Дерзкая темная ночь

– Без оценок.

– Все плохо, да?

Покачав головой, она отвечает:

– Не все. Просто странно, когда что-то настолько личное больше тебе не принадлежит. Думаю, Лэнгдон уже много понаписал. А я пытаюсь не отвергнуть все, не глядя.

– Хочешь, поговорим об этом попозже? – догадываюсь я.

Она кивает, и когда бармен ее замечает, Лола наклоняется ближе, чтобы заказать напиток сквозь шум толпы. Он смешивает прямо при ней, а она молча наблюдает и выглядит при этом так, будто ей не терпится. Со слишком восторженной, как по мне, улыбкой забирает бокал и снова поворачивается ко мне.

– И о чем ты хочешь поговорить сейчас? – спрашиваю я.

– Мы сейчас на крутой вечеринке, а ты преспокойно себе сидишь за стойкой целых полчаса, и за это время на тебя обратили внимание порядка пятнадцати дамочек, в мечтах уже утаскивающие тебя домой в свои жуткие подземелья для секса.

– Да прям, – смеюсь я.

– Точно тебе говорю. – Она наклоняется и корчит смешную рожицу. – Какой твой любимый метод съема?

– Вообще-то любимого нет. Я просто сижу, вот прям как сейчас, – я раздвигаю колени и выдаю ей свой blue steel[29].

– Широко расставив ноги, – с усмешкой замечает она. – Мне нравится, как ты транслируешь образ на весь зал.

Я делаю вид, что поправляю очки, и показываю на себя:

– Это означает, ты сидишь и подпускаешь меду, чтоб слетелись пчелки.

Лола с хохотом шлепает меня по плечу.

Кивнув и сексуально подмигнув ей, я продолжаю:

– Детка, знаю, мы собираемся трахнуться. Вопрос лишь в том, как мы попадем к тебе? – Я наклоняюсь ближе и, для большего эффекта, шепчу:

– Я сегодня не за рулем.

Когда Лола смеется, она откидывает голову назад, демонстрируя идеальную кожу и длинную стройную шею, и этот звук тоньше, чем ее обычный хрипловатый голос, – более девчачий. Когда она расслаблена, ее смех настолько очаровательный, что сама она это ни за что не признает.

– Теперь это моя любимая шутка, – отсмеявшись, говорит она.

Мне нравится, как она произносит «любимая». Как округляются ее губы на слоге «лю». Будто целует воздух. Это заставляет меня думать о том, как, двигаясь на ней, я захвачу ее губы в поцелуе, пока она не начнет умоляюще задыхаться.

– Черт!

Она встречается со мной взглядом, в котором пляшут смешинки, не подозревая о том, насколько далеко зашли мои мысли.

– Как можно не согласиться на такое?

– Если честно, – дразня, отвечаю я, – понятия не имею.

– Как тебе тут? – спрашивает она, оглядывая зал.

Пожав плечами, я осматриваюсь вслед за ней:

– Странновато. Но не совсем. Это несильно отличается от того, что ожидал. Думаю, что-то вроде отлучиться из магазина.

Она мне улыбается:

– Ты самый чокнутый из всех, кого я встречала.

Когда она это говорит, в ее интонации я слышу гордость. Для Лолы это высшая степень похвалы. Бармен ставит передо мной еще порцию виски, и я кивком его благодарю.

– Так и есть, – слегка усмехаюсь я. – И потом, ты, наслаждающаяся этим вечером со мной, разве не такая же?

– Дело просто в алкоголе, – потягивая напиток через соломинку, говорит она.

Я кивком показываю на ее бокал: «Вообще-то это твой первый».

– А ты наблюдательный, мне это нравится, – улыбается она.

– Это одна из моих сильных сторон. В одном списке с трудоголизмом, математическими способностями и пунктуальностью.

Она качает головой, быстро глотая, чтобы мне возразить:

– Эй, первым в этом списке должен быть акцент!»


– Хочешь сказать, что мой акцент важнее умения умножать в уме?

Лола смеется и, если не ошибаюсь, придвигается чуть ближе:

– Почему ты ни с кем не встречаешься?

Я медлю с ответом, поднимаю к губам стакан и, отпив виски, снова ставлю его на стойку. Очень сильно похоже, что Лола меня поддразнивает, но так даже лучше, потому что немного страшит, как близко, дюйм за дюймом, она приближается к важной теме.

– Разве не я должен тебя об этом спросить? – Размышляя, я наклоняю голову набок. – Тобой, кажется, интересуется Остин.

Сложив руки на барной стойке, Лола морщится, после чего смотрит на меня:

– Ты не ответил на вопрос.

– Так же, как и ты.

– Ну так почему же? – не отрывая взгляда, спрашивает она.

– Наверное, по той же причине, что и ты.

Лола соломинкой помешивает свой коктейль, кончиком накалывая одну за другой дольки лайма, и тут рядом со мной кто-то открывает дверь в патио, впуская поток прохладного воздуха.

– Хочешь уйти? – глядя на меня, спрашивает она. – Пойти куда-нибудь набрать обороты.

Я открываю рот и чувствую, как холодный воздух покалывает мой язык.

– Конечно. – Интересно, как это возможно, чтобы стук моего пульса звучал громче музыки вокруг.

Она протягивает руку и улыбается своей заговорщической улыбочкой:

– Ну тогда пошли отсюда.





Глава 7

Лола




На машине Оливера мы возвращаемся назад в отель и оставляем ее там, после чего идем пешком пару кварталов в тихое, по заверению консьержа, местечко. Он оказался прав: там темно и непритязательно, в центре зала барная стойка полукругом с несколькими табуретами и небольшая сцена с фан-зоной сбоку.

Только сегодня здесь нет ни группы, ни фанатов. Тут едва ли вообще кто-нибудь есть.

На вечеринке я выпила всего один бокал, но чувствую себя неуклюжей и глупой, постоянно отвлекающейся на пульсирующее бум-бум-бум в своей грудной клетке и четкое понимание, что у нас с Оливером сейчас что-то вроде мини-каникул.

Есть что-то притягательное в том, чтобы уехать подальше от дома, – внезапно все на свете кажется возможным.

Мы можем остаться здесь хоть на целую неделю. Можем притвориться, что ни тут, ни дома у нас нет никаких дел. Можем изменить все происходящее между нами.

На панно изображена девушка с раскинутыми руками и закрытыми глазами, падающая спиной вперед.

Он выбирает два табурета у бара, помогает мне снять пальто и садится. Его прикосновения запускают мой пульс на сверхскорость: руки твердые и уверенные, пальцы без стеснения тянут воротник моего пальто и стаскивают его вниз, касаясь спины. Он кладет ладони мне на голые плечи и спрашивает:

– Нравится?

Мне хочется уточнить, что именно, но когда он кивком показывает на табуреты, до меня доходит, что он имеет в виду место, где сесть.

Нет, все же это не лучшее место, чтобы начать сдвигать границы этих по-прежнему платонических отношений.

– Идеально.

Он ловит взгляд бармена, машет ему, и мы молча ждем, пока тот насухо вытрет стакан, отставит его и направится к нам.

Происходящее ощущается свиданием.

– Тебе «Манхэттен»? – спрашивает Оливер.

– Да, пожалуйста.

Он делает заказ для нас обоих, благодарит и поворачивается ко мне. А мое сердце хочет прыгнуть из моего тела в его. Боже мой, вот, значит, каково это – окончательно потерять из-за кого-то голову! Когда сердце становится гибридом – наполовину моим, наполовину его. И грохочет так сильно, стремясь выскочить наружу. А грудь болит, желая впустить его сердце внутрь.