Четыре всадника раздора

Парень попытался вскочить, но Клим ухватил его за плечо.

– Сядь. И отвечай на вопросы.

– Вы кто такие, мать вашу? – завопил Григорий, но впечатления не произвел, голос срывался, казалось, что он вот-вот расплачется.

– Отвечай на вопросы, и побыстрее. Будет шанс уйти отсюда на своих ногах.

– Расскажи нам про Ингу, – попросила я и опять улыбнулась.

– Что рассказывать? Учится в школе. Живет с отцом и мачехой, мать умерла. Давно, Инга совсем маленькая была. Мачехе до нее дела нет. Отцу тоже. Я бы радовался, никто не цепляется, уже хорошо.

– А она в большой обиде на отца?

– Не знаю. Ничего такого она не говорила.

– Отца в школу вызывали. Из-за синяков на ее теле. Ты об этом что-нибудь слышал?

– Ну да…

– Это отец? Или мачеха?

– Нет, – он досадливо покачал головой. – Там другое.

– Рассказывай о другом, – подал голос Клим.

– Она малость на своей матери свихнулась. Ну, типа, видела ее.

– Где видела?

– В доме. Не саму мать, конечно. А призрак. И нечего так смотреть, – обиделся парень. – Я и сам знаю, что все это чушь, страшилки для доверчивых детишек. Но Инга уверена… сколько бы я ни говорил… – Григорий досадливо покачал головой.

– Давай-ка поподробнее, – попросила я.

– Мать у нее всякой чертовщиной увлекалась. Я сам книжки видел. Был у нее в доме, когда отец на работе зависал, а домработница уже отчалила. Мачехе по барабану, где она и с кем. Инга мне все и показала. Книжки, рисунки… Мать точно с приветом была. А потом исчезла. Ее просто признали мертвой, чтоб отец мог жениться во второй раз, а на самом деле никто не знает, что случилось. Инга эти книжки дурацкие тоже читать начала. Я боюсь, что крыша у нее съедет, как у мамаши.

– Расскажи про синяки, – напомнила я.

– Инга проснулась оттого, что ее кто-то душил. И увидела мать. Закричала, прибежал отец… И призрак, типа, исчез…

– Она верит в то, что ее душил призрак матери?

– Выходит, что так. Я не идиот, я прекрасно понимаю, все это глупость. С какой стати матери ее душить? Но Инга…

– А синяки были, – сказал Клим.

– Да, я сам видел.

– Когда это случилось?

– Месяц назад, может, больше. Я в интернете читал, человек способен внушить себе, что видит то, чего нет. И синяки… Они могут появляться… из-за самовнушения.

– Она что, мать боится? – нахмурился Клим. – Поэтому ей и понадобилась курица?

– Откуда вы знаете? – заголосил он, но тут же сник. – Да. Она на этом призраке помешалась. Инга говорит, ее мать убили. Душа ее не находит покоя. И мстит живым.

– Родной дочери?

– Слушайте, она это говорит, а не я. Она просила достать живую курицу. Я достал.

– Где, кстати?

– На дачу съездил. Соседи кур держат. Хозяин запойный, за пол-литра курицу отдал. Я сказал, в живой уголок. Детям. Вот такая фигня. Пришлось ей голову отрубить. Если бы этого не сделал, Инга бы решила, что я слабак. В деревнях всегда курам головы отрубают. Что такого? Хотя противно. Она хорошая девчонка. Книжки читает. Нормальные книжки, я хотел сказать. В музыке разбирается. Когда не городит всю эту чушь… Я не знаю, как ей мозги на место поставить. Может, это само пройдет? Но если у нее мать была помешена на всем этом, теперь Инга… типа, это наследственная болезнь? Об этом я тоже в интернете читал.

– О разговоре с нами Инге лучше не сообщать, иначе придется рассказать отцу о ее художествах. Ему это вряд ли понравится. На отца она тебе не жаловалась?

– Нет. Она об отце вообще говорить не любит. Но… она ждет, когда можно будет от них уйти. Не хочет жить в этом доме, потому что он проклятый.

– Это она так сказала?

– Ага. Она как на этого конька сядет, все, глуши мотор. Нормальная девчонка – и сразу полный звездец. Как думаете, это как-то лечится? Я не психушку имею в виду. После психушки крыша еще больше съезжает, известный факт.

– Попробуем разобраться с привидением, – сказала я. – Возможно, после этого лекарства не понадобятся.

– А вы кто? – жалобно спросил он.


– Частные детективы. Ищем мачеху Инги. Она тебе о ее исчезновении говорила?

– Говорила, конечно. Об этом же в интернете есть.

– И что конкретно говорила?

– Да все ту же чушь. Это мать мстит за то, что Нелли заняла ее место. И Ингу, может, того… утянуть с собой, поэтому кровь и нужна. Чтоб она в комнату войти не могла.



– Может, девчонка в самом деле спятила? – по дороге к машине спросил Клим. – Некоторые опусы вредны для неокрепших душ.

– Если она защищается от матери, то вряд ли игры с портретом и фотографиями ее рук дело. Хотя…

Я позвонила Бергману, он предложил через час встретиться в его доме и все обсудить.

– Кажется, сегодня я остался без работы, – узнав об этом, усмехнулся Клим. – Впрочем, немного времени есть, загляну к Зорину, узнаю, чем наш бизнесмен занят. Где тебя высадить?

– Можно здесь. Немного пройдусь.

Он кивнул, и через минуту мы простились. Он отправился к офису Зорина, а я пешком к дому Бергмана. Однако по дороге я передумала, взяла такси и вскоре уже выходила возле коттеджного поселка, где жил Зорин.

Интересовал меня овраг, где Инга встречалась со своим другом. Ничего особенного в выбранном для свидания месте не было. Детки предпочитали встречаться подальше от посторонних глаз. Однако Клим видел Ингу там сидящей в одиночестве. Что, впрочем, тоже не было чем-то удивительным. Хочется человеку побыть наедине с природой.

В общем, никаких особых причин взглянуть на пресловутый овраг у меня не было, но я тем не менее решила это сделать. Я стала огибать поселок по кругу, и вскоре оказалась за домом Зорина.

Держась за ветки кустов, спустилась вниз. Первое, что увидела, разорванный пакет и перья вокруг него. Выброшенную Ингой курицу обнаружили собаки или еще какое-то зверье.

Я огляделась. Овраг как овраг. Села на поваленное дерево, вновь огляделась, словно ожидая подсказки. Пожухлая трава, засохшие листья… Будь это летом, за зеленой листвой я бы точно ничего не разглядела: на стволе дерева напротив кто-то вырезал букву.

Я подошла ближе. Так и есть, буква «М». Вряд ли надпись сделана недавно. Я бы решила, ей несколько лет. Взгляд мой упал на землю, в ворохе опавшей листвы стоял крест из двух прутьев, связанный между собой бечевкой. Он был довольно глубоко воткнут в землю. Наземная часть креста невелика, примерно с мою ладонь. Поэтому я его поначалу и не заметила. И только стоя совсем рядом…

Я опустилась на корточки, разгребла листву вокруг креста. Бечевка, связывающая две перекладины, успела обтрепаться. Кресту, как и букве «М» на дереве, несколько лет. Может, кто-то закопал здесь любимого питомца? Ставить ему крест, конечно, идея странная, но людям в голову и не такое приходит.

Выпрямившись, я начала движение по кругу, и вскоре нашла еще одну отметину на дереве. Буква «А». Дальше было легче, потому что теперь я приблизительно знала, где надо искать. Еще одна буква «М», а потом снова «А». «Мама». Надпись словно образовывала непрерывный круг, в центре которого и сидела накануне Инга.

– Черт, – пробормотала я.

Самые нелепые мысли бродили в моей голове. Я закрыла глаза, прислушалась, позвала едва слышно:

– Давай, покажись мне.

Ничего. После третьей попытки я поняла: это бесполезно. Либо под крестом никто не упокоился, либо мои пресловутые способности гроша ломаного не стоят.

Достав мобильный, я сделала несколько фото и начала выбираться из оврага. Вызвала такси и вскоре уже была возле «дома с чертями».

Дверь мне открыла Лионелла, ключи от дома у меня были, но я предпочла позвонить.

– Хозяин велел проводить вас в его кабинет, – сказала она.

– Спасибо. Дорогу я и сама найду.

– Поэт уже там. Скажите ему, что ходить в чужих вещах неприлично. Он одолжил рубашку у хозяина и ходит в ней который день.

– Сами скажите.

– Я говорила уже дважды. Скорее всего, он успел забыть об этом. Вы же знаете Дмитрия.

– У Максимильяна не один десяток рубашек. Уверена, он не обеднеет.

– Есть правила, которыми нельзя пренебрегать.

– Попробуйте донести эту мысль до Поэта… Хорошо, я с ним поговорю, – вздохнула я.

Димка, однако, сидел не в кабинете, а на кухне. Одной рукой стучал по клавишам, в другой держал чашку с кофе, да еще бутерброд жевал. В общем, нарушал все мыслимые правила.

– Вас, что, плохо кормят? – возмутилась Лионелла.

– Я обожаю вредную еду, – отозвался он, поднял голову и сказал мне: – Привет.

– Верни рубашку.

– Что?