Дерзкие забавы

Она вернулась из больницы в среду утром. И папа, Беллами и я провели большую часть дня, сидя у ее кровати и пересматривая «Закон и порядок», пока она спала. К вечеру четверга мы все очень устали, мы все не в настроении и постоянно ругаемся.

Я теперь знаю, что было бы, если бы мы вчетвером оказались в убежище во время бомбежки: убийство. Непрекращающееся пиканье телефона Беллами доводит папу до белого каления. Беллами постоянно ноет, что в комнате очень жарко. И мама обращается ко мне:

– Если ты предложишь мне еду еще раз, я брошу пульт от телевизора прямо в твою голову. Прости, милая.

Для семьи, которая никогда не ссорилась по-настоящему, это, конечно, непосильное испытание.

Наконец папа выводит нас обеих в холл.

– Девочки, я вас очень люблю, – говорит он, кладя нам руки на плечи. – Но, пожалуйста, пошли вон из моего дома. Просто вернитесь в свою жизнь на пару дней. Я позвоню вам, когда будут хоть какие-нибудь изменения.

Проблема в том, что на самом деле это не так-то легко. Я схожу с ума от страха после разговора с Финном за обедом, потому что боюсь, что мама может умереть. Я не могу ни с кем об этом поговорить, а даже если бы и смогла, произнести это вслух для меня все равно что признать такую возможность или, что еще хуже, сделать это реальным. У меня слишком много свободного времени, чтобы думать: моя работа на полставки много времени не занимает, все, что мне остается, – бегать или часами валяться на пляже, потому что у моих друзей дни расписаны по минутам, с утра до вечера. У всех, кроме разве что Финна.

Когда Беллами уезжает, я стою на подъездной дорожке родителей и пытаюсь собрать себя в кучу. В прямом смысле: собрать все кусочки воедино и поставить их на место. Вытягиваюсь и выпрямляю позвоночник. Завязываю все еще влажные волосы в небрежный хвост. Разглаживаю руками мятый перед футболки и джинсов. Натягиваю улыбку. И объявляю общий сбор «У Фреда», не принимая отказов.

– НЕТ, – говорит Лола, и я слышу громкий лязг на заднем плане. – Я не могу сегодня. Мне нужно закончить эти панели. И Миа сказала, что они с Анселем останутся дома, потому что он завтра уезжает и его не будет несколько недель.

– Я еле держу себя в руках, Лорелей Луиза Кастл.

– Ты что, собираешься использовать мое полное имя?

– Я не расчесала волосы после душа. Я нацепила одну из футболок Беллами с «Хеллоу, Китти», потому что забыла всю свою одежду дома, а Латинская Машина Любви… – Миа и Лола имеют представление о моем отце, – …выгнал меня из дома без всяких разговоров. Так что тащи свою задницу к Королевской Гончей.

Она вздыхает:

– Ладно.

Фред Фурли открыл бар «У Фреда» в 1969 году, когда ему было всего двадцать семь. Теперь ему семьдесят два, он женился (и разводился) шесть раз, и он любит мою мать, может быть, совсем чуть-чуть меньше, чем мой отец. Я отмечала здесь свое совершеннолетие, и мистер Фурли позволил мне выпить всего два стакана виски. Возможно, поэтому я вернулась домой трезвая и одинокая. Он иногда перебарщивает, но ему до сих нравится играть роль строгого отца, и, может быть, поэтому мне так комфортно здесь. Кроме того, здесь явно лучше, чем в кофейне, потому что – привет, выпивка!

Ему понадобилось около семи лет, чтобы понять, почему мой отец называет его бар «Королевская Гончая», но это название укоренилось, хотя мистер Фурли совершенно не похож на парня из сериала «Триз Компани».

Он спокойный, загорелый и дает мне почти все, что я захочу.

Например, бесплатные четверги для женщин.

Ансель и Миа подхватывают Лолу и Финна по дороге, поэтому они приезжают все вместе как раз в тот момент, когда Не-Джо вываливается из своего пляжного джипа, припаркованного кое-как прямо перед зданием.

– А где же Олс, Олли, Олцифер? – спрашиваю я с глупой ухмылкой.

Лола чуть отклоняется, изучая меня.

– Ты что, уже пьяна?

– Нет. Просто… странное настроение.

И это правда. Я чувствую себя немного странно, как будто если я остановлюсь, то сразу сломаюсь и мое безумие выплеснется на улицу, как лужица нефти.

– Наверное, мне станет лучше, когда я выпью.

– Оливер приедет прямо сюда, – сообщает Ансель. Он единственный не смотрит на меня так, будто у меня волосы горят, а сама я доверху набита нитроглицерином.

Финн смотрит на меня из-под козырька своей кепки, который почти закрывает его глаза.

– Ты в порядке, Рыжик?

Я киваю.

– Нет. – Взяв его под руку, я пользуюсь случаем потрогать его мускулистый бицепс. – Или да. Не знаю. Странный день?

– Это я уже слышал, – говорит он и ведет меня внутрь.

Мистер Фурли обновил интерьер бара несколько лет назад, но в честь моей матери он оставил декор почти таким же и только поставил новые столы, стулья и кабинки, освежил краску на стенах и полы. Как я уже говорила, Фред любит маму. И это еще одна причина для меня любить это место: для нас здесь всегда зарезервирована кабинка в дальнем углу с табличкой «ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО», которая не допускает сюда людей, когда нас нет. На самом деле в баре редко бывает столько народу, чтобы наша табличка могла понадобиться, но сам факт заставляет меня чувствовать себя крутой.

Мы здороваемся с мистером Фурли, заказываем напитки и идем всей толпой в одном направлении. Финн следует за нами несколько неуверенно.

– Похоже на какой-то ритуал, – говорит он, предпочитая прислониться к стенке кабинки, только бы не садиться рядом со мной.

– Если ты пробудешь здесь достаточно долго, для тебя это тоже станет обычным. Хотя это немножко сложно. – Я начинаю загибать пальцы по одному: – Ты заходишь в бар. Ты заказываешь то, что хочешь, проходя мимо Фреда. Ты идешь к этому столику.

Он медленно кивает:

– Идти, заказать, идти.

– Хорошая собака.


Финн удивляет меня, беря большим и указательным пальцами мой подбородок и ласково заглядывая мне прямо в глаза, прежде чем повернуться к Анселю.

Появляются наши напитки, и мы решаем заказать что-нибудь поесть, а потом мы с Лолой некоторое время пользуемся уютной кабинкой, чтобы обсудить ее новости. Она наконец подписала контракт с «Темной Лошадкой» на серию комиксов, и моя первая реакция – еще до того, как я погуглила, – «Я так рада за тебя!»

А моя вторая реакция – уже после «Гугла» – неприятно поражает меня саму. Хотя это случилось почти сразу после того, как мы вернулись из Вегаса, я все еще не могу поверить, что этот огромный шанс появился в ее жизни. Всего через несколько месяцев все закрутится: у нее будут интервью, поездки в маленькие книжные магазины, а затем ее детище – «Рыба-Бритва», для которой она рисовала персонажей с тех пор, как научилась держать в руках карандаш, – будет выпущено в дикую природу.

Пока мы болтаем, Финн оглядывается по сторонам, откинувшись на стенку кабинки, и слышит только конец нашей беседы.

Я заглядываю ему через плечо:

– Твой стакан почти пуст.

Он встряхивает стакан, глядя, как его содержимое разливается по кубикам льда:

– Нет, у меня еще есть.

– О, значит, это мой пустой. – Я протягиваю ему стакан, невинно округляя глаза.

Он смеется и берет его.

– Скажи, чтобы записали на мой счет, – кричу я ему вслед, когда он направляется к бару.

Финн окидывает меня сердитым взглядом через плечо:

– Я понял.

– Помягче, госпожа Вега, – предостерегает меня Лола, поднимая брови.

– Харлоу Вега? – вмешивается Не-Джо, изогнув белесую бровь.

Я киваю, сую оливку в рот и повторяю:

– Харлоу Вега.

– А твои родители вообще хотели, чтобы ты ходила в колледж, или они сразу планировали отправить тебя на шест?

Я показываю ему язык, а потом облизываю пальцы:

– Осторожнее, Не-Джо. Твой стояк очень заметен.

– О! – Не-Джо поворачивается к Лоле. – Кстати о стояке. Я так жду твою книгу, когда она выйдет и начнет продаваться, а потом на «Комик Коне» это будет что-то нереальное. Ты будешь в своем этом авторском костюмчике, будешь там расхаживать. Наденешь сексуальную масочку, и тогда…

– Ты обдолбался? – перебивает его Лола.

Я понимаю, что это риторический вопрос, поэтому меня смешит, когда Не-Джо отвечает:

– Ну да.

– Я не собираюсь заглатывать корн-дог, а потом идти обниматься с кучей грудастых девиц в костюмах Женщины-кошки, чтобы только показать, что я своя в тусовке любителей комиксов.

Оливер выбирает именно этот момент, чтобы появиться, и он выглядит немного ошеломленным, глаза у него кажутся огромными под очками в широкой оправе. Он смотрит на нее, и во взгляде его отчетливо читается восхищение. Его молчаливая реакция заставляет меня снова задуматься. Неужели тихому, милому Оливеру начинает нравиться Лола? Я встречаю взгляд Миа и готова поспорить, что она думает сейчас то же самое. Боже, если бы моя голова не была сейчас так забита всяким дерьмом, я бы с удовольствием свела этих двоих.

– А ты бы позволил любителю комиксов обжиматься с тобой, если бы он был одет в костюм Женщины-кошки и держал бы во рту корн-дог? – спрашивает Ансель, повернув голову к Оливеру. – Теоретически.

– Думаю, фанатам на мое мнение наплевать, – отвечает Оливер, собираясь с мыслями. – Не важно, есть у них во рту корн-дог или нет.

Миа морщит нос и качает головой, глядя на Оливера. Она почти не понимает его сильный австралийский акцент, что довольно смешно, учитывая, что сама она вышла замуж за человека, для которого английский язык неродной.

– Фанаты всегда счастливы, независимо от обстоятельств, – переводит Лола на скорую руку.

Я помню первый вечер, когда мы ближе познакомились с Оливером, после того как Миа и Ансель исчезли за углом коридора и мы с Лолой остались наедине с двумя незнакомцами, причем мы были значительно пьянее, чем они. После короткого осмотра мы заметили, что у Оливера на щеке нарисован маленький черный цветочек.

– Мне вот интересно насчет цветочка, – заявила Лола, когда он уселся рядом с ней. На нем были его обычные очки в широкой оправе, черные прямые джинсы, темная футболка. Я была почти уверена, что это не татуировка у него на лице… Почти.

– Пргрл при, – загадочно произнес он и снова замолчал. Мне понадобилось некоторое время, чтобы догадаться, что он имеет в виду.

– Проиграл пари!

– А поподробнее? – потребовала Лола.

А Финн охотно сообщил подробности. В данный момент они как раз закончили сокращенную версию велопробега по Штатам, который осуществили шесть лет назад.

– Суть в том, что тот, кто пробьет больше шин, должен сделать себе временную татуировку на лице. Оливер и не мог не проиграть, потому что он решил использовать обычный велосипед в качестве горного. Я вообще удивлен, что колеса у него не погнулись, как тако.