Дерзкие забавы

Оливер пожал плечами, и стало очевидно, что его вообще никак не волнует наличие цветка на лице. Определенно, он нарисовал его не для того, чтобы привлекать к себе внимание.

– Тебя называют Олли? – спросила Лола.

Оливер взглянул на нее так, словно его совершенно ошарашило предположение, что его могут так называть. Как если бы она сказала, что его, наверное, называют Гартом, или Эндрю, или Тимоти.

– Нет, – ответил он коротко, и единственное, что в нем было симпатичного, – это то, как он со своим акцентом пытался избежать гласного в односложном слове. Лола изогнула брови, слегка раздраженная тем, что ей одной приходится поддерживать беседу, и поднесла свой светящийся бокал к губам.

Лола носит в основном черное, и волосы у нее черные и блестящие, а еще у нее крошечная бриллиантовая сережка в губе, но при всем при этом она ни в коем случае не является воплощением злобных Riot Grrrl[3]. С ее идеальной фарфоровой кожей и самыми длинными ресницами в мире она слишком нежная для этого. Но если она решит, что ты придурок, то уже не важно, что ты думаешь по этому поводу. У нее говорящий взгляд.

– Цветочек тебе идет, – сказала она, немного наклонив голову и изучая его. – И руки у тебя красивые, нежные. Может быть, нам стоит называть тебя Олив.

Он сухо рассмеялся.

– И еще очень красивый рот, – добавила я. – Нежный, как у женщины.

– Да идите вы, – к этому времени он смеялся уже по-настоящему.

Как-то у нас получилось в ту ночь из подвыпивших незнакомцев превратиться в лучших друзей. Но Лола и Оливер оказались единственной парой, между которыми ничего не было, и вплоть до сегодняшнего дня Лола остается в полной уверенности, что Оливер не интересуется ею.

А вот я теперь уверена, что она ошибается.

– А где Финн? – спрашивает Оливер, садясь за столик, а потом обращается к Не-Джо:

– Привет, Джо!

– Обслуживает мисс Харлоу, – отвечаю я.

Он смотрит на меня со смущением.

– Пошел за напитком для Харлоу, – снова переводит Лола.

Оливер удовлетворенно кивает, осматривает бар и затем поворачивается ко мне.

– Будь поласковее с моим мальчиком, – говорит он, подмигивая, но тон его вполне серьезен.

– Потому что он такой ранимый? Да ладно, – фыркаю я. – Я просто использую его гигантский пенис и его неожиданное мастерство в играх со связыванием. Так что не стоит переживать за его чувства.

Оливер стонет, закрыв лицо руками:

– Зачем мне это знать?

И в этот самый момент не выдерживает Лола:

– Это не наше дело!

– Будете знать, как мне лекции читать, – заявляю я им с ухмылкой. – Как дела в магазине?

– Хорошо. Народу действительно много. Думаю, все будет хорошо, если дела так пойдут, да?

Я вижу, как Миа наклоняется к Анселю, чтобы он повторил ей помедленнее то, что Оливер только что сказал.

– Мне говорить медленнее, Ми-а-а? – изображает Оливер чудовищно преувеличенную версию американского акцента.

– Да! – восклицает она.

– Как там уголок для чтения у окошка? – спрашиваю я. – Много новичков привлек?

– Думаю, да, – произносит он, подтягивая к себе нетронутое пиво Миа. – Мне еще нужно разобраться, кто мои постоянные клиенты.

– И сколько времени пройдет, пока ты трахнешь там кого-нибудь? – интересуюсь я, положив подбородок на руки.

Он смеется и качает головой:

– Это видовое окно слишком большое. Думаю, никогда.

– Некоторым девушкам это нравится.

Он пожимает плечами, глядя на подставку для стакана, с которой играет, и не бросив ни единого взгляда на Лолу. Я сломаю этого парня, даже если это будет стоить мне жизни.

– А может быть, Оливер впервые отметится не около окна, а на складе? – подхватывает Ансель и – о, он мой любимчик.

Миа наклоняется к нему, и он что-то говорит ей в самое ухо. Ее счастье – лучшее лекарство от моих собственных тревог. Хотя, может быть, алкоголь тоже помогает. Я так рада за нее, что этот парень приехал сейчас больше чем на обычные полтора дня. Он старается приезжать каждые пару недель, но эти качели, которые взлетают вверх, когда он приезжает, и обрушиваются вниз всякий раз, когда он уезжает, невыносимы.

– Ребята, вы так здорово смотритесь вместе. – И я тянусь чуть не через весь стол, чтобы поцеловать Миа в щеку.


– А ты представь только, как мы здорово смотримся, когда занимаемся сексом! – кричит Ансель через стол. – Это что-то нереальное!

Я комкаю салфетку и бросаю в него:

– Перебор.

– Это моя суперсила.

– А в чем моя?

Ансель приставляет руки ко рту, чтобы перекричать музыку: – Выпивка?

Он кивает на стакан, который Финн как раз ставит передо мной. Несмотря на нашу бурную ночь у Лолы с Лондон и на мое эффектное пьянство в Вегасе, я редко выпиваю больше пары коктейлей. Но, думаю, Ансель прав: если я выпью, мне действительно полегчает. Я опрокидываю в себя напиток, который на вкус сначала кисло-сладкий, а затем водка обжигает мне гортань, и я чувствую, как тепло разливается в желудке. Зарычав, я встаю и объявляю:

– Я пьяна, и я иду танцевать. – И, ткнув в сторону Финна, добавляю: – Ты. За мной.

Он качает головой:

– Ой, да ладно.

Я со стоном провожу рукой по его груди. Бог мой, он такой классный – такой твердый и упругий, его грудная клетка так напрягается под моими ладонями… и я теперь хочу его.

Четверги у Фреда – это женские дни, поэтому в эти дни здесь играет музыка для танцев, женщины ведь любят танцевать. Так ведь? Мне нравится Пьяная Я. У Пьяной Меня нет никаких проблем, а Трезвая Харлоу, может быть, слишком гордая для того, чтобы унижаться и умолять о чем-то. Но влейте в нее немного алкоголя, и что? Представление начинается.

– Пожалуйста, – шепчу я, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать его в шею. – Пожалуйста-пожалуйста, и голенькая Харлоу сверху?

– Она всегда такая? – спрашивает Финн моих подруг, не сводя с меня глаз. Он смотрит на мои губы, смотрит так, будто готов закинуть меня на плечо и отнести немедленно в дом к Оливеру.

– Почти со всеми долбаными парнями, кого знает, – лжет Лола. – Знаешь, как утомительно вытаскивать ее потом из убогих номеров мотеля «Тигуана»?

Брови Финна сходятся на переносице. Я провожу ногтями по его груди, как он любит, и чувствую, что он вздрагивает под моими руками. Он смотрит на танцпол.

– Тогда, я уверен, тут полно других ребят, которые с удовольствием с тобой потанцуют.

Я смотрю на него, надеясь, что мое разочарование не очень заметно на лице:

– Уверена, что так и есть.

Я киваю Миа, и она выталкивает Анселя из кабинки. Мы втроем идем на почти пустой танцпол, где вопреки предположению Финна всего человек шесть танцующих: пожилая пара, танцующая медленный танец под быструю музыку, и стайка девушек, у которых, по моему мнению, надо бы спросить удостоверения личности, чтобы убедиться, что им есть двадцать один год.

Мне нравится в этом баре все: и потертые бархатные сиденья, и дурацкие светильники, и крепкие напитки. Но больше всего я люблю музыку. Когда мы выходим на танцпол, диджей, который, оказывается, один из внуков Фреда, о которых он не подозревал, двадцатиоднолетний Кайл, включает рок-балладу, кивая мне.

Мне не нужен никто, чтобы танцевать. Мне просто нужно двигаться.

Я вскидываю руки в воздух, начинаю покачиваться в такт музыке и закрываю глаза. Я чертовски люблю эту песню, люблю, как пульсируют басы, люблю грубый сексуальный текст. Ансель и Миа пытаются танцевать вместе со мной, но, видимо, понимают, что я не расстроюсь, если останусь одна, поэтому они прилипают друг к другу и превращаются в идеальную пару, состоящую из двигающихся бедер, машущих рук и улыбок.

Боже, как они прекрасно смотрятся вместе. Конечно, Миа – великолепная танцовщица, она для этого родилась, но Ансель?.. Он двигается так, словно ему принадлежит каждая клеточка ее тела. Я так счастлива и так несчастна. Вообще, я не несчастный человек. Моя жизнь всегда была легкой, безумной, полной приключений. Почему же я чувствую себя так, словно мои легкие медленно наполняются холодной водой?

Теплые руки скользят по моим бедрам, по моему животу, прижимая меня к широкому, крепкому телу.

– Привет, – тихо произносит Финн.

Как будто он выдернул пробку – холод быстро покидает мое тело, и теперь я не чувствую ничего, кроме жара, который исходит от Финна. Он прижимается ко мне, чуть покачиваясь в такт музыке. Отдавшись его рукам, я танцую с ним, позволяя ему вести. И чувствую нарастающее желание трахаться. Совокупляться. Чтобы он был внутри.

– Ты меня с ума сводишь, когда танцуешь вот так. – Он наклоняется, проводит губами по мочке моего уха. – Черт, ты такая красивая.

Я встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха губами, и слышу, как мой голос прерывается на первом слове, когда я произношу:

– Отвези меня домой.



К СЧАСТЬЮ, Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю ему дорогу ко мне домой, но кроме этого мы просто смотрим на пейзаж и не разговариваем по-настоящему. Я рада, что он не говорит. Это отвлекало бы меня от ощущения его руки на моем бедре, руки, которая почти прижата к моей ягодице, от его пальцев, которые касаются самой нежной, самой интимной части моей ноги. Он как будто бросил якорь, чтобы я никуда не делась.

– Ты в порядке, Рыжик?

Мне нравится, когда он так меня называет: это как будто какая-то часть меня принадлежит только ему.

Я киваю, выдавливаю из себя:

– Финн, я просто…

– Просто кризис первой четверти жизни? – говорит он, улыбаясь. Это не насмешливая улыбка, и я решаю не возражать. Видимо, я все-таки не ошибаюсь: мне действительно отчаянно нужно отвлечься.