Черный Леопард, Рыжий Волк

– Нет, друг мой. В Конгоре.





3. Одно дитя шестерых больше




Ngase ana garkusa ura a dan garkusa inshamu ni.





Одиннадцать


– Оставь мертвых мертвым. Вот что я сказала ему.

– Сказала до или после того, как мы в Темноземье поехали?

– До ли, после – мертвый есть мертвый. Боги велели мне ждать. И смотри: ты жив и целехонек. Доверяйся богам.

Соголон взглянула на меня: она не улыбалась и не насмехалась. Единственное, что могло бы занимать ее еще меньше, – это попытка дознаться.

– Боги велели тебе забыть про нас после того, как мы в Темноземье оказались?

Я проснулся, когда солнце уже половину неба прошло и упрятало тени под ногами. Мухи жужжали по комнате над моей головой, но не кусали. Я спал и трижды просыпался до того, как Леопард с Фумели проснулись по первому разу, а О́го смог избавиться от вялости и заклятья огуду. Комната тусклая и простая, стены выкрашены коричнево-зеленым, в цвет свежего куриного помета, их до самого потолка укрывали мешки, уложенные друг на друга. Высокие статуи, подпиравшие одна другую, делились секретами обо мне. Пол пах зерном, пылью, заброшенными в темень флаконами от благовоний и крысиным пометом. На двух противоположных стенах висели гобелены до самой земли. Синяя ткань укуру с белым рисунком влюбленных и деревьев. Я лежал на полу на и под одеялами и многоцветными коврами. У окна стояла Соголон в том коричневом кожаном платье, какое всегда носила, и смотрела на улицу.

– Ты в том лесу весь свой разум оставил.

– Разум мой, он тут, при мне.

– Разум твой еще не тут. Уже в третий раз говорю тебе, что путь в объезд Темноземья занимает три дня, а у нас получилось четыре.

– В лесу всего одна ночь прошла.

Соголон рассмеялась от этих слов, как от хорошей шутки.

– Значит, мы добрались на три дня позже, – сказал я.

– В лесу вы потеряли двадцать и еще девять дней.

– Что?

– Целая луна пришла и ушла с тех пор, как вы отправились в буш.

И, наверное, в этот момент, как и дважды до этого, потрясенный, я вновь откинулся на ковры. У всего, что не мертво, было целых 29 дней (полная луна выросла!), в том числе и у правды с ложью. Пустившиеся странствовать давно возвратились. Народившиеся создания подросли, другие умерли, а умершие за это время рассыпались в прах.

– Я бывал прежде в Темноземье. Тогда время никогда не останавливалось.

– Кто тогда следил за временем для тебя?

Я понял, что имелось в виду за ведьмиными двусмысленными речами. Сказала она (не вслух, а словом в слове), мол, кому на белом свете какая разница, где я и как я, чтобы считать мои ушедшие дни? Вроде Анджону, что обожал спрашивать, что изменит в мире любого моя смерть. Соголон смотрела на меня, будто ответа ждала. Или, по крайности, полуглупого ответа, на какой могла бы ответить полновесной насмешкой. Но я уставился на нее, пока она взгляд не отвела. В окно залетел шум, но у этого шума был порядок, ритм, топот и шарканье, стук сандалий и сапог, рысь подков по плотной земле, были люди, что ухали в ответ на аханье других. Я встал рядом с нею у окна и посмотрел.

– Идут со всех уголков севера, а некоторые с южной границы. Пограничные стражи носят красный шарф на левой руке. Видишь их?

Улица – на несколько этажей ниже – тянулась за дом. Как и большинство домов в Конгоре, этот был выстроен из камней, скрепленных известковым раствором, который не давал дождям развалить стены, хотя боковая стена и напоминала лицо переболевшего оспой. Шесть этажей вверх, десять и еще два окна вдоль, некоторые с деревянными ставнями, некоторые распахнуты, а некоторые с площадками для цветов впереди, на каких людям не устоять, хотя дети и стояли, а на многих и сидели. По сути, весь дом походил на большой улей. Как у всех зданий в Конгоре, у этого был вид отделанного вручную. Разглаженный ладонями и пальцами, размеченный по старой науке, доверявшей богу мастерства и таланта в том, что такое надежная мера веса и что такое приличная высота. Некоторые окна выбивались из линии, прорезались выше или ниже, словно орнамент, а некоторые были выше других и неидеальны по форме, зато гладко отшлифованы либо заботой мастера, либо под хлопок хозяйского бича.

– Дом этот принадлежит человеку из клана Ньембе. Он мне многим и многими жизнями обязан.

Я проследил за взглядом Соголон, смотревшим вниз из окна. По извивающейся змеей улице подходили люди. Группы по трое-четверо, они так шагали в ногу, что это походило на маршировку. Или двигались как люди, привыкшие ходить маршем. С востока приближались всадники на белых и черных лошадях с красной упряжью, лошади не были укрыты с головы до хвоста, как жеребцы Джубы. Двое мужчин шли под нами бок о бок. Тот, что был дальше от дома, укрыл голову шлемом из львиных волос, на нем был черный, обшитый золотом плащ с прорезями для рук по бокам, под ним белая рубаха. На поясе он носил длинный меч. Второй мужчина был лысым. Плечи ему укрывала черная шаль, под ней свободная черная туника, на ногах белые брюки, на поясе в ярких красных ножнах висел кривой ятаган. Трое конных пробирались по змее-улице, все трое скрывали лица под черными чалмами, все трое в кольчугах, в черных длинных рубахах над ногами в латах, с пикой в одной руке и уздечкой в другой.

– Чья армия собирается?

– Это не армия. Не королевские солдаты.

– Наемники?

– Да.

– Кто? Я недавно в Конгоре.


– Это воины Семикрылы. Черное одеяние сверху, белое снизу, как у их символа, ястреба-перепелятника.

– Зачем они собираются? Войны нет, слухов о войне тоже.

Соголон глянула в сторону. И сказала:

– Это в Темноземье нет.

По-прежнему глядя на собиравшихся наемников, я заметил:

– Мы вышли из леса.

– Лес не ведет в город. Лес даже в Миту не ведет.

– Есть двери – и есть двери, ведьма.

– Я знаю те двери, о каких ты говоришь.

– Мудрая женщина, ты обо всем знаешь? Что за дверь сама собой закрывается и ее больше нет?

– Одна из десяти и еще девяти дверей. Ты говоришь о ней во сне. Я не знала ни о какой двери в мрачных землях. Ты вынюхал ее?

– А теперь и тебе есть над чем позубоскалить.

– Откуда тебе было знать про дверь в мрачных землях?

– Просто знал.

Она что-то прошептала.

– Что? – переспросил я.

– Сангома. У тебя, должно, умение Сангомы, потому ты и видишь, даже когда глаза твои слепы. Никто не знает, где подворачиваются десять и еще девять дверей. Хотя старые гриоты говорят, каждую дверь боги создают. И даже старейшие из старейшин будут пялиться на тебя и говорить: болван, ничего такого не бывает во всех мирах над и под небесами. Другие же люди…

– Ты о ведьмах говоришь?

– Другие люди скажут, что это дороги богов, когда те разъезжают по этому свету. Ступил через одну – и ты в Малакале. Ступил через одну – в Темноземье, и смотри: ты в Конгоре. Ступи еще через одну – и ты, глядишь, в Южном Королевстве вроде Омороро, а может, и вовсе в царстве не от мира сего. Некоторые, пока не поседеют, время тратят на поиски хотя бы одной двери, а тебе только и забот, что вынюхать ее?

– Биби был Семикрылом, – произнес я.

– Он был всего лишь охранником. Ты вынюхиваешь игру, в какую никто не играет.

– Семикрылы работают на того, кто платит, но никто не заплатит больше, чем наш великий Король. И вот они собираются возле этого дозорного поста.

– Ты выслеживаешь мелочи, Следопыт. Оставь большие дела большим людям мира сего.

– Если для этого я пробудился, то пойду-ка обратно спать. Как Леопард с О́го?

– Боги даровали им благую судьбу, но поправляются они медленно. Кто такая эта безумная обезьяна? Она снасильничала их?

– Странно, как это я не умудрился спросить этого. Может, она собиралась души их высосать и чувства их вылизать?

– Фу! Скверны из твоего рта меня утомили. О́го, конечно же, стоит, потому как не падает никогда.

– Этот – мой О́го. Девочка все еще с тобой ездит?

– Да. Два дня выбивала я из нее эту дурь обратно к зогбану сбежать.

– Она пустой груз. Оставь ее в этом городе.

– Что ж за день такой: мужчина учит меня, что надо делать! Не будешь любезен поговорить о ребенке?

– О ком?

– Мы в Конгор зачем приехали?

– А-а. За эти минувшие двадцать и еще девять дней что нового стало известно про тот дом?

– Мы не ходили.

Это «мы» я оставил до следующего раза. А сказал же:

– Я не верю тебе.