Черный отряд

Страх стал нарастать, когда я медленно и тихо пробирался через лес. Душелов играл в игру со всеми, причем гораздо хитроумнее, чем предвидела даже Госпожа. Тогда что дальше? На мою жизнь было уже столько покушений… Не настал ли подходящий момент, чтобы избавиться от той угрозы, которую я представляю?

Впрочем, так ничего и не произошло. Если не считать того, что я, подкравшись к трупу в лесу, откинул черный морион и увидел лицо симпатичного юноши. Меня захлестнули страх, гнев и отчаяние, и я пнул мертвеца.

Приступ отчаяния вскоре прошел. Я стал искать лагерь, где прятались двойники. Они уже давно сидели в лесу и были готовы просидеть еще долго – запасов у них оказалось на целый месяц.

Мое внимание привлек большой сверток. Я разрезал стягивающие его веревки и заглянул внутрь. Бумаги. Огромная пачка, фунтов на восемьдесят потянет. Меня охватило любопытство.

Я торопливо огляделся, не заметил ничего подозрительного и порылся в свертке. И мгновенно понял, что у меня в руках – часть того, что мы откопали в Облачном лесу.

Но почему эти бумаги оказались здесь? Я думал, что Душелов передал их Госпоже. Тьфу! Интрига на интриге сидит и интригой погоняет. Возможно, часть бумаг он передал. А себе, наверное, оставил те, что, по его мнению, могут пригодиться позднее. Скорее всего, мы сейчас столь близко наступали Душелову на пятки, что у него не осталось времени прихватить сверток с собой…

Не исключено, что он еще вернется. Я вновь огляделся, борясь со страхом.

Ничто не шелохнулось.

Так где же он?

«Она, – напомнил я себе. – Душелова следует называть она».

Я обшарил окрестности лагеря двойников, отыскивая следы бегства Взятого, и вскоре обнаружил ведущие в лес отпечатки копыт. Через несколько шагов они вывели меня на узкую тропку. Я присел и всмотрелся в лесной полог, где в солнечных лучах порхали золотистые мотыльки. Мне очень не хотелось идти дальше по этой тропке.

«Возвращайся, – услышал я прозвучавший в голове голос. – Возвращайся».

Госпожа. С облегчением, потому что отпала необходимость идти по следу, я вернулся.

– Там лежит мужчина, – сказал я, подходя к Госпоже.

– Так я и думала. – Она придерживала рукой висящий в двух футах над землей ковер. – Залезай.

Я сглотнул, но подчинился. Мне показалось, будто я забираюсь из воды в лодку, дважды я едва не свалился. Когда Госпожа уселась рядом, я сказал:

– Он… она… осталась верхом и поехала по лесной тропинке.

– В каком направлении?

– На юг.

Ковер быстро поднялся. Мертвые лошади превратились в пятнышки далеко внизу. Мы заскользили над лесом. Мой желудок вел себя так, будто накануне вечером я влил в него несколько галлонов вина.



Некоторое время Госпожа негромко ругалась, потом сказала погромче:

– Сука. Она нас всех водила за нос. Включая моего мужа.

Я промолчал, потому что спорил сам с собой о том, должен ли я рассказать о бумагах. Госпожа ими заинтересуется. Но меня они тоже интересуют, и если я упомяну про них сейчас, у меня никогда не будет возможности в них разобраться.

– Готова поспорить, что теперь я раскусила ее замыслы. Избавиться от остальных Взятых, притворившись, будто участвует в их заговоре. Затем настала бы моя очередь, и тогда она попросту оставила бы Властелина в могиле. Все оказалось бы в ее руках, и она сумела бы от него отделаться. Без посторонней помощи вырваться он не может. – Она скорее размышляла вслух, чем обращалась ко мне. – А я упустила доказательства. Или проигнорировала их. А они все время были у меня перед носом. Хитроумная сука. Я ее за это сожгу.

Мы начали снижаться, и я едва не потерял то немногое, что имелось у меня в желудке. Ковер, сбрасывая скорость, опускался в долину, более глубокую, чем большая часть окружающей местности, хотя окаймляющие ее холмы в высоту не превышали двухсот футов.

– Стрелу, – бросила Госпожа. Я забыл приготовить следующую.

Мы углубились в долину примерно на милю, затем поднялись вдоль склона, пока не зависли возле выступа скалы из осадочных пород, и остались там на некоторое время, касаясь скалы краем ковра. Дул резкий холодный ветер, мои руки онемели. Мы улетели далеко от Башни, и в этой местности еще правила зима. Я непрерывно дрожал.

– Держись, – внезапно услышал я краткое предупреждение. Ковер рванулся вперед. В четверти мили впереди я увидел фигурку, прильнувшую к шее мчащегося коня. Госпожа резко снизила ковер, и теперь мы неслись всего в двух футах над землей.

Душелов заметил нас и, словно защищаясь, вскинул руку. Мы летели совсем рядом, и я выпустил стрелу.

Передний край ковра резко взметнулся вверх – Госпожа попыталась подняться выше всадника и коня, но не успела. Ковер содрогнулся от удара, затрещали ломающиеся планки рамы. Нас завертело, я отчаянно вцепился в ковер, пока вокруг менялись местами земля и небо. Потом я ощутил второй удар – мы врезались в землю, – и покатился кувырком, слетев с ковра.

Через секунду я уже стоял на ногах и, пошатываясь, прилаживал к тетиве новую стрелу. Конь Душелова лежал со сломанной ногой, а оглушенный Душелов стоял рядом на четвереньках со стрелой в боку.

Я выстрелил, потом добавил еще две стрелы, памятуя о поразительной живучести Хромого в Облачном лесу, когда Ворон свалил его стрелой с вырезанным на ней истинным именем Взятого. Выпустив третью стрелу, я, все еще не избавившись от страха, вырвал из ножен меч и бросился вперед. До сих пор не могу понять, как я ухитрился не потерять меч, пережив все, что произошло с начала погони. Подбежав к Душелову, я перехватил рукоятку двумя руками, широко размахнулся и с силой обрушил лезвие. Никогда прежде я не наносил столь трусливого и яростного удара. Голова Душелова покатилась прочь, прикрывающий лицо морион откинулся, и на меня обвиняюще взглянули глаза на женском лице. А лицо это почти не отличалось от лица той, с кем я появился здесь.

Глаза Душелова уставились на меня. Губы попытались произнести какие-то слова. Я оцепенел, не в силах понять, что все это значит, но жизнь покинула Душелова прежде, чем я уловил послание, которое она пыталась до меня донести.

Потом я бесчисленное число раз буду вспоминать тот момент, пытаясь угадать слова в шевелении умирающих губ.

Госпожа подошла ко мне, волоча ногу. Привычка заставила меня повернуться, опуститься на колено…

– Сломана, – бросила она. – Ничего. Нога подождет. – Она мелко и часто дышала, и на мгновение мне показалось, что причиной тому боль. Потом я увидел, как она смотрит на голову. Госпожа захихикала.

Я взглянул на лицо, столь напоминающее лицо Госпожи, потом на нее. Она оперлась рукой о мое плечо. Я осторожно поднялся, обнял ее за талию.


– Никогда не любила эту суку, – пробормотала она. – Даже когда мы были детьми…

Она бросила на меня подозрительный взгляд и смолкла. С ее лица сошло воодушевление, она вновь превратилась в ледяную леди.

Если во мне еще и оставалась искра зловещей любви к этой женщине, в чем меня обвиняли братья, то она быстро угасла. Теперь я ясно увидел, что хотели уничтожить мятежники – вернее, те в их движении, что были истинными приверженцами Белой Розы, а не марионетками монстра, породившего эту женщину и ныне желавшего ее уничтожения ради того, чтобы ввергнуть мир в собственную разновидность ужаса. В тот момент я с радостью и счастьем положил бы ее голову рядом с головой сестры.

Уже во второй раз, если верить Душелову. Вторая сестра. Это существо не заслуживало верности и преданности.

У каждого человека есть предел везения, сил и стремления сопротивляться. У меня не хватило духу поддаться возникшему импульсу. Быть может, позднее. Капитан совершил ошибку, согласившись служить Душелову. Будет ли моего особого положения достаточно, чтобы убедить его оставить эту службу на том основании, что наши обязательства закончились вместе со смертью нанимателя?

Сомневаюсь. Это выльется как минимум в настоящее сражение. Особенно если он, как я подозреваю, помог синдику в Берилле отправиться на тот свет. Если предположить, что Отряд уцелел после битвы, то его существованию не угрожает абсолютная опасность. И Капитан не одобрит идею нового предательства. В предстоящем моральном конфликте он сочтет его большим злом.

А существует ли еще Отряд? Битва при Чарах не закончилась лишь потому, что мы с Госпожой временно решили его покинуть. Кто знает, что там произошло, пока мы гонялись за Взятым-предателем?

Я посмотрел на солнце и с удивлением обнаружил, что прошло лишь чуть более часа.

Госпожа тоже вспомнила про Чары:

– Ковер, лекарь. Нам пора возвращаться.

Я помог ей залезть на искалеченный ковер Душелова. Он наполовину развалился, но Госпожа полагала, что он еще сможет функционировать. Я усадил ее поудобнее, подобрал лук и уселся перед ней. Госпожа зашептала. Потрескивая, ковер поднялся. Сидеть на нем оказалось весьма неуютно.

Пока мы облетали место гибели Душелова, я сидел с закрытыми глазами и спорил с самим собой, пытаясь свести воедино свои чувства. Я не мог поверить в зло как в активную силу, для меня оно существовало лишь как точка зрения, но мне довелось увидеть достаточно, чтобы поколебать прочность собственных убеждений. И если Госпожа не являлась воплощением зла, то она приблизилась к этому настолько, что разница оказывалась несущественной.

Ковер неуверенно направился к Башне. Открыв глаза, я увидел торчащий из-за горизонта огромный черный блок. Он постепенно увеличивался. Возвращаться мне не хотелось.



Мы с черепашьей скоростью летели над заваленной обломками скал местностью к западу от Чар. Госпоже пришлось полностью сосредоточиться, чтобы удерживать ковер в воздухе. Я с ужасом представлял, как он падает на скалы или испускает дух над армией мятежников. Я перегнулся через край и стал разглядывать каменный хаос внизу, пытаясь выбрать место для аварийной посадки.

Поэтому я и заметил девочку.

Мы преодолели три четверти заваленной камнями полосы, и тут я увидел что-то движущееся. Прикрыв глаза ладонью, на нас смотрела Душечка. Из-за камня на мгновение высунулась рука и втянула ее в укрытие.

Я скосил глаза на Госпожу. Она ничего не заметила, потому что была слишком занята.

Так что происходит? Неужели мятежники загнали Отряд в скалы? Тогда почему я больше никого не вижу?

Напрягаясь, Госпожа постепенно набирала высоту. Под нами уже простиралось поле битвы, напоминающее по форме ломоть пирога.

Поле кошмара. Его устилали тела десятков тысяч мятежников. Большинство подразделений пало на месте, сохранив строй. Ярусы усеивали тела мертвецов обеих армий. На вершине пирамиды криво торчал флаг Белой Розы. Нигде ни единой живой души. Тишина стиснула все мертвой хваткой, нарушаемая лишь бормотанием холодного северного ветра.

Госпожа на мгновение утратила контроль над ковром. Мы рухнули вниз, и она остановила падение лишь в нескольких футах от земли.

Ни единого движения, лишь колышутся на ветру знамена. Поле боя походило на плод воображения свихнувшегося художника. Верхний слой мятежников выглядел так, словно люди умерли в жутких муках. Количество мертвецов не поддавалось подсчету.

Мы поднялись над пирамидой. По ней в сторону Башни тоже прокатилась смерть. Ворота остались распахнутыми, в их тени валялись тела мятежников.

Все-таки они пробились внутрь.

На вершине пирамиды лежало лишь несколько тел – все мятежники. Моим товарищам, должно быть, удалось укрыться в Башне.

И в лабиринте ее коридоров, наверное, еще продолжается сражение. Здание огромно, его нельзя захватить быстро. Я прислушался, но ничего не услышал.

До вершины Башни было триста футов, но мы не могли подняться так высоко… Там появилась фигура, приглашающе махнула рукой. Человек был невысок и одет в коричневое. Я ахнул, вспомнив, что лишь один из Взятых одевался в коричневую одежду. Фигурка, прихрамывая, переместилась, продолжая махать нам рукой. Ковер медленно поднимался. До вершины осталось двести футов. Сто. Я обернулся и вновь обвел взглядом панораму смерти. Четверть миллиона мертвецов? Голова пошла кругом. Цифра оказалась настолько велика, что разум отказывался ее воспринимать. Даже самые страшные сражения эпохи Владычества не косили людей в таких масштабах…

Я посмотрел на Госпожу. Она организовала эту резню. Теперь она станет полной владычицей мира – если продолжающаяся сейчас в Башне битва завершится в ее пользу. Кто посмеет выступить против нее? Перед моими глазами лежат мертвецы – цвет мужского населения целого континента…

Из ворот Башни вышли несколько мятежников и стали обстреливать нас из луков. Лишь считанные стрелы смогли достичь высоты ковра. Солдаты перестали зря тратить стрелы и принялись ждать. Они знали, что нам и так приходится скверно.

Пятьдесят футов. Двадцать пять. Госпожа выбивалась из сил даже при поддержке Хромого. Я дрожал на ветру, который угрожал ударить ковер о Башню. Мне вспомнилось долгое падение Ревуна. Мы сейчас на той же высоте, откуда он полетел вниз.

Бросив еще один взгляд на долину, я увидел форвалаку. Она обвисла на кресте, но я знал, что бестия еще жива.

К Хромому подбежали солдаты – кто с веревками, кто с копьями или длинными шестами. С каждой секундой скорость нашего подъема замедлялась. Ситуация превратилась в напряженную до странности игру – чтобы спастись, достаточно протянуть руку, но ее длины упорно не хватает.

Мне на колени упала веревка.

– Привязывай ее! – крикнул мне сверху сержант-гвардеец.

– А как насчет меня, задница?

Я медленно, со скоростью улитки, переместился к Госпоже, опасаясь нарушить стабильность ковра. У меня возникло искушение завязать фальшивый узел, который распустится под ее весом, – Госпожа больше не вызывала моих симпатий. Мир без нее станет лучше. Душелов была смертельно опасной интриганкой, чьи амбиции погубили сотни людей. Она заслужила свою судьбу. Насколько же больше заслуживала смерти ее сестра, преждевременно отправившая по дороге теней несчетные тысячи?