Чужой своим не станет

– Не знаю… Он никогда не говорил об этом. Знаю, что где-то среди топей. Для строительства блиндажа привлекался специалист из технического отдела Абвера. Гауптштурмфюрер как-то сказал, что в таком укрытии всю войну просидеть можно.

– Значит, он уже там бывал?

– Да. В этих местах он уже не в первый раз. Именно он подсказал, где удобнее строить убежище. Таких схронов по всей Белоруссии немало.

– Много ли в Белоруссии абверовских агентов?

– Знаю, что немало. Их задача – ударить Красной армии в тыл, когда она начнет продвигаться к границам Рейха.

– Что ты можешь сказать об этом Заубере?

– С ним лучше не спорить. И исполнять его приказы немедленно. Иначе убьет… Даже глазом не моргнет! Знаю, что у начальства он на особом счету. Все операции, за которые он брался, проведены успешно.

– Второй немец – радист?

– Да.

– Как его зовут?

– Ганц Замбер.

– Что можешь о нем сказать?

– Ничего конкретного сказать не могу. Так себе… Серый. Незаметный. В разговоре участвовал редко, все больше молчал.

– А как другие участники? Кто они?

В какой-то момент лицо Курбанова перекосилось от боли. Сжав челюсти, он перетерпел ее. Оставалось удивляться, как он до сих пор держится.

– Самый жестокий из них – Рыжий! Прежде чем попасть к «бранденбургам», он служил в зондеркоманде в каком-то лагере для военнопленных, откуда его и забрали. Столько крови пролил, что утонуть в ней можно! Все перед немцами выслуживался. Рассчитывает, что они его с собой возьмут. Вы мне только позвольте, так я его собственными руками!..

– А ты, значит, в сравнении с ним божий ангел?

– Были грехи, чего там скрывать. Не без того… Только я не убивал. Я в оцеплении стоял. – С лица раненого схлынула кровь. Преодолевая боль, Курбанов заговорил с продолжительными паузами. Отвечать ему становилось все труднее, он терял сознание.

Сержант вновь достал шприц, посмотрел в побледневшее лицо диверсанта, с сомнением покачал головой:

– Боюсь, не выживет. Крови много потерял. А потом, рана серьезная.

– Ты что, врач?

– Не совсем… С третьего курса медицинского на фронт ушел.

– А почему не в полевом госпитале?

– На передовую хотел… Думал, я здесь нужнее.

– Такие твари – они обычно живучие… А если не суждено, невелика потеря!

Раненый диверсант что-то бормотал, но разобрать его слова было невозможно.

– Похоже, что напарника своего костерит, – прислушался сержант. – Как, говорит, встречу, так вцеплюсь ему обеими руками в горло и не отпущу до тех пор, пока душу из него не выдавлю.

– Заговаривается он, – хмыкнул Тимофей. – Чего ждем? Коли!

Приподняв безвольную руку Курбанова, сержант нащупал вену и уверенно вогнал в нее игру. Губы раненого слегка дрогнули, он почувствовал острое проникновение, потом плотно сжались, ощущая, как раствор морфия растекается по телу. Вскоре наступило облегчение.

– Носилки есть?

– Так точно!

– Давайте его на носилки! И поаккуратнее, – предупредил Тимофей, – он нам еще нужен.

Раненого диверсанта положили на носилки и потащили из леса.





Глава 14

Штольце брать живым





Еще через два часа Тимофей Романцев был у Русового. Подробно, стараясь ничего не пропустить, доложил о событиях минувших суток. Полковник слушал внимательно, прихлебывая крепко заваренный чай. Иногда он задавал уточняющие вопросы, и Тимофей подробно разъяснял.

После того как Романцев завершил доклад, полковник заговорил негромко, но внушительно:

– С час назад я получил письмо от начальника управления СМЕРШ Первого Белорусского фронта генерал-лейтенанта Зеленина. Как выясняется, в соседних армиях – схожая проблема. По всему фронту засекли восемь диверсионных групп с похожими задачами. Активизация немцев в первую очередь связана с их возможным наступлением. Немцы хотят переломить ситуацию и перехватить инициативу. А вот этого мы допустить не должны. Группа диверсантов должна быть задержана, а в случае сопротивления – уничтожена! Таков приказ.

– Есть возможность взять диверсантов живыми. Но для этого нужно точно знать место расположения их схрона. Нам известно, что он находится где-то в Лисьей пади. Дорога каждая минута, для быстроты действий нам нужен автомобильный пеленгатор с мобильными группами.

Полковник Русовой задумался. Отдельные радиодивизионы особого назначения в связи с активизацией немецких агентов в последние недели действовали с особой нагрузкой, время их работы было расписано буквально по минутам. Пеленгаторы, установленные на «ЗИСах», обладающих повышенной проходимостью, могли значительно углубляться в заросшую лесом прифронтовую зону.

Не далее как неделю назад именно такой машине удалось обнаружить крупную группировку в районе поселка Ростоки, в месте расположения Шестьдесят девятой армии. Как выяснилось позже, немцы подготавливали в этом направлении мощный прорыв. После получения разведданных артдивизионы армии устроили немцам огневой вал, буквально засыпав их расположение от самой передовой линии до двух километров вглубь снарядами, сорвав предполагаемое наступление.

Еще два автомобильных пеленгаторных пункта были задействованы на радиоразведку в направлении линии клина, обращенного в глубину советских позиций, так называемого Белорусского выступа, включающего в себя Витебск, Оршу, Могилев и Жлобин, работая в основном против Третьей танковой армии. Командование Первого и Второго Белорусских фронтов считало, что именно в этом месте и есть направление главного удара. Радиоразведкой уже были определены места точной дислокации немецких танковых соединений, а также места базирования частей Люфтваффе.

Еще три передвижных пеленгаторных пункта дежурили напротив Девятой армии группы «Центр», пытавшейся после отхода из Бобруйска закрепиться на запасных позициях.

Для того чтобы просить автомобильный пеленгаторный пункт, нужны были веские основания. В случае невыполнения задачи со всех спросят по всей строгости. И одним взысканием тут не отделаешься… С другой стороны, отыскать в кратчайшие часы группу диверсантов без радиодивизиона особого назначения просто невозможно.

– На сколько часов потребуется машина? – решился наконец Русовой.

– Думаю, что на сутки. Диверсанты должны выйти на связь в ближайшее время. Нами отмечена закономерность их выхода в эфир. Это два раза в день: утром и вечером. Последний раз они выходили шесть часов назад. Думаю, что в течение последующих десяти часов они себя проявят.

Полковник Русовой достал из распечатанной пачки «Беломорканала» папиросу. Шумно продул фильтр и, смяв двумя пальцами «гильзу», сунул ее в уголок рта. Поднял со стола простенькую трофейную зажигалку, сделанную из дюралюминия, и только после того, как сделал первую затяжку и вдоволь насмотрелся на дымок, расходящийся под самым потолком, произнес:

– Думаю, мне все-таки удастся убедить руководство. Но результат должен быть стопроцентный! Другого от нас не ждут. В случае неудачи меру ответственности мы разделим поровну. А она будет тяжелая.

– Я все понимаю, товарищ полковник, – с некоторым облегчением произнес капитан Романцев. – Но это еще не все…

– Что еще? – недовольно протянул командир.

– Нужно привлечь дополнительные подразделения к поискам диверсантов, чтобы максимально охватить район. Лисья падь – довольно крупный и сложный участок, радист может выйти на связь из любой его точки. Как только будет запеленговано место выхода в эфир, тотчас же на задержание должна быть отправлена группа, которая будет находиться ближе всего к этой точке. В каждой из этих групп для соединения с передвижным пеленгаторным пунктом будет радист. Сообщение о месте выхода рации в эфир радист получает практически мгновенно.

Полковник Русовой удовлетворенно кивнул:

– Вижу, что ты все продумал. Что ж… Пусть так оно и будет. Людей я тебе организую, это в моей власти. На оцепление пойдут два батальона, находящиеся в запасе, и рота охраны. Поговорю, может, удастся заполучить два полка НКВД… Думаю, этого будет вполне достаточно. Там, где появятся «дыры», мы поставим блокпосты и дозоры. Кое-где организуем засады, так что немцам некуда будет деваться.





* * *


Еще через пятнадцать минут Тимофей Романцев вместе с оперативно-разыскной группой трясся в грузовом «ЗИСе», направлявшемся в сторону Лисьей пади. Еще через час район будет охвачен кольцом, в операции в общей сложности будут задействованы до десяти тысяч человек с привлечением полков НКВД.

Особое внимание уделялось минскому направлению, куда, по всей вероятности, и направлялись диверсанты. На этом участке было не одно, а два кольца оцепления. Теоретически диверсанты могли проскользнуть через западное направление, где произрастал дремучий лес и было немало топких болот. Но в этом случае диверсантам придется сделать значительный крюк через болота. А это потеря времени. Нет, диверсанты пойдут только на восток! Гауптштурмфюрер Штольце невероятно везучий человек, склонный к риску, он всегда там, где удача.

В каждой поисковой группе имелся радист с передвижной пеленгационной станцией. В случае выхода в эфир немецкого радиста каждой из групп будут переданы координаты его местонахождения.

Романцев подъехал к кромке густого леса. Дальше машина уже не могла проехать, группа высадилась и зашагала пешком через березнячок, подточенный в самом основании ржавым болотом. Преодолев преграду, бойцы вошли в многовековой бор с корабельными соснами. Расположиться решили на границе леса и поля. Место для выхода в эфир подбирал сам радист, инструктированный наставниками: лучше всего связь осуществляется в местах, лишенных механических преград. Короткая волна, проходя через частокол деревьев, встречает на своем пути препятствия, что в значительной мере сказывается на качестве приема сигнала. А во фронтовых условиях любая мелочь может повлиять на исход военной операции.

Капитан Романцев не мешал радисту, бродившему вдоль кромки леса и прислушивавшемуся к собственным ощущениям. Так он пытался отыскать оптимальное место для работы. Когда наконец оно было определено: с одной стороны – распаханное разрывами поле, с другой – овраг, поросший реденьким лесом, радист снял с себя ранец с рацией.

Еще битый час он пытался забросить антенну на толстый голый сук, торчавший в центре ствола, объясняя несведущим, что антенна должна находиться в строго вертикальном положении – так лучше для приема сигнала. Забросив наконец грузило, он облегченно вздохнул и принялся за настройку рации.

Выставили караул, расположились на ночлег. Тимофею не спалось. Так бывало не однажды, когда принимались ключевые решения. Но сейчас волнение отсутствовало – задача была ясна. Следовало бы почувствовать удовлетворение и наслаждаться покоем, но сон отлетал от Тимофея пугливой птахой, как только капитан закрывал глаза, и возвращаться не желал.

Романцев знал, что весь следующий день он проведет на взводе и про усталость забудет совсем; его будет переполнять желание действовать. Лишь бы немецкий радист не подвел – дал знать о себе несколькими минутами работы, этого вполне достаточно для пеленгации.

От невеселых дум капитана могла отвлечь крепкая махорка. Курил он экономно, глубокими затяжками, наслаждаясь каждым вдохом. Зрение в такие минуты становилось невероятно острым, даже в абсолютно беззвездной ночи Тимофей отчетливо различал вдали очертания предметов, ночных животных, вышедших на охоту, всегда невольно поражаясь такой своей способности.

Сегодняшний день был именно таким. Все чувства – зрение, слух, обоняние – усилились десятикратно. Глянув через поле, он увидел крупного волка, осторожно вышедшего из леса и крадущегося будто по висящему мосту, застывшего потом в тревожном ожидании. На фоне сосен зверь практически сливался с темнотой и чутко ловил запахи, исходящие из вечернего мрака. Люди были от него далеко и пришли сюда явно не по его душу. Но рисковать матерому зверю не хотелось. Уши его нервно дрогнули, и он вернулся в чащу.

На фоне неба хмуро проступали ели. Метрах в тридцати на длинной ветке Тимофей рассмотрел еле заметную болотную сову. Ее выдавали длинные кисточки на ушах, слегка колыхавшиеся при каждом повороте головы. Птица, не обращая внимания на присутствие человека, внимательно вслушивалась в тревожную глубину леса. Потом вдруг неожиданно снялась с ветки и совсем бесшумно заскользила над травой, выискивая добычу, после чего улетела в поле, где вскоре затерялась.

Огонек махорки медленно умирал, едва поблескивая искорками. Его следовало бы растопить, дать ему жизни, но Романцев, погруженный в глубокие думы, позабыл о нем совсем.

Перед самым рассветом, когда сон сморил последнего из крепившихся бойцов, Тимофей увидел, как на васильковую поляну выбежал заяц. Длинный и очень нескладный, он совсем не боялся близкого присутствия людей, как будто знал, что у них есть куда более важные занятия, чем гонять длинноухого по лесу.

Где-то вдали назойливо застучал пулемет. С этими звуками зверье давно уже свыклось. Приподнявшись на задние лапы, став на время великаном, заяц чутко вслушивался в пулеметную дробь, потом лениво поскакал по полю.

С сумерками природа оживала. Давала успокоение, ублажала сознание, привносила веру в завтрашний день. Позволяла на какое-то время позабыть о войне. У кого поднимется рука на животное, беспечно выскочившее на обстреливаемую территорию?.. На войне человеческая жизнь ничего не стоит, может, поэтому начинаешь особенно ценить жизнь зверя.