Дети Лавкрафта

– Вроде нет.

– Повезло. Беги за приличным фарфором.





Металлическое лоно Звезды Страха




Снег таял и выпадал вновь. Император и несколько королей избавились от груза плоти и обратились в прах. Отгремели несколько мелких войн. Жизнь шла как обычно. Время от времени стая воронов усаживалась на вершине холма и гадила на стоявших истуканов. Многие гнездились в ветвях наводящего ужас трепещущего дерева, которое уже тысячелетие терпело птиц. Ни один из воронов не принадлежал к Урской династии: они складно и сказать-то не могли, что побудило их сбиться в стаю. Народы Пелоки и Малета считали воронов посланцами и глашатаями Того света. Возможно, стая поджидала какой-то особой разновидности смерти.

Между тем свободные от земных законов физики, тело Лохинвар и ее рассудок зависли, вмороженные в черный лед ледника, доставленного с южного полюса покинутой планеты, что вращалась вокруг звезды, столь удаленной от Земли, что ее нельзя было разглядеть в телескоп. Подсознание Лохинвар мерцало на орбите вокруг вышеупомянутой звезды. Она этого парадокса не постигала. Голос Сверхразума (так определял себя бестелесный интеллект, заполнявший окружающие тени) утешал ее. Необычайная форма обучения началась, введенная этим призрачным присутствием давно исчезнувших видов. Секреты матери, тайны Матери-цивилизации и ей подобных вводились посредством внутривенных капельниц непосредственно в мозг юной Лохинвар.

Настал день, когда ее подсознание улетучилось с галактического кольца домой и тем самым воссоединило рассудок, тело и душу. Ее оживленная модель была помещена в специально созданное и полунесокрушимое тело. На левом плече Лохинвар появилась татуировка сорокопута, запечатлевшая кладезь разрозненных познаний, которые вполне могли бы обеспечить ей более счастливый жребий среди троглодитов или довести до сожжения на костре как ведьму. Соответствующие обстановке латы и вооружение были предусмотрены. Прежде чем Лохинвар вышла из стального лона под горой у безымянной реки, Сверхразум предупредил ее: возврата быть не должно, не вздумай возвращаться. Энергия защиты введена и начала действовать.

«Твоя модель, – сказал Сверхразум, – разработана на максимальное насыщение. Употреби свои познания на свершение великих и ужасных деяний».

– Нет у меня ощущения, будто я хоть что-нибудь знаю, – призналась Лохинвар.

«Говоря относительно, и это тоже правда».

– Я что, перевертыш?

«Уже нет. Теперь ты опять настоящая девушка, более или менее. Тяготение развернуло и вознесло настоящую девушку на поверхность мира сего. Прощай, Лохинвар. Дай себе волю, круши… и в любой из вселенных, какая подвернется».





Последний ужин[22] в Замке Крови




Ужин стал катастрофой. Масштаба Помпей, или вулкана Кракатау, или последнего акта шекспировской пьесы.

Агенты короля оставили свою свиту во дворе замка. Этих двоих, Урскую зверюгу и рыцаря, не интересовали ни фуа-гра, ни твоя впечатляющая подборка летних вин. Они явились, обеспокоенные слухами о насилиях, грабежах и темных делишках, которые доносились из твоих поместий. Крестьяне пропадают фургонами. Целые деревни лежат покинутые всеми, кроме крыс.

Глаза белокурого драгуна сузились, а его улыбка сделалась едкой. Он отмечает твою неестественную вышину, наводящее страх выражение лица (которым вы, о, так искусно управляетесь в мерцании ламп: вы – кривое зеркало собравшихся за пиршественным столом). А сам, мерзавец, наглый такой в своей снежно-белой кольчуге и бархатном плаще. До того красив, что аж больно делается. Сомнений нет, девицы, им поруганные, и его детки-бастарды по всей этой земле разбросаны.

Кролик Аббат поглаживает усы. Предусмотрительно он даже не касается ни своего кубка, ни своей тарелки. Как бы между прочим спрашивает, не принимал ли ты случаем местную женщину по имени Элизабет Лохинвар, жену Эстебана Лохинвара, охотника и выдающегося флейтиста.

Очевидно, Кролик Аббат и эта леди были соратниками и несколькими годами ранее служили фрументариями[23] в Имперском министерстве бдительности. Позже она ушла в отставку и зажила обычной жизнью, а он стал начальником спекулаторов, в последнее время – почетным. Кролик носит золотой рыцарский плащ поверх своего шелковистого черного меха. Плащ знаменует его особый статус как доверенного посланника короля Минджи. В Кролике двадцать стоунов[24], и в основном это мышцы только что не каменные, глаза у него темные, как мед, тронутый голубоватым отблеском возраста. Ему незачем носить меч. Его резцы сверхъестественно остры, как и когти задних лап. Подобно многим Урским зверюгам, Кролик Аббат представляет серьезную угрозу для любого, кто вызовет его гнев. Ты вызываешь его гнев. Это трудное испытание и это забавно!

– Лорд Аббат, главный среди охотников императрицы…

– То были добрые старые деньки, Барон. Сегодня я говорю как посол короля.

– Прошу меня извинить. Протокол, старшинство…

– Некоторые могут расценить это как понижение. Я смотрю на это как на рабочую отставку. И вновь я спрашиваю: по сообщению информатора, ваш человек. – Кролик Аббат презрительно сморщил нос. – Пришел к ней в дом и учинил там разгром. Она с дочерью пропадают неизвестно где, а кости ее мужа лежат на развалинах жилища. Прошу вас разъяснить.

– Разумеется, милорд. Вас влечет автомат удовольствия.

– Автомат? – У Кролика Аббата дергается нос. Он прозорлив: жернова мелют в его лихорадочном мозгу. Очевидно, истинная природа этой самой Лохинвар тайна даже для ее близких сподвижников. Если бы жизнь его продлилась дольше ближайших нескольких минут, он, несомненно, уловил бы целиком всю истину.

– Неважно. Такое бывает. – Ты пожимаешь плечами. – В своем качестве гонителя неблагодарных и преступников вы загнали в землю легионы нарушителей закона. Убили многих из них. Слушали их вопли о пощаде, а потом закаляли решимость. Вы от этого удовольствие получали, да?

– Творец говорит, мы должны извлекать гордость из своих достижений и удовольствие из своих свершений.

Ты засел поглубже на своем троне во главе стола, заранее позаботившись расположить дюжину хорошо обученных охранников во всеоружии между собой и Кроликом. Позволил своей вежливой улыбке растянуться до ухмылки от уха до уха. Такое облегчение, когда внешнее стирается в крошево! Чтением мыслей ты не наделен, хотя поверхностные страхи и желания ты способен вбирать в себя, как волкодав запах своей добычи. Особый запашок тебе причудился, и выражение твоего лица сходно с бешеной злобой охотника, который как-то давным-давно поймал малютку Кролика Аббата в силок, отчего у того на задней лапе так и остался шрам от проволочной петли.

– В точности, лорд Аббат. Творец говорит так. А что говорит Сатана? Припомните, будьте любезны, вопли трусливых жертв, а потом вообразите, что эти звуки рвутся с губ вашей леди-подруги, когда я подверг ее едва вообразимым унижениям. Вообразите мой восторг от перемалывания ее косточек для моей табакерки. – Гвоздем твоей речи становится момент, когда ты выставляешь ту самую табакерку, пунцовое лаковое изделие с инициалами БН, откидываешь крышку и нюхаешь трупный прах.

Один из твоих слуг лупит в гонг, и тот гудит.

По сигналу Джей Ухмылка выскальзывает из-за гобелена с тактичной римской эротикой и набрасывает драгуну на шею гарроту. Возможно, Джей Ухмылка дает маху: в схватке с вышеупомянутой женщиной Лохинвар он получил раны незаживающие. К тому же и у сэра Хэнда репутация бойца мирового класса в сражениях: пять лет кряду он становился чемпионом в единоборстве на королевском турнире. И слава его была не пустым звуком. Его шипованная боевая рукавица хватает и рвет проволоку одним рефлекторным движением. Через плечо он хватает Джея Ухмылку за руку и швыряет его через весь пиршественный зал.

Сэр Хэнд выхватывает свой клинок и скалится:

– Ну, подходи, паршивцы. – Он не ждет, когда стражники примут его приглашение, а начинает сразу же кромсать их на куски. Легкая закуска. На балконе засели меткие стрелки. Вокруг драгуна зазвенели стрелы, пущенные из арбалетов. Три впились ему в латы. Другие отскочили прочь, не причинив вреда, если не считать царапины на ясном челе рыцаря. Вот тут он рассердился.


Кролик Аббат запрыгнул на балкон. Его полет в воздухе был таким же легким, как и у мистиков Востока, спавших на гвоздях, когда они не изрыгали пламя и не разили своих врагов кучами в сражении. Стрелки согнулись, чтобы перезарядить арбалеты. Увы, промедлили. Промчался Кролик Аббат, на ходу откусывая им головы, словно садовыми ножницами ряд маргариток подстриг. Потом он низвергается с балкона и оказывается среди твоих стражников – и это ничуть не лучше. Он драл когтями – и спереди, и сзади. Лица и конечности отлетали напрочь.

Звучит рог. Входные ворота рушатся во двор. Королевские воины устремляются в пролом с мечами, готовыми к сече.

Чего враги твои не соображают, так это того, что твоя доблестная стража тут не главное. Нет, пушечное мясо наличествует только чтоб обеспечить тебе кровавую трапезу и суть быстротекущей жизни. Ты же – продолжение разлома в подполе. Придавленный тоннами камня, он вопиет о пище. Его нужды – это твои нужды. Ты глубоко вдыхаешь. Струйки и капли крови из ран меняют направленность и по воздуху потоком устремляются в чудовищную воронку твоей утробы. Пузо твое раздувается, а размах удлиняется. Меняется твой смех. Твоя уродливая тень покрывает этот обиженный богом сброд, сражающийся изо всех сил. Все головы поворачиваются, рассматривая твое обалденное обличье.

Какое-то время ты даже думаешь, что смог бы победить.





Родной старый дом




Лохинвар не видела дома своей юности с тех пор, как сорок зим назад спаслась бегством при его уничтожении. От хижины остались едва заметные следы. Заросшая горка камней указывала на место семейного очага, где когда-то Лохинвары, собравшись, пили какао и пели рождественские песни. На мгновение она увидела свою мать, голую и бледную, как лед, прислонившуюся к стволу ели. Лохинвар издала необычный звук и тут же с досадой заткнула себе рот перчаткой. Подбежал Мантус, принюхиваясь. Не учуяв ничего интересного, обратился к хозяйке с недоуменным скулежом.

Хэнд глотнул из винного бурдюка, как делал это каждые несколько минут без достойного результата.

– Мисс Лохинвар, как это вы выглядите ни на день старше сладостных шестнадцати?

Она сняла свой крылатый шлем и отерла пот.

– Я куда как много проспала, сохраняя красоту.

Лохинвар не так давно узнала впавшего в немилость рыцаря, если не считать тянувшейся за ним славы да ее умозрительного представления о побоище в замке Барона Нужды. Мать или Кролик Аббат о нем не рассказывали. Вообще-то до того самого дня, когда убили ее мужа, миссис Лохинвар надежно скрывала наличие у нее былой жизни в качестве разведчицы и задиры.

Мантус послушно отыскал след Хэнда на сельской свалке и вытащил его из-под кучи мусора за загривок. Лохинвар сама представилась и познакомила с Боуи. Как только Лохинвар раскрыла свои намерения, Хэнд перестал артачиться и скоренько протрезвел.

– Вы намерены схватиться с Нуждой? – спросил он. – Зачем я вам нужен? Зачем вам лазутчик?

Она пожала плечами:

– Лазутчик мне нужен потому, что хорошие мускулы всегда пригодятся, к тому же это дешево. А вы мне нужны потому, что однажды уже побили этого сукиного сына, а я в этом смысле суеверна. Говорят, он собак боится, а у Мантуса к нему свой счет. Флинт? Ну не пешком же мне ходить, а?

Проклятье Кролика Аббата, наложенное на Барона, не бесконечно. Минувшие времена подвигают зло все ближе к возобновлению его ненасытной жажды крови. Каждый из вас любил мою мать, когда она юной была. – Взгляд ее упал на пса и коня. – У каждого из вас перед нею долг памяти, вот и собрала я дружину отмщения. Барон Нужда, как говорят, один из Вечных. Если принять, что так оно и есть, то сомнительно, чтобы нам удалось уничтожить его навсегда. Пока того достаточно, что мы попытаемся. Мой меч прорубается сквозь самое разное сопротивление. Моей… музыкальной шкатулке… известна суть его гибели. Вид старинных заклятых врагов, таких, как вы, возможно, не даст Барону шелохнуться в решающий момент. Окажете или нет вы реальную помощь, не обсуждается: это ваш зловещий крест, и ваша спайка в дружине поможет вам легче переносить его.

Премилая речь. Подкрепленная впечатляющим вооружением и подлинным стремлением применить силу, она обеспечила преданность этой собранной с бору по сосенке шайки. Путь привел их к Скалистым горам, к этой вот слишком растянувшейся завязке. Мужчины, переминаясь с ноги на ногу, смотрели, как молодая женщина в старинных латах вжималась лбом в камни очага, будто молитву творила.

Боуви обратился к Хэнду:

– Скрижали гласят, что вы с Кроликом Аббатом повергли Барона Нужду и сожгли его замок зимой 9-го года. Королевский указ объявляет эту землю ничейной на срок ста лет и одного дня. Должен спросить: как это вы одолели его?

– «Разгромили» – не лучшее из слов для описания того бардака. «Удрали, устроив адское свинство», ближе к истине. Очевидно, враг наш еще живет… что подтверждает появление его ручного крылатого вампира, которому недавно ночью досталось от вас.

– Продолжающееся существование подручных и прислуг Барона не обязательно указывает на его собственное выживание.

– Кто-то же должен жалованье платить.

– Это так. И все же расскажи мне, как это произошло.

Хэнд глянул на уходившее за горные вершины солнце. Деревья уже сливались в пятно цвета древесного угля.

– Да, обошлись мы с бароном круто. Кролик Аббат был убежден, что тот дознался, кем была твоя мать, и загубил всю твою семью. Доказательств у него никаких не было, но он воспользовался своими связями и получил предписание короля. Я пошел с ним – прогулки ради. Я жил сражениями и, во всяком случае, глаз на твою маму положил. Глупцы, мы оба.

Под конец Кролик понял, с чем мы имеем дело. – Хэнд глянул на винный мех. Его глубоко посаженные глаза воспаленно краснели по краям. Некогда орлиный нос (запечатленный на портретах художников по всему царству) скрючился. Во рту у него было три зуба, а на все еще мощной шее сидели бородавки. Торс же, напротив, лишился мускулов, держась на костях и сухожилиях. – Мы шли к замку, считая Барона Нужду обыкновенным убийцей, мелким тираном, кто чересчур выпирал из своих панталон. Я ожидал увидеть дебоши, поруганных дев, несколько тел. Вместо этого… – Рыцарь содрогнулся и опять отпил из меха. Это вернуло ему спокойствие.

– Буча поднялась, и все в пиршественном зале стали гибнуть. А Барон… переменился. Никакой больше болезненности или костлявости, как у прокаженного. Сатана в него вселился. Канделябры засияли адским огнем, зато в зале становилось все темнее и темнее. Лицо Барона обратилось в пещерный провал под выпученными глазами, став засасывающей свет дырой. Кровь текла к нему со всех концов. Он не просто вбирал в себя кровь. Он заглатывал каждый блик света и каждый звук вокруг нас, тепло с наших костей. Никак не двигаясь со своего места во главе стола. Его похожие на канаты руки разматывались, и из любого угла зала этот демон сгребал людей и запихивал в клокочущий провал лица. Когти его пронзали моих солдат, кольчуги и тела, по двое-трое зараз, и поднимали их, будто куколок из бумаги. Их вопли и проклятья, сплетаясь, ввинчивались ему в глотку.

– И все же верх был ваш, – сказал Боуви. – Положение спас Кролик Аббат.

– Этот Урский зверь погиб, чтобы в живых остались остальные из нас. – Хэнд смущенно потупил взор, рассматривая свои потрепанные сапоги.

– Каким образом, драгун? Каким чудом?

– Это есть на скрижалях.

– Скрижали, друг, оставляют большой простор воображению.

– Моя мать создала средство, – присоединилась к разговору Лохинвар. – Она отдала его на хранение Кролику Аббату и Министерству бдительности, когда ушла с имперской службы. Оно-то и погубило врага.

Боуви вздернул седые брови: