Дань псам. Том 2

– Но ведь не заглядывал же! И потом, нет у тебя никакого запасного мокасина – я его у тебя спер.

– Вот поэтому я его и спер у тебя обратно!

– Ты не можешь спереть обратно вещь, про которую не знаешь, что она сперта. Ты его просто спер! Нету такого закона, чтобы воровать.

– Это только на болотах нету!

– Твоя сумка – то еще болото!

– Ха-ха-ха!

Амба довольно ухмыльнулся собственной шутке – и тоже расхохотался.



Фейнт выдернула затычку и, отпив добрый глоток, передала кожаную флягу Сладкой Маете.

– Ты только послушай этих идиотов, – сказала она.

– Делать мне больше нечего, – отозвалась Сладкая Маета. Потом ее передернуло. – Знаешь, это ведь со мной первый раз, чтобы мне вот так вот в штаны лезли.

– У некоторых перед смертью встает – и что им тогда делать?

Та фыркнула.

– Издеваешься? У них там по-настоящему ничего и не было, уж не знаю, палки они туда подвязали, что ли? – Отпила вина, оглянулась, вздохнула. – Красиво тут.

– Наш маленький рай.

– Ну, по крайней мере восходы тут, надеюсь, красивые. – Помолчав немного, она продолжила: – Я-то сначала подумала, что Рекканто мне на помощь бросился. А теперь мне все больше кажется, что он тоже решил, пользуясь случаем, немного за меня подержаться.

– А что тут удивительного, Сладкая? Он все-таки мужик.

– С хреновым зрением.

– Да и с лапами погаными, получается.

– Убить мне его, что ли?

– Обожди-ка, – сказала Фейнт, отнимая у нее флягу. – Он тебя все-таки спас, когда им руки-ноги пообрезал.

– От конкурентов хотел избавиться.

– Или все-таки, Сладкая, честь твою спасал?

– Как скажешь.

Фейнт вернула затычку на место.

– Нижние боги, Сладкая, как ты думаешь, во что это мы там такое вляпались?

Сладкая Маета поджала пухлые губы, полуприкрыла глаза длинными ресницами.

– В Одноглазом Коте, когда я была еще маленькой, меня как-то взяли на Мушиную Зарю – это, знаешь ли, такая церемония в храме Худа, когда священники обмазываются медом…

– А кое-где, – перебила ее Фейнт, – и кровью.

– Да, я тоже слышала. Но в Коте использовали мед, так что мухи к нему липли. Мухи и осы, если точней. На церемонии я была с дедом, который когда-то служил в Возвращенцах…

– Боги, давненько я этого слова не слышала! – Фейнт с подозрением уставилась на Сладкую Маету. – Это что, правда? Твой дед был Возвращенцем?

– Так он сам говорил. Когда я была маленькой, я каждому его слову верила. Когда подросла, не верила уже ни одному. Теперь, став совсем взрослой, снова начала верить. У него в доме много такого всего было – резные плиты, ломаные маски по стенам… да, Фейнт, я думаю, что это правда.

– И он служил под командованием сегулеха…

– Да, сегулеха-изгнанника. Так вот, дед взял меня тогда на церемонию в храм своего бывшего отряда, где все вот это и было – священники, жрицы, мухи.

– Обожди. Считается, что все Возвращенцы исчезли – что их сам Худ забрал на службу у себя в царстве. Как же вышло, что твой дед остался в Одноглазом Коте?

– Он руку в бою потерял – правую, в которой меч держат. Сперва его сочли мертвым, а когда наконец разобрались, для настоящего исцеления было уже поздно. Так что ему просто заживили культю и отчислили из отряда. Мне вообще рассказывать или ну его?

– Прости. Рассказывай давай.

– Дед тогда сказал, что священники ничего не понимают – ну, насчет меда. Что мухи и осы к церемонии никакого отношения не имеют. Что главное – это кровь, ну то есть мед, но он ее символизирует. Возвращенцы – которые были все равно что священники Худа, рыцари-священники, во всяком случае, пока оставались среди живых, – они, ну, занимались самобичеванием. Кровь у тебя на коже, истекающая наружу жизнь, которая прямо на коже умирает – вот это важно. Потому-то Худ и ценит мертвых солдат выше всех остальных бесчисленных мертвецов, что бредут сквозь его врата. Это Наемники Крови, та армия, что будет сражаться на потайной равнине под названием Последняя Отвага. – Она помолчала, облизнула губы. – Мушиная Заря, она про это. Про окончательную битву, когда мертвые соберутся на потайной равнине под названием Последняя Отвага.


– Может статься, – проговорила Фейнт, которую от рассказа Сладкой Маеты пробрал холод, – потому-то Худ и забрал Возвращенцев. Он знал, что битва не за горами.

– Дай-ка мне еще глоточек. – Сладкая Маета протянула руку к фляге.



Гланно Тарп подтолкнул Рекканто Илка под локоть.

– Видал? Это они про нас разговаривают. Ну, то есть, про меня главным образом. Настанет тот день, Рекканто, рано или поздно, но настанет.

Рекканто Илк сощурился и взглянул на него.

– Когда они тебя во сне прирежут, что ли?

– Хватит тебе дурачка строить. Когда одна из них попросится ко мне в жены-навсегда.

– А потом-то тебя во сне и прирежет. А мы твой пай поделим.

– По-твоему, я не заметил, как ты Сладкую приподголублял?

– Когда это ты успел? Ты ж фургоном правил?

– Я все вокруг вижу, Илк. Потому-то и кучер из меня богосравнительный.

– Ну, у нее там есть за что подержаться.

– Ты там насчет моей будущей жены-навсегда поосторожней!

– Может, ты еще на Фейнт женишься, а это значит, что со Сладкой я могу поступать как мне заблагорассудится.

Гланно Тарп громко рыгнул.

– Надо бы чего-нибудь пожрать сготовить. Позавтракаем, они там как раз закончат свои раздвагольствования, и можно будет сразу в путь.

– Вот только куда?

– А это неважно, куда. И никогда не было важно.

Рекканто Илк ухмыльнулся.

– Верно. Главное – не результат…

– …главное – процесс! – закончили они хором.

Фейнт и Сладкая Маета обернулись к ним с недовольными лицами.

– Только не это! – воскликнула Фейнт. – Эй вы, двое, ну-ка прекратили! Если не хотите, чтобы мы вас во сне прирезали.

Рекканто Илк подтолкнул Гланно Тарпа под локоть.



Маппо, сидя на корточках и легонько покачиваясь на широченных пятках, терпеливо ожидал, когда Мастер Квелл закончит бормотать свое обезболивающее заклинание. Маппо сочувствовал магу – по его бледному напряженному лицу, потному лбу, трясущимся рукам было видно, что тот страдает.

Трудно примириться с мыслью, что кто-то может выбрать себе подобную профессию – с учетом той цены, которую за нее приходится платить. Неужели деньги это искупают? Маппо такого не понимал.

Что в этом мире имеет настоящую ценность? В этом и в любом другом? Дружба, дар любви и взаимопонимания. Честь, которой ты удостаиваешь другого. Но за деньги ничего подобного не купишь. Для него эта истина была совершенно очевидной. Однако он знал, что именно ее простота порождает насмешки и циничные издевательства. До того самого момента, пока насмешники сами не лишатся этих ценностей, пока лично не заплатят за потерю, пока она не вторгнется в их собственную жизнь. Вот только тогда весь цинизм осыпается прочь, обнажив наконец истину во всей ее суровой незыблемости.

Все важные истины очень просты.

Но здесь имела место и другая истина. За поездку заплатил он. Страдания мага куплены его деньгами. Обмен был явно несправедлив, поэтому Маппо жалел Мастера Квелла и не собирался закрывать глаза на собственную вину. В конце концов, честь – это готовность измерять и взвешивать, способность судить справедливо и без ухищрений.

Следовательно, все они сейчас расплачивались за потребность Маппо совершить путешествие через Пути. Он должен взвалить на себя и эту ношу. Если у него достанет сил.

Жуткий воин рядом с ним шевельнулся и заговорил:

– Кажется, Мастер Квелл, теперь я понимаю, почему Тригалльская гильдия постоянно нуждается в пайщиках. Но, разрази меня Бездна, неужели среди Путей не найдется таких, по которым можно путешествовать в безопасности?

Мастер Квелл потер рукой лоб.

– Миры сопротивляются, Остряк. Мы там – все равно что капельки воды в кипящем масле. Я делаю все что могу, чтобы нас… не выбросило обратно. Маги, те могут аккуратно проникать в свои Пути – но и это непросто, как правило, им приходится действовать посредством тонкого убеждения. Или же немалого напряжения воли. Дыру между мирами пробивать никто не хочет, потому что контроль над ней удержать очень непросто. Она может поглотить мага в мгновение ока. – Квелл поднял на них налитые кровью глаза. – Для нас подобные способы закрыты. – Он вяло махнул рукой в сторону фургона. – Наше появление подобно открытому вызову. Мы и есть вызов. Пробиваем мир, словно добела раскаленный наконечник копья, как безумные несемся сквозь, оставляя за собой нечто такое, что я обязательно должен, скажем так, нейтрализовать. Прижечь рану. Иначе за нами последует волна магического взрыва такой мощи, которую никакому смертному не перенести.

Наперсточек за спиной Маппо уточнила: