Чейзер. Крутой вираж

Отставив стакан, темноволосый мужчина поднялся с кресла, плотно прикрыл стеклянные створки камина, стянул майку и бросил ее на стул. Душ, кровать, и больше никаких мыслей.





Глава 7




Утро нового дня выдалось теплым, но пасмурным.

Лайза проснулась в семь утра и какое-то время лежала в постели, постепенно осознавая, что сегодня не нужно идти на работу. Больше вообще не нужно идти на работу.

Нет. Работы.

Новое для нее состояние, дискомфортное. Одно дело, когда у тебя на банковском счету сотни или хотя бы десятки тысяч, другое – когда там едва наберется жалкая тысяча, а зарплата – такая приятная и привычная, как уютные домашние тапки, – больше не упадет в конце месяца, выделенная чьей-то заботливой рукой, на твою карточку.

«Может, обратно?»

Эту мысль она отмела с порога – обратной дороги нет. Майлз примет – пожурит, поворчит и вздохнет с облегчением, мол, бывают у людей завихрения мозга, что поделаешь? – и возьмет обратно. Но Лайза не пойдет.

Какое-то время она, сонная, помятая, завернутая в халат и босая, стояла на маленьком балконе – созерцала пока еще почти пустой проспект: две машины у магазина, три припаркованы у входа в парк. К остановке лениво подъехал автобус, распахнул двери, какое-то время постоял, ожидая пассажиров, но их не нашлось – автобус, не заполучив добычу, уехал прочь. Над городом раскинулась пелена из светло-серых тонких облаков, закрывших все небо; день без солнца – душа без света.

Расстроенно, почти плача, буркнул желудок, Лайза потерла живот рукой – нужно поесть. Для того чтобы ожить и начать думать (а думать сегодня предстоит много), ей требуется нормальный завтрак – не три крекера и стакан чая, а что-то плотное, осязаемое, как омлет с курицей и овощами…

Часы показывали начало восьмого; кафе на соседней улице откроется через сорок минут. По пути – круглосуточный магазин. Туда она зайдет за продуктами, а после, возможно, в последний раз в этом месяце позавтракает у «Джанин». Посидит, побалует себя готовой горячей едой и чашкой хорошего кофе, составит план на день, посмотрит в окно и подумает о жизни.



Фарфоровая чашка размером напоминала маленький тазик; густая молочная пена медленно оседала. На тарелке беспорядочной мозаикой лежали куски разломанного вилкой омлета, не с курицей – с ветчиной и сыром: Лайза передумала; позади шумела кофемашина. За окном серел проспект, показывая, словно на телевизионном экране, то одного, то другого прохожего – героев чужой истории.

Ей предстояло создать новую жизнь. Свою жизнь. Как-то заново. Зарегистрировать фирму, подыскать сотрудников, арендовать офис…

Сходить к Дрейку.

Ей каким-то непостижимым образом следовало соединить наконец несоединимое – себя и эту новую реальность. Ту самую, которая пока ни в какую не хотела принять Лайзу – впустить ее в новый теплый дом, раскинуть под ногами ковер и добродушно пригласить: «Проходи!» Они почему-то до сих пор не подходили друг другу – Лайза Дайкин и эта временна́я ветка. Оставались чужими, незнакомцами, присматривались, не доверяли, не знали, чего ожидать.

Ее квартира – и не ее. Ее Мак – и не ее. Все другие, все чужое. Пора бы это изменить, вот только как?

Воспоминания о вчерашней гонке застыли в памяти болезненной раной: пока не думаешь об этом – кажется, не болит, а прокрутишь хоть фразу из вчерашних диалогов в голове – все равно что засунешь в нарыв палец. Глубоко засунешь, провернешь и поковыряешь.

Лайза старалась не думать, что будет дальше. Как? Кто и к кому теперь должен идти, что говорить? Мак сам, наверное, не придет, а она устала прилагать бесполезные усилия – тупик.

Может, оставить все как есть? Просто дать себе время, подождать, перестать трепыхаться, отпустить?

Ведь если твое, то от тебя не уйдет, а не свое все равно не удержишь.

Две половины всегда отыщут друг друга, так? Даже если через месяц, даже если через год. Вот только как быть, если бездействие причиняет почти физическую боль? Как не страдать от него, как поверить, что жизнь сама… Да и что сама? Поднесет блюдечко с голубой каемкой ко рту и предложит: «Поешь»? Сомнительно.

Из-за туч на несколько секунд выглянуло солнце – чуть просветлело и в мыслях.

Один шаг за раз: сегодня она не будет думать о Маке – только о работе, иначе не двинется вперед.

«Ничего не случится за одни сутки от моего бездействия, ничего, – убеждала она саму себя и не верила. – Работа, мне нужно думать только о ней…»

Телефон в сумочке молчал, и от этого почему-то было обидно.

Задавался новый день с миллионом новых возможностей, путей, точек отправления – ей нужно выбрать одну и двигаться вперед.

Лайза вздохнула, достала из сумочки ручку, расправила перед собой мятый, но чистый лист блокнота, вывела сверху: «Список дел на сегодня» – и, глядя в окно, задумалась. Подперла подбородок ладонью, покачала ногой; пена в «тазике» полностью осела.



1. Найти файлы для портфолио.

2. Распечатать их в большом формате.

3. Купить альбом (хороший, дорогой).

4. Почитать на сайте, как регистрировать компанию.

5. Съездить на улицу Шиар, узнать про аренду офиса.


6. Сходить к Дрейку. Попросить денег (все остальные пункты после!).





* * *


Дрейк отозвался сразу, уже после второго гудка – будто ждал ее звонка.

«Не мог ждать, он ничьих звонков не ждет».

Но факт оставался фактом: Начальник не просто ответил, но также сообщил, что в следующие полчаса свободен и будет ждать ее в машине на парковке перед Реактором.

Пришлось срочно собираться, искать ключи, выводить из гаража «Мираж». Бензина осталось мало; под капотом нездорово бряцало.

«Вечером нужно будет отогнать его в автомастерскую», – думала Лайза, обгоняя одну машину за другой; за последние полчаса поток сильно уплотнился.

Реактора она достигла за двенадцать минут, а еще спустя полминуты, припарковав «Мираж» среди серебристых седанов-близнецов, уже сидела в серой с белой полосой по борту машине Дрейка.



Пробившее путь через облака солнце, блики на капоте, запах незнакомого парфюма и вставшие дыбом на ее запястье волоски. Слишком близко располагался сосед-нечеловек; Лайза никогда раньше не сидела с Великим и Ужасным в одной машине, и теперь ее почему-то подташнивало.

Дверь в многоэтажное стеклянное здание Комиссии то и дело распахивалась, выпуская наружу людей в одинаковой форме: серая куртка, серые штаны, блестящая в лучах по рукаву полоска. Одни садились в машины и исчезали за высокими воротами, другие, наоборот, въезжали в эти самые ворота. Интересно, почему она видела Реактор – потому что уже была в нем? Другие ведь не видят – никто, кроме представителей Комиссии и отряда. Странно.

– Ну здравствуй, – дружелюбно поздоровались с ней. – Как твои дела?

– Здравствуйте, – вежливо отозвалась Лайза и умолкла. Что ответить на вопрос о делах? Хорошо? Плохо? Никак? Странно? Она не могла подобрать слов, чтобы описать сумбурное состояние ее души, настроение, раздрай в делах. – Нормально.

Наверное, этот вариант подходил для ответа лучше всего.

На Дрейка она не смотрела, но тот смотрел на нее – она чувствовала. Взгляд серо-голубых глаз аккуратно исследовал – не ее внешний вид, нет, но внутреннее состояние. Слой за слоем, пласт за пластом, все глубже, глубже. Это нервировало; волосы на ее руках поднялись почти вертикально.

– Я так… долго не высижу, – призналась она с волнением.

– Я знаю. Наш разговор длинным и не будет, я так думаю.

Он понимал с полуслова; напор испытующего взгляда ослаб, тошнить почти перестало.

– Спасибо, – прошептала Лайза одними губами. Наверное, Начальник увидел то, что хотел, и потому снизил активность вторжения.

– Как ты? Начинаешь вписываться в новую историю, привыкаешь к ней?

Он знал. Обо всех ее сомнения и тревогах – прочитал невидимую информацию, а в этом случае и обманывать не имело смысла.

– Не очень… если честно.

– Ну, «очень» сложно было бы даже мне.

Неправда. Это Лайза не принадлежала этой жизни, а Дрейк принадлежал – и этой, и той, которую она оставила; он принадлежал всем жизням сразу.

– Вам… было бы не так сложно.

– Ты не можешь этого знать, – голос прозвучал так мягко, что Лайза впервые повернула голову и взглянула на собеседника прямо.

«Расскажи мне больше», – мягко приказывали его глаза, но она вдруг потерялась, не знала, что именно рассказывать. Об этом утре? О чувствах? О том, что никак не может вжиться в обычную для других жизнь?

– Я обогнала его вчера на трассе, – зачем-то выдала она обрывочную информацию и тут же поправилась: – Мака. И он обиделся.

Теперь Дрейк отвернулся к окну – кажется, он улыбался и тщательно пытался это скрыть.

– Значит, начало положено?

Начало? Это не начало, это конец! Какое развитие возможно теперь, когда он обидел ее, а она – его? Вновь кольнуло чувство вины – надо было проиграть.

«Не надо было».

– Все идет не так, – призналась она с горечью. – Все.

Дрейк повернулся; теперь она отчетливо видела половину его улыбки – вторая была скрыта полусогнутыми пальцами.

– Откуда тебе знать? Зная прежний вариант истории, ты просто определила для себя понятие «так», а теперь сравниваешь новый ход событий и расстраиваешься, что он не соответствует твоим ожиданиям. Но означает ли это, что все идет «не так»?