Дарующий звезды

– Ой нет! Ой нет! – Марджери подбежала к Блуи, упала на колени, и откуда-то из глубин ее души, о которых она даже не подозревала, вырвался вопль: – Ой, только не мой дорогой мальчик! Нет! Нет!

Она прижала к груди голову Блуи, нежно поглаживая бархатистую шерстку на его морде, хотя отлично понимала, что это конец и тут уж ничего не поделаешь.

– О Блуи! Мой сладкий малыш… – Марджери прижалась лицом к морде пса. – Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль…

Она обнимала безжизненное тельце, все ее существо, казалось, скорбело по глупой молодой охотничьей собаке, которой больше не суждено прыгать к ним на кровать.

Именно в таком положении Элис и застала Марджери, когда, окоченев и продрогнув до костей, вернулась спустя полчаса домой.

Марджери О’Хара, женщина, не проронившая ни слезинки у гроба отца; женщина, искусавшая губы до крови на похоронах сестры; женщина, лишь через четыре года признавшаяся любимому мужчине в своих чувствах и клявшаяся в полнейшем отсутствии сентиментальности, причитала на крыльце, точно ребенок, нежно лаская лежавшую у нее на коленях голову мертвой собаки.





* * *


Сначала Элис увидела «форд» мистера Ван Клива, а уже затем его самого. Долгие недели она пряталась в тени, когда автомобиль проезжал мимо, и с замиранием сердца отворачивалась, морально готовясь услышать очередное гневное требование немедленно вернуться домой и прекратить валять дурака, чтобы потом не пришлось жалеть. Даже если Элис была с кем-нибудь, один вид багрового лица мистера Ван Клива приводил ее в трепет, словно клетки ее тела хранили долговременную память о его тяжелом кулаке.

Однако сейчас, под влиянием длинной ночи бесконечной скорби, смотреть на которую было тяжелее, чем скорбеть самой, Элис решила проявить характер и при виде едущего вниз по улице темно-красного автомобиля пришпорила Спирит, направив ее наперерез машине, так что водителю пришлось ударить по тормозам и остановиться прямо перед магазином. Люди, стоящие в длиннющей очереди за мукой со скидкой, замерли в ожидании того, что произойдет дальше. Мистер Ван Клив, не веря своим глазам, уставился на наездницу через ветровое стекло, после чего открыл окно:

– Элис, ты что, окончательно рехнулась?

Она обожгла свекра сердитым взглядом и бросила поводья. Ее голос звенел в морозном воздухе, как хрусталь, ограненный гневом:

– Это вы пристрелили ее собаку? – (Внезапно все стихло.) – Это вы пристрелили собаку Марджери?

– Я никого не убивал.

Элис вздернула подбородок и посмотрела Ван Кливу прямо в глаза:

– Нет, конечно не убивали. Вы ведь не станете марать руки, да? Вы наверняка послали своих людей пристрелить бедного щенка. – Элис покачала головой. – Боже мой, и как таких, как вы, земля носит?

Беннетт, сидевший рядом с отцом, бросил на него вопросительный взгляд. Судя по всему, Беннетт был явно не в курсе, и Элис в глубине души даже обрадовалась.

Мистер Ван Клив, у которого отвисла челюсть, поспешно взял себя в руки:

– Ты рехнулась! Пожив у этой О’Хара, ты тоже стала чокнутой! – Выглянув из окна, мистер Ван Клив заметил соседей, которые внимательно прислушивались, взволнованно перешептываясь. Что ж, для такого маленького городка эта история и впрямь давала богатую пищу для разговоров. Ван Клив пристрелил собаку Марджери О’Хара. – Она чокнутая! Нет, вы только посмотрите на нее! Направила лошадь прямо на мою машину! Как будто это я пристрелил собаку! – Он с силой хлопнул рукой по рулю, но Элис даже не шелохнулась, тогда мистер Ван Клив поднял голос на тон выше: – Да, это я! Я пристрелил проклятую собаку! – Но когда никто не сдвинулся с места и никто не проронил ни звука, мистер Ван Клив наконец сдался: – Ладно, Беннетт. Нас ждут дела.

Он резко рванул руль и, на крутом вираже объехав Элис, умчался вверх по дороге, только гравий брызнул из-под колес, заставив напуганную Спирит встать на дыбы.





* * *


Это не должно было стать для них сюрпризом. Свен, сидевший за грубо сколоченным деревянным столом в компании Фреда и обеих женщин, пересказал им разговоры, ходившие об округе Харлан: о людях, взорванных прямо в постели в результате эскалации борьбы с профсоюзами, о головорезах с пулеметами и о том, что шериф ничего не видит, ничего не слышит. Поэтому мертвая собака не должна была стать для них сюрпризом. Однако история с собакой полностью лишила Марджери присутствия духа. Ее дважды вырвало в результате перенесенного шока, а дома, прижав руку к щеке, она рефлекторно искала глазами Блуи, словно ожидая, что он вот-вот выскочит из-за угла.

– Ван Клив – хитрый старый лис, – пробормотал Свен, когда Марджери вышла во двор проверить, как там Чарли, что она делала теперь каждый вечер. – Ведь старик знал, что Марджери и глазом не моргнет под дулом ружья. Но если он уберет тех, кого она любит…

Задумавшись над словами Свена, Элис спросила:

– Свен, а ты за себя… не боишься?

– За себя? Нет. Я работник компании. И ему нужен командир отряда спасателей. Я не член профсоюза, но, коли со мной что-то случится, все мои парни сразу уволятся. Мы так договорились. А если мы все дружно уйдем, шахта закроется. Быть может, Ван Клив и купил шерифа со всеми потрохами, но есть определенные границы, выхода за которые штат просто-напросто не потерпит. – Свен презрительно фыркнул. – Ну а кроме того, у Ван Клива имеется зуб именно на вас двоих. А он не захочет привлекать лишнего внимания к тому факту, что воюет с двумя женщинами. Ни за что! – Свен хлебнул бурбона. – Он просто вас запугивает. И его люди не станут трогать женщин. Даже самые отъявленные головорезы. Они связаны законом гор.

– А как насчет тех, кого он привозит из других штатов? – поинтересовался Фред. – Ты уверен, что они тоже связаны законом гор?

Но на этот вопрос у Свена, похоже, ответа не было.





* * *


Фред научил ее стрелять из дробовика. Показал, как уравновешивать ложе ружья и класть приклад на плечо, как учитывать отдачу назад во время прицеливания, и велел не задерживать дыхания, а на выдохе нажимать на спусковой крючок. Первый раз, когда она нажимала на спусковой крючок, Фред стоял прямо у нее за спиной, положив руки ей на плечи, и при отдаче она так сильно прижалась к нему, что потом, наверное, еще с час ее лицо было красным от стыда.

У нее природный дар, сказал он, выстраивая банки на поваленном дереве на границе участка Марджери. А днем их можно было собрать, словно упавшие с дерева яблоки. По ночам, заперев новые замки на дверях, Элис проводила рукой по стволу дробовика, мысленно прикладывала его к плечу, выпуская воображаемые очереди по невидимому противнику, крадущемуся к дому. Она нажмет на спусковой крючок ради подруги. У Элис не было в этом и тени сомнения. Потому что кое-что также изменилось, нечто весьма существенное. Элис с удивлением обнаружила, что гораздо легче поддерживать на медленном огне ненависть именно к врагу подруги и лелеять готовность к мщению, если он сделает ей больно.


Элис, как оказалось, перестала бояться.





Глава 14




Зимой для поездок верхом библиотекарше приходилось так сильно укутываться, что она уже не помнила, как выглядит без всех этих одежек, состоявших из двух маечек, фланелевой рубашки, толстого свитера, куртки и одного-двух шарфов сверху – дневная форма одежды в горах, – плюс пара толстых мужских перчаток поверх собственных, шляпа, глубоко надвинутая на лоб, и еще один шарф, закрывающий рот, чтобы дыхание хоть чуть-чуть согревало лицо. Вернувшись домой, библиотекарша неохотно раздевалась, оставляя только узкую полоску голого тела между предметами нижнего белья, после чего, дрожа от холода, залезала под одеяло. Если не считать водных процедур, женщина, работавшая в Конной библиотеке, могла неделями толком не видеть своего тела.

Элис по-прежнему всецело сосредоточилась на своей личной войне с отцом и сыном Ван Кливами, которые, к счастью, в последнее время вроде бы успокоились. И теперь она в основном пропадала в лесу за домом Марджери, практикуясь в стрельбе из старого дробовика Фреда: вжик и дзинь пуль, поражающих жестянки, гулко разносились в застывшем воздухе.

Иззи они видели лишь мельком: когда та с несчастным видом сопровождала мать во время ее прогулок по городу. А Бет, единственный человек, подмечавший подобные вещи и отпускавший двусмысленные шутки, появлялась лишь периодически, да и вообще была целиком и полностью сосредоточена на сломанной руке: что ею можно будет делать, а что нет. Таким образом, никто не заметил, что Марджери в последнее время набрала вес, и тем более не додумался это прокомментировать. Свен, знавший тело Марджери, как свое собственное, обратил внимание на некоторое изменение ее соблазнительных форм, восприняв это с большим удовольствием, но ему хватило ума промолчать.

Ну а Марджери уже привыкла к постоянной смертельной усталости и желанию во время поездок сложиться пополам. И каждый божий день ей приходилось истово убеждать скептиков в пользе книг, фактов и знаний. Но из-за этого, а также из-за мучивших ее плохих предчувствий по утрам ей было все труднее отрывать голову от подушки. После нескольких месяцев сплошных снегопадов холод буквально въелся в тело, а долгие поездки пробуждали зверский аппетит. Хотя кто же осудит бедную девушку за то, что она не заметила вещей, очевидных для любой другой женщины, а если и заметила, то просто отмахнулась от них, поскольку нужно было разгребать ворох более насущных проблем?

Однако рано или поздно подобные вещи уже невозможно игнорировать. Итак, в один прекрасный вечер в конце февраля Марджери велела Свену не приходить, мимоходом объяснив, что ей нужно доделать кое-какие срочные дела. Она помогла Софии занести в гроссбух последние книги, выпроводила Элис в снежную ночь и закрыла за ней дверь на засов, оставшись одна в маленькой библиотеке. Печь была еще теплой, так как Фред Гислер – да хранит его Господь! – заложил в топку достаточно дров и, всецело погруженный в глубокую задумчивость, тоже отправился домой. Марджери устало опустилась на стул в темноте, мысли черной тучей нависали над головой. Наконец она встала, достала с полки толстый учебник и пролистала страницы, пока не нашла то, что искала. Нахмурившись, внимательно прочитала нужный абзац. И, переварив информацию, начала загибать пальцы: один, два, три, четыре, пять, пять с половиной…

Затем повторила всю операцию.

Вопреки расхожему мнению жителей округа Ли о семье Марджери О’Хара и о ней самой Марджери никогда не позволяла себе крепких выражений. Но сейчас она тихо чертыхнулась, потом еще раз, после чего, понурив голову, в отчаянии закрыла лицо руками.





Глава 15




Мелкие банкиры и торговцы бакалейными товарами, редакторы и адвокаты, полиция и шериф и даже само правительство штата – все раболепствовали перед деньгами корпораций, хозяев этого угольного района. Их обязанностью, которая почти всегда отвечала их личному желанию, было держать сторону тех, кто мог причинить им материальный и моральный ущерб.

Из предисловия Теодора Драйзера к публикации «Говорят горняки Харлана»



– Три семьи категорически отказались брать у меня книжки, пока мы не начнем читать Библию. Еще одна, живущая в этих новых домах у шахты Хоффман, захлопнула дверь у меня перед носом. Но зато миссис Коттер вроде как передумала, поняв, что мы не собираемся склонять ее к плотским помыслам. А Дорин Эбни просит привезти ей журнал с рецептом пирога с крольчатиной, так как она забыла его переписать две недели назад. – Седельная сумка Кэтлин со стуком приземлилась на стол. Кэтлин повернулась к Элис, вытерев о бриджи грязные руки. – Ой, и мистер Ван Клив остановил меня на улице. Сказал, что мы рассадник мерзости и чем раньше мы покинем город, тем лучше.

– Я ему покажу, что такое мерзость, – мрачно заявила Бет.

В середине марта Бет вернулась к работе на полный рабочий день, но ни у кого не хватило духу сказать Кэтлин, что в ее услугах больше не нуждаются. Миссис Брейди, которая была честной женщиной, хотя и немного упертой, отказалась брать зарплату Иззи после ее ухода из библиотеки, и Марджери, недолго думая, вручила маленький коричневый конверт Кэтлин. Что было большим облегчением, поскольку Марджери платила молодой вдове из своих скромных сбережений, которые ей удалось сделать после смерти отца. Свекровь уже дважды приводила детей Кэтлин в библиотеку и с гордостью показала им, чем занимается их мама. Библиотекарши всячески привечали детей своей напарницы, показывали им новые книжки, разрешали сесть верхом на мула, и было нечто такое в тихой улыбке Кэтлин и теплоте в голосе ее свекрови, что всем становилось чуточку легче.

Поняв, что Элис не удастся склонить к положительному решению вопроса о возвращении к мужу, мистер Ван Клив решил выбрать другую линию поведения. Теперь он стал настаивать на том, чтобы Элис уехала из города, поскольку здесь ей не рады, и даже более того, взял себе за правило прижиматься на автомобиле вплотную к Спирит во время утренних объездов Элис, отчего лошадь, с побелевшими глазами, испуганно шарахалась в сторону от краснорожего мужика, угрожающе вопившего из окна:

– Ты не сможешь себя содержать! А с твоей библиотекой будет покончено уже через пару недель. Мне сообщили об этом в офисе самого губернатора. Если ты не собираешься вернуться домой, тогда тебе стоит подыскать себе место для житья. Желательно где-нибудь в Англии.

Элис научилась ехать верхом, глядя прямо перед собой и делая вид, будто ничего не слышит. В результате мистер Ван Клив, распалившись еще больше, входил в раж и начинал орать на всю округу, а Беннетт сползал с пассажирского сиденья, стараясь сделаться как можно менее заметным.

– И погляди, какой ты стала уродиной! Теперь тебя даже хорошенькой не назовешь!

– Как думаете, я не подвергаю Марджери опасности, оставаясь с ней под одной крышей? – уже после спрашивала Элис Фреда. – Не хочу портить ей жизнь. Но он прав. Мне больше некуда идти.

Фред кусал губы, словно не решаясь сказать нечто важное.

– По-моему, Марджери нравится, что вы рядом. Впрочем, как и всем нам, – осторожно выбирая слова, говорил он.

Глядя на Фреда, Элис начала замечать то, на что не обращала внимания раньше: сильные руки, уверенно лежавшие на холке лошади, и стремительную легкость движений, выгодно отличавшую его от Беннетта, который, несмотря на атлетическое телосложение, казался довольно неповоротливым и будто закованным в броню собственных мускулов. Теперь Элис под любым предлогом – например, чтобы помочь Софии, – старалась подольше задержаться в библиотеке. София молчала. Но она знала. Они все знали.

Но однажды вечером она спросила Элис прямо в лоб:

– Он ведь тебе нравится, да?

– Мне? Фред? Боже мой! Я… – замялась Элис.

– Он хороший человек. – София сделала ударение на слове «хороший», явно проводя параллель с кем-то другим.

– София, а ты когда-нибудь была замужем?

– Я? Нет, никогда. – София аккуратно перекусила нитку и, когда Элис уже начала опасаться, что допустила очередную бестактность, добавила: – Когда-то я любила одного человека. Бенджамина. Шахтера. Он был лучшим другом Уильяма. Мы были знакомы с детства. – София поднесла книжку, которую сшивала, к свету. – Но он умер.