

– Здравствуйте, мистер Харрингтон. Он медленно поднимает голову. Моргает от яркого света солнца.

– Чейз? Чейз Уиттакер?

Плотно сжав губы, я киваю, не зная, как он отреагирует. С тех пор, как прошлой зимой мы с Джаспером поссорились, наше общение сошло на нет. И неважно, как сильно я хочу все исправить, это невозможно.

– Что ты здесь делаешь, мой мальчик? – Мистер Харрингтон с трудом поднимается из кресла и по-отечески похлопывает меня по плечу. – Рад тебя видеть.

Я тяжело сглатываю. Комок в горле упорно не желает исчезать. И если честно: я бы предпочел, чтобы он ударил меня по лицу. Это было бы легче вынести… Они относятся ко мне так же, как и раньше. Будто между мной и Джаспером ничего не произошло. Будто я не вел себя, как последний ублюдок.

– Спасибо, – выдавливаю я, указывая на свою спутницу, которая стоит рядом со мной, до сих пор не вымолвив ни слова. – Это Хейли. Она дружила с Джаспером.

Теплая улыбка смягчает черты его лица, а на глаза наворачиваются слезы.


– Марта рассказывала о тебе, Хейли. Садитесь же. Марта!

– Я уже тут, – на террасе появляется миссис Харрингтон с подносом в руках. Она ставит его на стол и наливает нам свежезаваренный чай со льдом.

Черт. Мы и правда должны сесть? Поговорить с ними? Все во мне кричит о том, чтобы развернуться на каблуках и умчаться отсюда без оглядки. Я не могу. Я не вынесу этой доброты. Не после всего, что натворил. Но я не убегаю. Мгновение спустя оказываюсь на заваленной подушками скамейке и храбро делаю глоток. Назвать эту сцену странной было бы преуменьшением. Неловкое молчание повисает над столом. На деревьях щебечут птицы. Перед домом проезжает машина. Где-то играют дети. Мистер Харрингтон шуршит газетой. И я стискиваю зубы.

– Знаешь… – миссис Харрингтон неуверенно улыбается. – После… после похорон у нас не было возможности поговорить в спокойной обстановке.

– Марта… – тихо предупреждает ее муж, но она только качает головой.

– Я всего лишь хочу… – она глубоко вздыхает и одаряет нас улыбкой. – Джаспер сожалел о вашей ужасной ссоре. Он очень хотел поговорить с тобой.

– Я знаю… – кое-как выдавливаю я, несмотря на то что у меня перехватывает дыхание. И еще я точно знаю, что миссис Харрингтон хотела бы услышать, что мы со всем разобрались. Что мы поговорили и все уладили, и что в конце концов ее сын ушел счастливым. Но это не так. Джаспер пытался со мной связаться. За неделю до смерти звонил и писал мне несколько раз. В то время я был в кампусе, слишком занятый собой и проблемами Джоша. Я так сильно злился на Джаспера, что забил на него. Воспоминание об этом дне буквально врезалось в мое сознание: я сидел в библиотеке, телефон завибрировал в руке. Я отклонил звонок, заверив себя, что мы обязательно поговорим позже. Возможно, на каникулах, когда пройдет время и все забудется. Только у Джаспера не было этого времени, и мы больше никогда не разговаривали друг с другом.

И снова неловкая пауза.

Мистер и миссис Харрингтон быстро переглядываются, затем она поворачивается в нашу сторону.

– Что вас привело сюда? Не то чтобы мы не рады. Мы рады. Правда, дорогой?

Ее муж бурчит что-то похожее на согласие.

– Это насчет рукописи, – перехватывает инициативу Хейли, теребя подол платья. – Джаспер хотел показать нам ее. Может быть, мы еще раз осмотрим его комнату? В прошлый раз я не смогла ничего найти, но уверена, что он закончил и… я обещала ему, что прочитаю книгу. Он хотел послать ее мне, но… – голос Хейли срывается. Дрожа, она тянется за стаканом и отпивает немного холодного чая.

– Это был бы невероятный подарок для нас, если бы рукопись нашлась, – миссис Харрингтон кладет руку на грудь, она кажется такой доброй. – Идите спокойно наверх.

Я буквально вскакиваю с места.

– Спасибо.

Она кивает с улыбкой на улице, но ее губы предательски подрагивают.

Следуя за Хейли, я поднимаюсь в комнату Джаспера. Фотографии на стене рядом с лестницей так же знакомы мне, как и те, что висят у моих родителей. Я практически вырос в этом доме, здесь мало что изменилось. На дереве нижней ступеньки есть небольшая трещина – я тогда упал с лестницы, мне было одиннадцать. Второй пролет первого этажа до сих пор поскрипывает. В конце коридора стоят те же бесформенные фигуры, которые Джаспер смастерил в шестом классе на уроке труда. А между его комнатой и ванной висит фото с нашего первого Хэллоуина. В этом доме все осталось по-прежнему, даже запах. Только кое-чего не хватает. Кое-кого.

Перед его комнатой я останавливаюсь и поворачиваюсь к Хейли. Она кажется подавленной, но ее глаза уже не такие влажные, как были раньше. Тем не менее я не могу не спросить:

– Все в порядке?

Может, мне даже хочется, где-то в глубине души, чтобы она сказала «нет», просто чтобы мы могли отсюда уйти. Чтобы нам не пришлось заходить в эту комнату. Однако Хейли не делает мне такого одолжения.

– Да, – отвечает она через мгновение и громко вздыхает, словно ей нужно собраться с духом. Она не хочет уходить.

Не поискав еще раз в комнате Джаспера эту чертову рукопись.

Последний испытующий взгляд на Хейли, затем я смыкаю пальцы на ручке и заставляю себя открыть дверь.

На секунду кажется, что прошлое и настоящее со всей силой сталкиваются друг с другом. Я знаю эту комнату, знаю ее так же хорошо, как свою дома у родителей. Но в то же время она кажется чужой. На стенах висят новые постеры. Раньше у Джаспера никогда не было растений, потому что он не умел за ними ухаживать, и они умирали; теперь же я вижу маленький кактус. Книг на полке стало больше. Правда, синее кресло, в котором я сидел в свой последний визит, стоит на том же месте. Я пялюсь на него, будто могу вернуть прошлое. Будто могу все исправить. Принять другие решения. Но как бы мне этого ни хотелось, я не могу.

Я трясу головой, чтобы избавиться от абсурдных мыслей. Хейли тем временем начала осматривать комнату. Она осторожно снимает с полки одну книгу за другой, пристально рассматривая каждый заголовок, прежде чем поставить ее обратно. Я занимаюсь письменным столом. На ноутбуке стоит пароль, раньше я знал его, но сомневаюсь, что за все эти годы Джаспер не изменил его. И я прав. Имя собаки больше не подходит. Это было бы слишком просто.

С ужасным чувством тошноты я заглядываю в ящики стола, но – ничего. Никакой рукописи. Краем глаза замечаю, что Хейли остановилась перед небольшой полкой с сувенирами, но не решается взять что-либо. Эта комната – нечто большее, чем просто воспоминание, которое Харрингтоны пытаются сохранить о единственном сыне. Это алтарь, святилище… неправильно копаться в личных вещах Джаспера… Я присутствовал на его похоронах. Джаспер уже никогда не вернется.

– Эй… – Она кладет ладонь на мою руку. Я даже не заметил, что задвинул ящик с большей силой, чем нужно.

– Здесь ничего нет! – Мне становится не по себе: кожа натягивается, будто она слишком тесная для моего тела. Легкие кажутся слишком маленькими. Все, что я хочу, – это выбраться отсюда. Просто уйти.

– Что с ноутбуком? – спрашивает Хейли. – Ты смог взломать пароль?

– Нет, – отвечаю я резче, чем требовалось, и со вздохом отворачиваюсь. – Нам лучше уйти.

– Что, прости? – растерянно смотрит на меня Хейли. – Мы же только пришли.

Да, черт возьми, я хочу уйти. Потому что не выдержу больше ни одной секунды здесь. Меня вот-вот поглотят воспоминания. Хорошие и плохие, но прежде всего плохие. Я ненавидел смотреть, как мой лучший друг лежит в постели бледный, как лист бумаги. Но еще больше я ненавидел то, как он притворялся, будто у него обычная простуда, которая пройдет через несколько дней. Когда нам было лет пятнадцать-шестнадцать, мы ссорились больше раз, чем я могу сосчитать. Потом все утихло, смазалось. И вот год назад… Все обострилось прошлой зимой вскоре после Рождества. Мы снова поссорились и вывалили друг на друга бог знает что. Я осуждал его за то, что он намеренно отталкивал от себя людей, даже Шарлотту. Он же ответил, что я из тех, кто беспрекословно следует желаниям своей семьи, а не собственным. Джаспер злился, что я уехал в Бостон изучать архитектуру, хотя на самом деле мне хотелось заниматься другим. Он не сдерживался в выражениях и все мне высказал. И я отплатил ему тем же. Даже несмотря на то, что мне хотелось захлопнуть свой гребаный рот. Но я не смог, и это была наша последняя встреча. Мое последнее воспоминание о нем…

Хейли пристально смотрит на меня.

– Серьезно? Ты так легко сдаешься? – ее следующие слова – всего лишь бормотание, но я слышу их отчетливо. – …тебе было плевать на него еще при жизни.

Я застываю на полпути к двери и медленно поворачиваюсь к ней.

– Что ты сказала?

Сжав губы, она молчит, но я все равно вижу ее разочарование. Твою мать. Я и без того испытываю достаточно угрызений совести, но чтобы обидеть еще кого-то – это уже никуда не годится.