Дерзкие забавы

– А как насчет футболок?

Я моргаю:

– Футболок?

– Ну да, типа открыть вашу собственную линию одежды. С изображением тебя и твоих офигенных братцев. Вы стоите в центре, одетые в обтягивающие футболки…

– Ты сейчас издеваешься надо мной, да?

– Ну, может быть, совсем чуточку. – Она касается кончика моего носа указательным пальцем. – Потому что ты такой милый утром. – Выпрямившись, она продолжает: – Только представь себе: ты, мускулы и стрелка, которая показывает вниз, прямо на слова: «ПРИМАНКИ И СНАСТИ. РОБЕРТС».

– Стрелка показывает прямо вниз? – уточняю я.

– Да.

– На мой член.

– Да.

Я закрываю глаза и глубоко дышу, считая до десяти.

– Рыжик, милая, – выдыхаю я и делаю расстояние между нами еще меньше. – Клянусь, я потратил на все это гораздо больше времени, чем ты можешь даже представить себе. Я рассмотрел все возможности.

– Все?

Кивнув, я подношу кофе к губам:

– Да.

– А что насчет донорства спермы?

Подавившись, я отплевываюсь.

– Прошу прощения?

– Сперма. Живчики. Семя. Протеиновый коктейль. Сок жизни. Слюна члена. Крем для ли…

– Харлоу.

– Что? Ты сказал – все!

– Зачем? – начинаю я, но потом только качаю головой. – Подожди, что ты там начала говорить про крем для лица?

Она кивает. Я снова качаю головой, решив не останавливаться на этой картинке:

– Зачем мне, ради всего святого, сдавать сперму?

– Не могу поверить, что ты об этом спрашиваешь! Ты вообще смотрел на себя в зеркало? Ты видел своих братьев? Это же золотой генофонд! Черт, если бы я была старой девой, живущей в старом викторианском доме на Золотых Холмах, я бы купила…

И я целую ее снова. Я не собирался… Хотя на самом деле вру. Собирался. Но не думал, что это продлится так долго. Слова Харлоу замирают у меня во рту, когда я накрываю своими губами ее губы и воздух мягко выходит из ее легких с тихим стоном.

Я сползаю со своего стула и прижимаюсь к ней, одной рукой запутавшись в ее волосах, а другой держа ее за подбородок. Открываю рот и лижу ее язык своим, прижимаю ее к себе как можно крепче, так, как она любит, я знаю это. Большим пальцем нажимаю ей на горло, несильно, но достаточно для того, чтобы она почувствовала. Руки Харлоу вцепляются в мои бедра, и она встает, всем телом прижавшись ко мне. Моя кожа пылает там, где по ней пробегают кончики ее пальцев, где она проводит ногтями по направлению к поясу моих штанов. Кровь как будто отхлынула от моего мозга и вся устремилась вниз, все мысли вдруг стали о Харлоу: о том, где я могу ее коснуться, что я могу попробовать на вкус, о том, как она отреагирует, если я разложу ее прямо здесь, на этом столе, и буду трахать до тех пор, пока мы оба не потеряем способность думать.

Но я этого не делаю. И хотя я абсолютно уверен, что буду ненавидеть себя за это потом, когда останусь один, буду дрочить и думать, какого черта я вздумал отстраниться, я отстраняюсь. Делаю шаг назад и пытаюсь не обращать внимания на то, как мне не хватает ее, всем моим долбаным нервным окончаниям, как я еще ощущаю ее тело, даже несмотря на то, что между нами теперь несколько дюймов свободного пространства.

– Ты все еще на вкус как корица, – говорит она с придыханием.

– А ты идеальна на вкус.

Я знаю, что испытываю судьбу, но все еще наклоняюсь и произношу эти слова вместе с маленьким поцелуем в уголок ее губ и подбородок.

– Я думала, мы больше так не делаем. – Это звучит как вопрос, и я понимаю, что это потому, что она сбита с толку, как, черт побери, и я сам.

– Не делаем, – подтверждаю я с коротким кивком.

– Тогда почему ты меня поцеловал?

– Мне пришлось, – отвечаю я и целую ее снова, на этот раз в кончик носа. – Это единственный способ заставить тебя замолчать и перестать говорить о моих братьях как о вещах. Это было обидно.

Я улыбаюсь, а она разражается смехом, сокращая дистанцию между нами и кладя голову мне на плечо:

– Ладно, больше никаких разговоров о горячих братьях Финна. Обещаю.


Мы стоим так какое-то время – ее губы на моем обнаженном плече, мое лицо у нее в волосах… А потом Харлоу, кажется, приходит в себя. Она выпрямляется, и я сразу чувствую ее отсутствие. Мои руки падают по бокам, и я смотрю, как она поворачивается к столу и начинает собирать тарелки:

– Что ж, я так понимаю, что мы вернулись к тому, с чего начали?

Я сую руки в карманы и разворачиваюсь на пятках:

– Думаю, так оно и есть.

Харлоу убирает со стола, а потом тянется за своими ключами:

– Не волнуйся, Финниган. Я гений, и я еще пока не сдалась. Я придумаю выход.

– Харлоу, мне не нужно, чтобы ты…

– Опять, Финн? – ласково произносит она. – Заткнись, хватит быть таким упертым, позволь уже кому-нибудь взвалить на себя часть твоих проблем хотя бы на несколько часов, ладно? Я не знаю, что ответить, поэтому просто тупо стою, пока она поднимается на цыпочки и легким поцелуем прижимается к моей щеке: – Я с тобой.



РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, что самый упрямый человек, которого я знаю, – это мой отец.

Когда мне было восемь, он встал и пошел уже через несколько часов после сложной хирургической операции, чтобы починить два разорванных диска. Когда мне было девять, он провел зиму на зимней рыбалке во льдах Аляски и потерял там кончики трех пальцев, когда их зажало между двумя стальными ловушками для крабов. И он отправился туда снова в следующем году. Когда мы потеряли маму, отец спасался работой, иногда проводя на лодке по восемнадцать часов. А когда у него случился инфаркт – летом, мне как раз исполнилось девятнадцать, – и врачи велели ему держаться как можно дальше от лодок, он настоял на том, чтобы ему показали все в тот же день, когда его выписали, чтобы просто убедиться, что мы ничего не портим.

И все же я думаю, что он не идет ни в какое сравнение с Харлоу Вега.

Через два дня после булочек с корицей и слов пополам со слюной во рту у Харлоу не уверен, что когда-нибудь смогу об этом забыть.

Мой телефон, поставленный на ночной режим, начинает вибрировать. До рассвета еще несколько часов, и в маленькой комнатке для гостей Оливера совершенно темно. Я тянусь за телефоном, стараясь не сбить в процессе бутылку с водой, и понятия не имею что еще, и мутным взглядом смотрю на экран. Может быть, что-то случилось с папой? С Колтоном или Леви? С лодкой?



Приведи себя в порядок. Я буду через тридцать минут. Харлоу.



На часах нет еще даже пяти, и на какое-то мгновение меня посещает соблазнительная мысль написать ей в ответ, куда именно она должна отправиться со своими тридцатью минутами. Мне нужно выспаться. Мне нужно поговорить с Колтоном и Леви. Мне нужно понять, что, черт возьми, делать со своей жизнью.

Бросив телефон на кровать, я тупо лежу, уставясь в потолок. Сердце громко стучит у меня в груди, и я кладу руку себе на грудную клетку, чувствуя под ладонью его учащенные удары. Желудок у меня одновременно и пустой, и тяжелый, и, хотя идея о том, чтобы выключить телефон и проспать следующие три часа, кажется мне восхитительной, я и сам прекрасно понимаю, что все равно этого не сделаю.

Харлоу появится здесь через тридцать минут, чтобы забрать меня, и совершенно не важно, как именно я собирался провести это утро, внутренний голос говорит мне, что мы оба знаем: я буду стоять на улице, ожидая ее.



И КАК КАКОЙ-НИБУДЬ мальчишка в школьном дворе, влюбленный и совершенно потерявший голову, я так и делаю. Машина Харлоу въезжает на дорожку ровно двадцать девять минут спустя, и я уже сижу на крыльце с двумя дымящимися чашками кофе в руках.

Она выходит и идет по влажной траве, одетая в джинсы и вылинявшую синюю футболку с длинными руками, волосы у нее зачесаны назад в высокий хвост, на лице сияющая улыбка и ни следа косметики.

И я абсолютно уверен, что никогда она не была красивее, чем сейчас.

– Ты готов? – спрашивает она, останавливаясь у крыльца.

Она выглядит такой юной сейчас, невинной, и если это ноющее чувство, которое появляется у меня в желудке, является индикатором, я, кажется, действительно теряю голову.

– Ни в малейшей степени. – Я окидываю ее взглядом с ног до головы. – Ты выглядишь так, будто нас ожидает дресс-код.

– Ты и так идеален.

Спокойно, Финн. Я протягиваю Харлоу ее кофе, и она смотрит на меня, подняв брови:

– Какой джентльмен.

Я игнорирую это замечание, чтобы не вспоминать снова свой пятиминутный горячий спор с самим собой, не будет ли это неловко, если я приготовлю для Харлоу кофе, и не дать ей понять, что творится у меня в голове. Я безумен.

Вместо всего этого я говорю:

– Так куда мы едем?

Харлоу поворачивается и идет к машине.

– На рыбалку, – сообщает она, забираясь в машину и включая зажигание.

Я поднимаю взгляд и смотрю на нее с переднего сиденья спортивной машины, куда пытаюсь вклинить все шесть футов три дюйма своего роста.

– Что?!!

Она проверяет зеркала и выезжает на дорожку, а потом выскакивает на улицу и только потом отвечает: