Дань псам. Том 2

И всегда одна, неважно, дома муж или нет. Лежать и пялиться в зернистую тьму. И заставить ее подняться могли только еще один кубок вина, еще одна трубка или призрачная прогулка в тихом саду.

В таких прогулках она словно искала что-то, сама не зная что; искала, прекрасно понимая, что ни в каком саду этого не найти. Это «что-то» не принадлежало ночи и не пряталось в завитках дыма или в привкусе крепкого напитка на онемевшем языке.

Она выбрала летящую прозрачную накидку, лавандовую, окутавшую ее обнаженные плечи словно фимиамом. Широкая полоса того же материала плотно обхватывала ее стан под грудью – живот и бедра. Тонкая полоска на груди ничего не скрывала.

Шардан Лим проявил нетерпение. И грубость. Он сидел сейчас в гостиной, потел, глаза расширились от жалкого желания. И напрасно он пытался кого-то из себя изобразить, раз личина умудренного распутства сорвана. Пропал весь шарм, хитрые подмигивания, лживая учтивость.

Она знала, что весь проклятый мир – всего лишь фанерная декорация. Иллюзия красоты пропадает, стоит приглядеться. Дешевка и грязь – вот истинная суть всех вещей. Пусть он раскрашивает все, как захочет, пятна на простынях останутся.

Она пошла к нему босиком. Представляя перешептывания горничных, слуг и охранников – разумеется, пока она не слышит. Иначе нельзя. Приличия надо соблюдать любой ценой. Пусть ждут, пока она не пройдет, пока не скроется из виду. А на сплетни имеют право – это их награда за жизнь в подчинении, за поклоны и труд, за все, что должно убедить ее и подобных ей, что они выше слуг. Благородные, богатые торговцы, знаменитости и остальные.

А на самом деле, единственные игроки в этой игре успеха – везение и невезение. Высокое рождение, внезапное стечение обстоятельств, неожиданное, необъяснимое качание маятника позже могут рассматриваться как добрый поворот судьбы. Да, они могут важничать – мы все можем – и кричать, что все дело в таланте, умениях и мастерстве. Но Ваза была уверена, что даже бедные, беспомощные, чумные и позаброшенные могут обладать и талантом, и мастерством – а добрый поворот судьбы и достойная награда их не ждут.

Слуги кланяются, и то, что они вынуждены делать это, доказывает, как хрупка иллюзия превосходства.

Она открыла дверь и с достоинством вошла в гостиную.

– Советник Лим, вас бросили здесь в одиночестве? И никто не предложил угощения? Это неприемлемо…

– Я отослал служанку, – прервал он, и ее поразило странное выражение его лица, за которым что-то скрывалось.

– Вы даже не налили себе вина. Позвольте, я…

– Нет, благодарю, госпожа Ваза. Хотя я лучше налью вам. Да.

Он выбрал графин и взял кубок. Она наблюдала, как янтарное вино плеснулось в хрусталь и перелилось через край, прежде чем советник спохватился. Он посмотрел на кубок, а потом поднял взгляд.

– Госпожа Ваза, у меня ужасные вести.

Тогда почему же ты чуть не расплываешься в улыбке?

– Ах, продолжайте, советник.

Он шагнул к ней.

– Ваза…

И она поняла: произошло что-то ужасное. Слишком уж его возбудило известие. Ему не терпелось увидеть, как она отреагирует. И сегодня ночью ее тело не было ему нужно. А она явилась разодетая, как прихотливая шлюха.

– Простите меня, – сказала она, отступая и попытавшись прикрыться поскромнее.

Он даже не обратил внимания.

– Ваза, Горлас убит. Твой муж убит.

– Убит? Он же еще в горняцком лагере. Он… – Она замолкла, пораженная, как быстро недоверие сменилось уверенностью.

– Убит, за лагерем, – сказал Шардан Лим. – Наемный убийца? Даже не представляю, кто мог бы… – И он тоже замолчал; его взгляд на нее вдруг стал острым и пронзающим.

Она не хотела слышать вопроса, который готов был прозвучать, и поэтому взяла кубок, не обращая внимания, что вино полилось по руке, и сделала большой глоток.

Он подошел сбоку, но молчал, глядя на нее.

Ваза чувствовала, как кружится голова. Было трудно сосредоточиться. Чувства и убеждения – что сначала? Правда и ужас; дыхание перехватило.

– Ваза, – прошептал Шардан Лим, неожиданно оказавшийся совсем близко. – Можно было иначе. Могла бы прийти ко мне. Если все вскроется, тебя повесят – понимаешь? Твоему отцу конец – и всему дому Д’Арле. Весь совет будет потрясен до основания. Худов дух, Ваза – если кто-нибудь узнает правду…

Она повернулась к нему и спокойным голосом спросила:

– Какую правду? О чем вы, советник? Мой муж убит. Надеюсь, вы и совет проведете расследование. Убийца должен быть найден и наказан. Благодарю, что взяли на себя тяжкий труд сообщить мне. А теперь, прошу, оставьте меня, сэр.

Он смотрел на нее так, словно никогда прежде не видел, потом отошел и покачал головой.

– Я и не думал, Ваза. Что это ты…

– Что я что, советник?

– Может быть… то есть ты вправе претендовать на место в совете. Или отправить туда любого по своему выбору…

– Советник Лим, это все подождет. Вы бесчувственны. Прошу вас, уйдите.

– Разумеется, госпожа Ваза.


Он ушел, а она осталась стоять неподвижно, держа в руке кубок, липкий от пролитого вина.

Формальное расследование. И уж оно будет тщательным. Допросят слуг. Вскроются несостыковки. Сам Шардан Лим… да, ему уже наверняка пришло в голову поменять маршрут, и он отправится не домой, а в усадьбу Орра. Чтобы начать отчаянно заметать собственные следы.

Но ее это не волнует. Судьба Шардана Лима не имеет значения.

Все получилось. Она достигла в точности чего хотела, именно о чем просила. Для себя. Для них. Да нет, для себя.

Он убил ее мужа. Потому что она попросила его. А теперь его, несомненно, повесят. Шардан произнесет обличительную речь, выставив перст, так что все будут прятать глаза, и обвинение будет огненным, сверкающим ужасными подробностями. А ее, что ж, ее он изобразит глупой молодой женщиной. Заигрывающей с низкорожденным, но не имеющей понятия, насколько злобными бывают эти существа, когда кто-то встает у них на пути. Особенно когда в дело вступает одержимая любовь. Да, она просто играла, но этот грязный низкорожденный головорез все понял иначе. И теперь ей придется жить с тем, что ее досужая забава привела к смерти мужа. Бедное дитя.

Ее отец вмешается, потому что он был именно из таких отцов. Он воздвигнет вокруг нее непроницаемую стену и будет стойко охранять каждый бастион. Лишь намек на выпад в ее сторону, и он встанет на пути. Он отплатит, яростно, и пронырливые скептики быстро усвоят, что лучше держать рот на замке, если им дорога голова.

Она окажется в центре урагана, и ее не коснется ни капля дождя, ни ветер.

Ваза поставила кубок на стол. Вышла в коридор и неторопливо направилась обратно в спальню, где взяла стеклянный шар с пойманной луной. А потом снова вышла – теперь в квадратную башню, где комнаты были набиты старинной гадробийской мебелью, где плесень расползалась по ступеням.

Я убила его. Я убила его.

Я убила его.

Ханут Орр поправил портупею и снова проверил рапиру. Он готов был избить злополучного охранника с рудника, чтобы выудить все мельчайшие подробности, связанные с убийством Горласа Видикаса, и теперь полагал, что достаточно полно представляет всю историю. Дело кислое, личное. Выяснив, куда доставили тело первого убитого, он понял, куда приведет его сегодняшняя ночь.

С четырьмя самыми умелыми охранниками он отправился в город.

Два ножа в грудь. Да, прошлое никогда не оставит тебя. Но теперь он осуществит давно откладываемую месть. А тогда уж найдет того, кто в самом центре. Рассвета Советник Колл не увидит.

Двоих он отправил к усадьбе Колла. «Следите. Любой, кто появится, не должен войти в проклятые ворота. Сегодня мы воюем. Будьте готовы убивать. Понятно?»

Конечно, понятно. Эти крепкие ребята не дураки.

Ему известна эта шайка из таверны «Феникс». Известны все хилые, низкорожденные друзья Колла, и он убьет их всех.

От Усадебного квартала к Даруджийскому кварталу. Идти недалеко.

За две улицы до таверны «Феникс» он остановил двух оставшихся при нем охранников.

– Ты смотришь за главным входом, Хавет. Каст, я хочу, чтобы ты зашел внутрь и затеял бучу – небольшую, они быстро тебя раскусят. Я в переулок – вдруг кто-нибудь выскочит. Оба ищите коротенького толстяка в красном жилете. Если будет возможность, Хавет, прирежь его – это не трудно. Есть две крутого вида женщины, они тут заправляют – их тоже, если появятся снаружи. Не знаю, кто еще там может быть в этом гадючнике – скоро выясним. Пошли.

Двое направились в одну сторону. Он сам – в другую.



Торвальд Ном хрипел и пыхтел, вылезая на крышу усадьбы. Сидеть за столом он уже больше не мог. Хотелось на волю, рыскать, приглядывать за всем. За всем. Ночь была ужасная, а ведь ничего еще не произошло. Ему очень не хватало жены. Хотелось, чтобы она была дома, а он, промокший под приближающейся бурей, приковылял бы в благословенное, теплое жилище. Если, конечно, доберется.

Он прошел вдоль края крыши, чтобы осмотреть двор. Мадрун и Лазан Двер были внизу: бросали кости об стену слева от ворот. Торвальд Ном услышал, как прямо под ним открылась дверь дома, и увидел ковер света, покрывший ступеньки крыльца и часть вымощенного двора; тень человека, стоящего в дверях, он узнал сразу. Назамок, Наученный Замок. Он не шевелился, просто смотрел. Но на что?

Костяшки застучали по камню, остановились; двое охранников нагнулись посмотреть, что выпало.

«Вот на что он смотрит. На костяшки».

Торвальд Ном увидел, как охранники медленно выпрямились и одновременно повернулись к человеку в дверях.

А тот, должно быть, зашел внутрь и тихо закрыл дверь.

«Проклятье».

За спиной послышалось шуршание, и Торвальд Ном обернулся. Слишком, чересчур темно – где же луна? Прячется за штормовыми тучами, конечно; он посмотрел наверх. И увидел россыпь ярких звезд. «Какие тучи? Нет никаких туч. И если гремел гром, то где молнии? А если выл ветер, то почему нет ни дуновения». Теперь он уже не был уверен, что слышал хоть что-то, – на крыше ничего не было видно, да и спрятаться негде. Он здесь один.

«Как громоотвод».

Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы сдержать бешеное биение сердца. По крайней мере, он подготовился. Все инстинкты звенели, как натянутая струна; он сделал все что мог.

«Но этого недостаточно. Нижние боги, недостаточно!»



Ожог выглядел испуганным; впрочем, он всегда выглядел испуганным.

– Уймись, – зашипел Лефф. – Ты меня отвлекаешь.

– Эй, ты слышал?

– Нет.

– То-то и оно.