Четыре всадника раздора

Прозвучало это практически как угроза, что Зорин не мог не почувствовать. Он вдруг съежился под взглядом Бергмана. В глазах едва ли не отчаяние.

– Мне-то что делать? – жалобно спросил он. – Вполне вероятно, они на этом не остановятся.

– У вас нет связи с женой? – на всякий случай уточнила я.

– Говорю же вам, нет. Она прячется от меня. А что делать с платком?

– Отнести в полицию, – пожал Бергман плечами.

– Издеваетесь? Я прошу, оставьте платок у себя.

– Об этом не может быть и речи.

– Я прошу вас, умоляю.

В этот момент Лионелла по громкой связи сообщила:

– К вам посетительница.

– Проводите ее в кабинет.

Я не сомневалась, это Боровская. Прибыла в кратчайшие сроки.

Дверь распахнулась, и Евдокия Семеновна влетела в комнату.

– Вы должны быть в больнице, – поприветствовав ее, сказал Максимильян.

– Какая уж тут больница… Что происходит? – накинулась она на зятя.

– Ваша дочь спятила, – язвительно ответил он. – Вот что я нашел в своей машине. – Он указал на платок, лежавший на столе Максимильяна.

– Господи… Это Неллин платок? В крови? Это ее кровь?

– Не удивлюсь. То есть почти уверен. Только я ко всему этому отношения не имею.

Бергман в трех словах объяснил Боровской, что произошло. Я думала, она немедленно бросится в полицию, но женщина с минуту сидела молча, потом заговорила:

– Мы должны действовать крайне осмотрительно, чтобы не навредить Нелли. Ее могут удерживать против воли…

– Черта с два, – рявкнул Зорин. – Я не знаю, что она задумала, но еще раз заявляю при свидетелях: я не имею ко всему этому никакого отношения. Я не убивал жену, нигде не удерживаю, и понятия не имею, что происходит.

– Моя дочь попала в беду. Это ясно. Ее надо найти как можно скорее. И не вмешивать во все это полицию, пока не выясним, что происходит. Ты согласен? – повернулась она к зятю.

Он кивнул, хоть и с заметной неохотой.

– Что ж, – Бергман взял платок, положил в пакет и убрал в сейф, который был скрыт в шкафу за его спиной. – Будем считать, здесь собрались союзники, и задача наша ясна: вернуть Нелли живой и невредимой.

По лицу Зорина было видно, союз для него – явление временное, и он вовсе не уверен, что цели и задачи присутствующих совпадают.

– Боюсь, мне придется позаботиться об охране, – сказал он, поднимаясь.

– Это будет не лишним, – кивнул Бергман.

– Я бы хотела переговорить с вами с глазу на глаз, – сказала Боровская, как только за Зориным закрылась дверь.

Максимильян взглянул с удивлением, я была уверена, он ответит, что у него нет и не может быть секретов от коллег, но на всякий случай поднялась и пошла к двери. Вслед за мной отправились и Димка с Климом.



– Пожалуй, Зорина одного оставлять не стоит, – сказал Клим. – Вдруг с перепугу его понесет в какое-нибудь интересное место.

– Не спеши, – пожал Димка плечами. – Джокер наверняка захочет все обсудить.

Я отправилась в свою комнату. Все это время в голове настойчиво билась одна мысль, не имевшая никакого отношения к расследованию.

У меня действительно была подвеска. Давно, в детстве. Знак бесконечности. Правда, тогда я понятия не имела ни о каких знаках. Называла ее почему-то «глазки». Моя детская фантазия ассоциировала ее с кошачьими глазами.

Я повалилась на кровать, бормоча еле слышно:

– Вспомни, вспомни, откуда она взялась?

Наверное, я вскоре уснула, иначе как объяснить, что было потом?

Я вдруг увидела себя на краю обрыва, рядом был Максимильян. Он держал меня за руку.


– Я найду тебя, – сказал он, улыбаясь, и поцеловал меня. – Я найду тебя везде и всегда, – повторил он, а я испуганно спросила:

– Но как мы узнаем друг друга?

Он протянул подвеску, а потом аккуратно повесил ее мне на шею.

– Знак бесконечности, – сказала я.

– Как моя любовь, – кивнул он.

– Но… как мне сохранить ее в другом мире?

– Не беспокойся об этом. Ни о чем не беспокойся.

Я точно вынырнула из воды, задыхаясь, хватая ртом воздух.

Машинально взглянула на часы, с момента, когда я вошла в комнату, прошло не больше пятнадцати минут. Я провалилась в сон, как в темный глубокий омут.

«Бергман, – едва не заорала я, – кончай свои шуточки! Все это чушь! Понял?»

Я не верила воспоминаниям, у меня их попросту не было. Все это игра воображения после нашего разговора. Фантазии озабоченной девицы, у которой давно не было секса. Или того хуже, часть игры, которую со мной затеял Джокер.

Второе представлялось даже более вероятным. Но кое-что в мою картину мира не вписывалось. Кое-что такое, что очень беспокоило.

У меня совершенно точно была такая подвеска. Я даже как будто и сейчас ощущала ее на своем теле, так ясно, что испуганно провела рукой по груди.

Разумеется, никакой подвески нет. Однако я ее помнила. И теперь пыталась понять, когда и куда она исчезла? А главное, откуда появилась?

Беспокойство нарастало, и я саму себя умудрилась запугать, уже сомневаясь во всем. И в этом дурацком сне, и в своих воспоминаниях, и даже в разговоре с Бергманом.

Схватила мобильный и набрала номер мамы. Звонила я ей обычно трижды в неделю, последний раз вчера вечером, неудивительно, что мама забеспокоилась.

– У тебя все в порядке?

– Да, конечно. Просто выдалась свободная минутка, решила узнать, как твои дела.

– Все хорошо. Твой брат звонил недавно, передавал тебе привет.

– Спасибо.

– Ты бы могла звонить ему почаще. Мне кажется, он немного обижается.

Речь шла о моем двоюродном брате, ему я действительно звонила редко, однако и он звонками не баловал, с чего вдруг ему обижаться?

– Я обязательно ему позвоню, – заверила я.

– Вот и отлично. Как у вас погода?

Я решила, что можно перейти к делу:

– Мама, ты помнишь, в детстве у меня была подвеска. В виде восьмерки.

– Не восьмерки. Это знак бесконечности, – засмеялась мама.

– Вот как?

– Ты сама мне об этом заявила с очень серьезным видом. Тебе было лет пять. Знаешь, очень странно, я как раз сегодня убиралась в твоей комнате, протирала пыль в шкафу, и в деревянной шкатулке обнаружила подвеску. Я, честно говоря, о ней забыла. А тут сразу столько воспоминаний. Я почему-то думала, ты ее потеряла. Или увезла с собой. А она, оказывается, дома. И ты вдруг спрашиваешь о ней. Забавно, да?

– Это точно, – усмехнулась я. – А как она у меня появилась? Кто-то подарил?

– Не помню. Может, кто-то из подружек в садике? Это ведь недорогая вещица. А может, ты где-то ее нашла?

«Или она меня», – подумала я, а мама продолжила:

– Почему ты вдруг вспомнила о ней?

– Сама не знаю. Наверное, ностальгия по детству.

– Твоя подвеска лежит в шкатулке и ждет тебя. И твоя комната тоже.

– Я знаю, мама. Спасибо.

Подвеска действительно существует, я это не придумала. И что? Каким образом о ней узнал Бергман? Тайно проник в мою комнату? Нашел подвеску и решил, что это весьма подходящая вещь для его целей? Но откуда ему знать, что ни я, ни мама не помним, как она появилась. Впрочем, если бы я точно знала, каким образом она попала ко мне, это бы мало что изменило.