Дань псам. Том 2
Часть 77 из 116 Информация о книге
– Что? А. Правду. Парень пытался сбежать и погиб. Человек вздохнул и выпрямился. – Проклятье, – пробормотал он. – Прости, Мурильо. – Погодите… этот Драсти – он был такой важный? То есть… – горный мастер повел рукой, словно охватывая не только лежащий теперь на дороге труп, но и тот, что был здесь вчера. – Все эти смерти. Да кто был этот Драсти? Человек подошел к коню и запрыгнул в седло. Подобрал поводья. – Я не уверен, – сказал он, подумав. – Для начала, похоже… – Он помедлил и продолжил: – Он был мальчик, которого никто не любит. Он произнес это с такой болью, что даже горный мастер вздрогнул. – Как почти что все они, кто попал сюда. Почти что все. Человек посмотрел на горного мастера. Тот удивился: на лице всадника не было ни торжества, ни удовлетворения. И вообще было непонятно, что на нем написано. В любом случае странное выражение. Незнакомец развернул коня и послал по дороге. Обратно в город. Горный мастер отхаркался, собрав во рту мокроту, шагнул вперед и плюнул прицельно в лицо Горласа Видикаса. Потом отвернулся. – Мне нужны три стражника и самые быстрые лошади, что есть! – Он проводил глазами посыльного. Снизу донеся взрыв хриплого смеха. Горный мастер кивнул с полным пониманием. – Да пошло оно все, выставлю им еще по бутылке эля. Резчик скакал, пока сгущались сумерки. Конь первым почувствовал, что спешить некуда, – всадник перестал его подгонять. Скакун перешел с галопа на рысь, потом пошел шагом и в итоге решил отдохнуть на краю дороги, опустив голову, чтобы ущипнуть траву. Резчик уставился на свои руки, на свободные поводья. И заплакал. О Мурильо, о мальчике, которого никогда не видел. А прежде всего – о себе. Приди ко мне, любовь моя. Приди ко мне скорей. Немного погодя мимо проскакали трое посыльных, не обратив на него никакого внимания. Топот лошадиных копыт постепенно затихал, только висело облако пыли, освещенное светом звезд. Герой Веназ, исполняющий приказы Веназ – а если приказы подразумевают жестокость, даже убийство, значит, так тому и быть. Ни вопросов, ни сомнений. Он вернулся со зверским триумфом. Предотвращен очередной побег, доклад принят благосклонно. И тем не менее дело надо доводить до конца. Необходимо проверить все. И когда он, главный среди кротов, взял веревку с узлами и пошел по туннелям, никто ни о чем его не спрашивал. Он же теперь может делать что захочет, ведь так? А когда он вернется, найдя доказательства смерти Бэйниска и Драсти, то Горлас Видикас поймет, как полезен Веназ, и начнется у Веназа новая жизнь. Хорошая работа приносит хорошую награду. Простая истина. Вода, заливавшая часть тоннеля в глубине Отвала, почти вся ушла, освободив проход к расселине. Добравшись до обрыва, Веназ присел на корточки у края, прислушиваясь – а вдруг кто-то остался жив и шуршит внизу, в темноте. Ничего не услышав, он снял с уступа обрывок веревки Бэйниска и повесил свою, размотав остаток за край расселины. Веназ прикрутил огонек лампы до минимума и привязал к ручке конец бечевки в половину человеческого роста; второй конец он привязал к лодыжке. Опустил за край лампу, а потом и ноги. Зажав веревку ступнями, он двинулся дальше, пока не нащупал узел. Теперь все нормально, только бы бечевка не переплелась с веревкой. Очень осторожно Веназ начал спускаться. Внизу лежат окровавленные тела убитых камнями мальчишек – убитых не Веназом, ведь это даже не он перерезал веревку. Это сделал сам идиот Бэйниск. Впрочем, Веназ готов принять славу на себя, это нормально. Даже с узлами на веревке от долгого спуска заболели руки и плечи. Он вообще не обязан этим заниматься. Однако, возможно, этот поступок возвысит его в глазах Горласа Видикаса. Благородные хотят разного странного. Они сами родились с умениями и талантами. И важно показать Горласу Видикасу собственные таланты во всей красе. Лампа внизу стукнулась обо что-то, и Веназ, посмотрев, увидел отблески света на сухих неровных каменных осколках. Вскоре он уже стоял на покачивающихся камнях. Отвязав лампу, убрал бечевку и удлинил фитиль на пару щелчков. Круг света расширился. Он увидел ноги Бэйниска, оторванные подметки мокасинов, окровавленные голени – обе были сломаны и из них торчали острые концы костей. Кровь уже не текла. Бэйниск был мертв. Веназ подошел ближе и уставился на разбитое лицо, на котором почему-то застыла улыбка. Веназ присел на корточки. Нужно забрать поясную сумку, в которой Бэйниск хранил все свои ценности: ножик с ручкой из слоновой кости, который давно приглянулся Веназу; полдюжины медяков – награда за особые поручения; серебряную монету, которую Бэйниск особенно ценил: на ней были очертания города то ли под радугой, то ли под громадной луной, заполнившей небеса, – кто-то говорил, что эта монета из Даруджистана, но из старого, времен Тиранов. Теперь сокровища достанутся Веназу. Вот только он не мог найти кошель; перевернул тело, осмотрел забрызганные кровью камни вокруг. Нет кошелька. Не осталось даже ниточки. Должно быть, он отдал его Драсти. Или потерял в туннеле – раз Веназ не нашел его внизу, придется внимательно высматривать по дороге обратно. А теперь нужно найти тело второго мальчишки, которого он возненавидел почти с самого начала. Тот все время вел себя, как будто умнее всех. И этот взгляд – словно он знает, что лучше других, настолько лучше, что ему легко быть терпимым ко всем тупицам вокруг. Легко улыбаться и говорить приятные вещи. Легко быть полезным и великодушным. Веназ отошел от тела Бэйниска. Чего-то не хватает – и не только трупа Драсти. И через мгновение Веназ понял, чего именно. Остатка проклятой веревки, которая должна была упасть под самый край обрыва, рядом с Бэйниском. Проклятая веревка пропала – и Драсти вместе с ней. Веназ пошел вдоль стены, и шагов через двадцать оказался на краю провала; он понял, что шел не по дну расселины, а по насыпи из обрушившихся камней. Расселина была неизвестной глубины, и снизу дул сухой теплый воздух. Испугавшись того, что стоит на пробке, которая может провалиться в любой миг, Веназ поспешил обратно. Драсти наверняка сильно пострадал. Наверняка. Если только… если не стоял уже внизу, держа проклятую веревку, ожидая, пока спустится Бэйниск. Веназ почувствовал, как пересохло во рту. Он проявил беспечность. Этого не простят. Остается одно: найти малявку и прикончить его. От этой мысли Веназ похолодел и задрожал – он ведь прежде никого не убивал. Сможет ли он? Должен – чтобы все было правильно. По ту сторону от тела Бэйниска насыпь шла с небольшим подъемом, камни здесь были крупнее, и ветер снизу свистел между ними. Жуткий скрип сопровождал осторожные шаги Веназа. Через пятнадцать шагов – снова провал. Озадаченный Веназ двинулся вдоль края. Он достиг стены – противоположной стороны расселины – и поднял лампу повыше. При ее свете он разглядел угловатую трещину – две каменные полки разошлись, одна зашла глубже, и даже было видно, где с двух сторон продолжались трещины. Дыра была на высоте человеческого роста, и трещина – шириной в руку – продолжалась в своего рода желоб. Бэйниск ни за что не пролез бы в эту трещину. А вот Драсти мог бы – и пролез, больше ему деваться было некуда. Веназ снова привязал лампу к ноге и заставил себя втиснуться в щель. Очень узко. Он еле мог дышать – грудная клетка упиралась в камень. Всхлипывая, он протолкнулся глубже, но не настолько, чтобы застрять – нет, чтобы лезть вверх, ему нужна хотя бы одна свободная рука. Отталкиваясь ногой и извиваясь всем телом, он нашел положение, в котором мог по чуть-чуть продвигаться вперед. Хорошо, что камень сухой. С мокрого он то и дело соскальзывал бы назад. Однако он едва продвинулся на два человеческих роста, как уже вспотел насквозь и заметил влажные полосы на потолке – следы, оставшиеся от Драсти. А еще оказалось, что удерживаться на месте между толчками можно, только набирая полную грудь воздуха – превращая ее в клин. Грубая ткань рубахи жестоко скребла по коже. Сколько времени прошло? Сколько еще ползти по этой почти вертикальной трубе? Веназ понятия не имел. Он был в темноте, зажатый каменными стенами, сухой ветер обдувал его с одного боку, правая рука ныла от напряжения. Текла кровь. Он обильно потел. Он весь покрылся порезами и ссадинами. Но тут трещина расширилась, появились благословенные выступы, на которых можно было успокоить дрожащие мышцы. Узкий лаз превратился в просторный желоб. Веназ задышал полной грудью, и пронзительная боль в ребрах начала утихать. Веназ лез дальше и вскоре достиг нового желоба, уходящего под прямым углом. Веназ помедлил и все же решил ползти туда – посмотреть, как далеко тянется новый лаз; и почти сразу почуял запах земли, слабый и затхлый, а дальше увидел склон, усыпанный лесным мусором. За этим пьянящим запахом ощущалось еще что-то: едкое, свежее. Веназ прибавил огонь в лампе и поднял ее перед собой. Он увидел каменную осыпь и услышал стук камней и шуршание их по опавшим листьям и сухому мху. Веназ поспешил к основанию осыпи и посмотрел вверх. И увидел Драсти – всего в двадцати человеческих ростах над ним: распластавшись на осыпи, он подтягивался короткими движениями. Да, он выследил пацана. Веназ улыбнулся и быстро прикрыл лампу. Если Драсти обнаружит, что его еще преследуют, он может попробовать обрушить лавину камней – разумеется, в этом случае он и сам рухнет вниз. Драсти не так туп. Одно неверное движение на этой осыпи – и оба мертвы. Опаснее будет, когда Драсти доберется до самого верха. Тогда Веназу может прийтись плохо. И этот запах сверху – свежий чистый воздух. Пахнет тростником и илом. Запах озера. Веназ подумал, потом подумал еще. И у него родился план. Отчаянный, рискованный. Но у него и вправду нет выбора. Драсти все равно услышит его, когда он полезет наверх. Ну и ладно, пусть слышит. Он засмеялся – низкий гортанный смех разнесется по камням, как сотня змей, обовьет ядовитым клубком сердце Драсти. Веназ засмеялся, а потом взревел: – Драсти-ии! Я нашел тебя-аа! И услышал ответный крик. Визг хромого раздавленного щенка, вопль неприкрытого ужаса. Вот и хорошо. Он хотел вызвать панику. Не такую, чтобы мальчишка отчаянно начал дергаться – от этого он может рухнуть, – а чтобы, достигнув верха осыпи, бросился в ночь, побежал, побежал, побежал… Веназ отставил лампу и полез вверх. Погоня была мучительной. Словно два червяка, они ползли по пыльным плитам сланца. Отчаянный беглец и преследователь – бешено колотятся сердца, горящие легкие судорожно глотают воздух. Но все это внутри, ведь руки и ноги могут двигаться только медленно и осторожно. Двинется камень – и оба замирают, растопырившись, сдерживая дыхание и зажмурившись. Веназу придется убить его. Драсти умрет. Теперь иного выбора нет, и Веназ с удивлением понял, что с легкостью представляет, как выдавит жизнь из мальчишки. Ухватит за шею, лицо посинеет, потом посереет. Выпавший язык, выпученные глаза – да, это совсем не трудно. Сверху донеслось шуршание, стук камней, и Веназ понял, что остался на осыпи один. Драсти добрался до верха – и, слава богам, он побежал. Это ошибка, Драсти, и теперь ты попался. Твоя шея в моих руках. Я поймал тебя. Снова раздается тихий шепот прибывающих. Из убежищ, из укрытий, из грязных гнезд. Призрачные фигуры скользят в потоках тьмы. Торди смотрела, как душегуб – ее муж – покидает клетку лжи, которую они называли, по странной иронии, своим домом. Когда его шаги затихли, она вышла в сад и встала на краю замощенного круга. Посмотрела в небо, но луны еще не было, ее свет не мешал голубому сиянию городских газовых ламп. В ее голове бормотал голос – тяжелый, солидный. И слова заставляли сердце биться спокойнее, мысли текли на мирный лад. Хотя и говорил размеренный голос об ужасной законности смерти. Она взяла единственный приличный кухонный нож и приложила холодное лезвие плашмя к запястью. В этой странной, зловещей позе она ждала. Гэз в этот миг шел по переулку. Хотел кого-то найти. Хоть кого-нибудь. Чтобы убить, уничтожить, сломать кости, выколоть глаза, порвать губы об острые обломки выбитых зубов. Правда, предвкушение восхитительно? В другом доме – служившем и жильем, и студией – Тисерра вытирала вымытые руки. Все чувства внезапно обнажились, словно натертые битым стеклом. Она помедлила, прислушиваясь, но не было слышно ничего, кроме ее собственного дыхания – хрупких мехов жизни, такой уязвимой. Что-то началось. Она поняла, что испугана. Тисерра поспешила в укромное место. Начала неистовые поиски. Нашла тайник, где муж хранил драгоценные дары синих морантов. Пусто. Да, ее муж – не дурак. Он выживший – и это его главный талант. Заработанный громадным трудом – и вовсе не на коварной арене, где играют в свои игры Опонны. Он взял все, что ему было нужно. Он сделал все что мог. Она стояла, ощущая беспомощность. Это чувство было неприятным, очень неприятным. Предстоящая ночь растянется в вечность.