Дерзкие забавы

– Сейчас семь часов утра, Рыжик, – бормочу я ей вслед, почесывая подбородок (я не брился два дня, на мне нет рубашки… ей вообще повезло, что на мне хотя бы штаны). – Что ты здесь делаешь?

– У нас будет мозговой штурм. – Она проходит в кухню и, повернувшись ко мне, шепотом спрашивает: – Оливер еще дома?

В старом доме пока прохладно. Половицы холодят мои босые ступни, когда я иду за ней:

– Он в душе.

По крайней мере я так думаю. Дома я встаю очень рано, еще до рассвета, и иду в доки. Но эта пляжная жизнь расслабляет и развращает меня, давая волю моему врожденному «совизму». Не думаю, что в последние двадцать лет я когда-нибудь спал до семи часов. Но я жду, пока Оливер уйдет, чтобы позвонить своим братьям и рассказать им о нашей встрече с продюсерами.

Все мысли о братьях моментально улетучиваются из моей головы, когда я заворачиваю за угол и вижу, как Харлоу наклонилась к раковине и укороченные штаны для йоги обтягивают ее идеальную попку.

Не обращая внимания на мой взгляд, она выпрямляется и начинает открывать двери шкафчиков:

– Где у вас тарелки?

Я прохожу через кухню и встаю у нее за спиной, тянусь рукой за ее голову, чтобы достать с полки желтые тарелки. Харлоу замирает, вцепившись пальцами в столешницу, а потом обмякает и откидывается назад, прижимаясь к моей груди.

– А вот и тарелки, – говорю я, наклонившись и бормоча эти слова ей в волосы.

Она пахнет так хорошо, а попка ее прижата прямо к моему члену, и я делаю шаг назад, чтобы она не заметила, что я уже почти возбудился, как какой-нибудь семнадцатилетний мальчишка. Отойдя, я сажусь за маленький стол, цепляясь босыми ступнями за ножки барной стойки.

Ей требуется некоторое время, чтобы прийти в себя, и я ухмыляюсь, пока она довольно неловко расставляет тарелки и открывает бумажный пакет.

– Ты как будто немножко запыхалась, Рыжик.

Она смотрит на меня, пытаясь убить взглядом.

– Так что за мозговой штурм? – спрашиваю я, катая апельсин по столу. Мой желудок инстинктивно начинает урчать, когда я вижу, как она лезет в пакет и достает оттуда самые большие, самые аппетитные, самые глазированные булочки с корицей, какие я когда-либо видел в жизни.

– По поводу твоей ситуации, – произносит она театральным шепотом и шлепает меня по руке, когда я пытаюсь пальцем отковырнуть глазурь.

– Моей ситуации?

– Лодки мечты в Тихом океане! Постарайся не тупить, Финнеас.

Я закатываю глаза.

– Ты же знаешь, что это не так.

– Но это только потому, что ты никогда не спрашивал у меня совета!

– Как бы мне нравилось то, что ты принесла мне еду… Мы не могли бы поговорить попозже? Ну, знаешь, когда солнце уже встанет?

– Солнце уже высоко.

– Да оно только показалось.

Не обращая на меня внимания, Харлоу берет один стаканчик с кофе, ставит его и одну булочку передо мной.

– Мне лучше всего думается, когда я бегаю, – признается она и берет кофе и булочку себе. – У меня миллион идей для тебя!

Я подаюсь вперед, отламываю кусочек от теплой, вкусной булочки. И, клянусь Богом, мои глаза закатываются аж к самому затылку.

– Черт возьми, это лучшее, что я когда-либо пробовал.

Не думая, я встаю, обхожу стол, беру рукой ее лицо и целую ее в губы. Это должно было быть быстро. Должен был быть забавный, слегка преувеличенный благодарственный дружеский поцелуй. Но Харлоу вдруг издает легкий стон, чуть задыхается, ее руки оказываются на моем обнаженном животе. По моим венам разливается огонь, и я каждой клеточкой своего тела ощущаю ее: ее грудь, которая прижимается к моей, ее руки на моей коже, ее губы, отвечающие моим…

Я отстраняюсь, еле дыша, и Харлоу прочищает горло.

– Ты на вкус как корица, – бормочет она, облизывая губы.

– Что ж, и вам приветик.

Мы синхронно поворачиваем головы в сторону Оливера, стоящего в дверях, скрестив руки на груди. Он почесывает щеку, глядя на меня самым самодовольно-гадским взглядом, который я когда-либо видел.

Я опускаю руки и поспешно делаю шаг назад:

– Просто благодарность мисс Харлоу за завтрак.

– Финн, я решительно обижен. Я приготовил тебе на днях ужин и был бы признателен, получив хотя бы просто похлопывание по спине в знак благодарности. Теперь я вижу, какой ты.

– Ха, ну да. – Я возвращаюсь на свое место.


Оливер нацеливается на еду, и Харлоу протягивает ему его кофе и белый, снова закрытый пакетик.

– Я вынужден поблагодарить тебя, потому что нет никакой надежды, что этот мужлан сообразит сделать это, – говорит он, кивая в мою сторону. – Спасибо тебе, милая.

Он наклоняется и целует Харлоу в щеку.

– Там одна для Не-Джо, – сообщает она, и я не понимаю, что происходит: я смотрю на них обоих, вот сейчас, и вдруг до меня медленно начинает доходить: вот таким должно быть мое утро каждый долбаный день. – Передай ему, что я рассчитываю на приватный танец у Фреда попозже.

Я издаю стон, но Оливер только смеется:

– Передам. Ведите себя хорошо, детки.

Мы оба смотрим вслед исчезающему Оливеру и сидим молча, слушая, как захлопывается входная дверь, а потом, спустя несколько секунд, ревет мотор его «Ниссана», постепенно стихая вдалеке.

Харлоу ставит свою собственную тарелку и кофе на стол, садится на стул рядом со мной, ее нога касается моей.

– Ты жутко выглядишь, – произносит она, глядя на мои губы так, словно ей хочется их лизнуть.

– Как и ты. – Я смотрю на ее идеальные сиськи, такие упругие и соблазнительные под этим ее маленьким обтягивающим топом. – Мне почти было стыдно за тебя.

Она склоняет голову, демонстрируя свою длинную, загорелую шею:

– Безобразно?

– Отвратительно. – Я протягиваю руку и вытираю крошечное пятнышко глазури с ее нижней губы.

Она смотрит, как я засовываю свой большой палец в рот и посасываю его, и я отвожу глаза, чтобы немного прийти в себя. Мы сидим с ней в одежде, и мы только друзья. Я помню, как трахал ее на этом диване, шлепал и трахал до самого обеда, а она кончала, подняв задницу. Но, что самое странное, быть с ней рядом, просто завтракать вместе в тишине – это воспринимается так… нормально. И именно это я хочу запомнить: секс с Харлоу потрясающий, но быть ее другом тоже не так плохо.

– Спасибо за завтрак, – говорю я, вытирая рот салфеткой.

– Без проблем. Как я уже говорила, мне думается лучше всего, когда я бегаю, и на беду для моей наполовину латиноамериканской задницы кондитерская находится прямо в конце самой лучшей беговой дорожки в Ла-Хойе. А теперь давай-ка поговорим о том, что меня сюда привело, – о том, как решить твою проблему.

– Я ценю твои старания, но мне не нужно, чтобы ты…

– Заткнись. У меня есть идеи.

Похоже, Харлоу настроена решительно, поэтому я решаю уступить. Вместо того чтобы пытаться объяснить ей, что я уже, наверное, все сто раз обдумал, я наклоняюсь, выуживаю из ее булочки самую сердцевинку и отправляю ее в рот. Харлоу смотрит на меня сердито:

– Это же самое вкусное! Ты просто опасен!

– Ммм-хммм, – мычу я, жуя.

Она поворачивается на своем стуле лицом ко мне.

– Как насчет туристов? Катать людей на вашей лодке?

Я проглатываю, запивая кусок глотком кофе:

– Ни за что.

– Почему?

– Коммерческая рыбалка, Рыжик, это опасно. Бывает разное: вещи падают, лески путаются, люди спотыкаются. Ни за что я не пущу кучу любопытных идиотов с деньгами на свои корабли.

– О’кей, – соглашается она. – А как насчет инвесторов?

– Ты думаешь, я об этом не думал?

– Должен же быть кто-то, кто…

– Единственная причина, по которой люди готовы вкладывать во что-то деньги, – это желание получить прибыль. Для рыболовов сейчас не лучшие времена, – объясняю я ей. – Всякие новшества, изменения климата, катастрофы – все это влияет на ситуацию, и я далек от мысли, что в ближайшее время она улучшится. Я не могу одалживать деньги, если у меня нет надежды вернуть их.

Я чувствую, как реальный смысл этих слов тяжелым грузом ложится мне на сердце. Больше никогда не будет так, как было. Мы с братьями уже никогда не узнаем той жизни, которая была у нашего отца. И у отца нашего отца. В этом есть что-то поразительное. Умный человек бросил бы все это: продал бы все, что можно, забрал бы деньги и начал новую жизнь, занявшись чем-то еще. Но вся эта долбаная история – то, через что моей семье пришлось пройти, чем пожертвовать, что помогло отцу удержаться на плаву после того, как он потерял маму… – все это не дает мне просто уйти.

– Верно, – одобрительно кивает она. – Думаю, это имеет смысл. А если ловить другую рыбу?

– Мы уже это делаем. Мы ловим нерку, лосося и горбушу, кету, палтуса, моллюсков, делаем икру сельди, – перечисляю я, а потом замолкаю, глядя, как вытягивается ее лицо. Я чувствую что-то вроде вины, она ведь честно потратила на это время, а я просто разбиваю ее идеи, одну за другой.

Что абсолютно в стиле Харлоу – она не собирается отступать.

– Тогда нам нужно придумать что-то нестандартное, не по шаблону.

– Не по шаблону? Это как?

– Так, дай-ка подумать. – Она тянется вперед, прижимаясь коленом ко мне, рука ее касается моего бедра. Я все еще без рубашки, и клянусь, что чувствую жар от ее тела, чувствую тревогу от того, что она так близко ко мне. И думаю про себя, понимает ли она, что происходит, или я единственный из нас двоих, кто настолько попал, что может точно определить расстояние между нами – в миллиметрах.