Девять совсем незнакомых людей

«Да у тебя нормальное тело. Ты сбитая с толку дура средних размеров! Ты привлекательная, умная женщина, идиотка ты! Ты должна весь январь пролежать в гамаке и есть сыр», – сказала Кармел ее сестра Ванесса, которая ненавидела и Джоэла, и патриархальные устои с их жироненавистничеством.

Кармел отпустила груди и положила руку на неровности живота. Средние размеры ее не устраивали. Средние размеры слишком велики. Это все знали. В этой стране случился кризис тучности! Она не хотела стыдить других за излишки жира, но определенно хотела пристыдить себя, потому что заслужила это. Прежде она была на два размера меньше, а причина, по которой теперь стала на два размера больше, состояла не в том, что она родила четырех дочерей, а в том, что махнула на себя рукой. Женщины не должны махать на себя рукой! Вот о чем писали мужчины на сайтах знакомств: «Мне нужна женщина, которая заботится о себе». А это означало: «Мне нужна стройная женщина».

И информации о том, как заботиться о себе, было пруд пруди! Все знали: нужно просто исключить из диеты углеводы, сахар и трансжиры! Знаменитости щедро делились секретами. Они перекусывали горстью орехов или двумя дольками шоколада, насыщенного антиоксидантами. Они пили много воды, прятались от солнца и не пользовались лифтами. Это тебе не бином Ньютона! Но разве Кармел хотя бы отказалась от лифтов? Ведь нет!

Да, с ней часто были дочки, и, если они поднимались по лестнице, одна обязательно убегала вперед слишком далеко, тогда как другая садилась на ступеньки и говорила, что у нее ноги больше не двигаются. Но все же хватало ситуаций, когда Кармел вполне могла бы встроить в свой образ жизни какие-нибудь «случайные» физические нагрузки. Но она этого не делала. Она пренебрегала своим телом, месяцами не ходила в парикмахерскую, не выщипывала брови, забывала брить ноги. Неудивительно, что муж оставил ее. Потому что, как она пыталась вбить в голову своим детям, каждый поступок имеет последствия.

Она подумала о стройных, скульптурных линиях тела Маши.

Представила, что Маша живет жизнью Кармел. Стоит у входной двери, когда Джоэл и Соня привозят детей. Правда, для начала, Джоэл никогда бы не ушел от Маши, а если бы ушел, то сердце Маши не билось бы как сумасшедшее от боли и унижения при виде бывшего мужа с его новой подругой. Маша не стала бы выгибать свое тело под странным углом из-за двери, словно для того, чтобы спрятать его от Джоэла. Маша стояла бы высокая и гордая. Она не стала бы сжиматься, чтобы защитить свое раненое, разбитое сердце.

Ее сестра сказала, что рассуждения Джоэла о так называемой «утрате привлекательности» – это свидетельство проблем Джоэла, а не Кармел. Она сказала, что Кармел нужно научиться любить себя, и прислала ей ссылки на статьи об «интуитивном питании» и «здоровье при любых размерах». Кармел знала, что эти статьи пишут толстые грустные люди, чтобы улучшить отношение других толстых грустных людей к своим толстым грустным жизням.

Если бы она смогла преобразить свое тело, то преобразила бы и свою жизнь, двинулась бы дальше от своего разрушенного брака. Это не было заблуждением. Это было фактом.

Ее сестра, которая была богатой и щедрой – самая превосходная комбинация, – прислала Кармел на день рождения открытку:

Кармел, я не думаю, что тебе нужно бороться с весом. Ты прекрасна, а Джоэл просто поверхностный мудак, тебе должно быть НАПЛЕВАТЬ на то, что он там думает. Но если ты помешалась на этих делах, то я хочу, чтобы ты провела время стильно и комфортно. Я зарезервировала тебе место на десятидневное очищение в «Транквиллум-хаусе». Наслаждайся! Несс. Целую. P. S. А потом возвращайся домой и ешь сыр.



Кармел с детства не испытывала такого счастья от полученного подарка.

А теперь она думала о словах Маши. «Через десять дней вы станете другими людьми». Слово «пожалуйста» заполнило ее сознание. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет правдой, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть я стану другой. Она посмотрела на свое глупое, осоловелое, умоляющее лицо в зеркале. Кожа у нее огрубела и покраснела, руки стали как у старухи-прачки. Вокруг верхней губы – такой тонкой, что она практически исчезала, когда Кармел улыбалась, – появился ровный, аккуратный частокол крошечных вертикальных черточек. Единственной тонкой частью ее тела оставалась верхняя губа. Губы должны быть пухлыми, как бутоны роз, а не какими-то захудалыми, тонкими, исчезающими линиями.

Ах, Кармел, конечно, ты перестала его привлекать! О чем ты думала? Как его могла привлечь женщина, которая выглядит как ты? Она подняла руку и отвесила себе еще одну пощечину.

Когда раздался осторожный стук в дверь, Кармел подпрыгнула. Она надела халат «Транквиллум-хауса» и пошла открывать дверь.

На пороге стоял Яо со склоненной головой. Он не произнес ни слова, не посмотрел на нее. Протянул ей маленькую открытку.

Кармел взяла ее, и Яо немедленно пошел прочь. Она закрыла дверь.

В руках у нее осталась плотная, кремового цвета карточка, похожая на свадебное приглашение. Почерк уверенный, властный, текст написан черными чернилами.

Дорогая Кармел,

хотя в настоящий момент у вас свободное время, мы просим вас немедленно явиться в спа на специальную процедуру «Транквиллум-хауса» по полному расслаблению и фирменному омоложению лица. Процедура продолжается девяносто минут и завершится ровно перед обедом. Ваш терапевт ждет вас.

Ваша Маша



P. S. Приписанный к вам консультант по велнессу – Яо, но, пожалуйста, примите к сведению, я тоже буду делать все возможное, чтобы вы обрели здоровье, исцеление и счастье, которые вам так необходимы и которых вы так заслуживаете.



В этот миг Кармел Шнейдер полностью отдалась на волю Маши, с таким же щедрым самозабвением, с каким молодые монахини отдают себя Богу.





Глава 22





ЯО


К девяти вечера накормленные гости разошлись по своим комнатам и, дай бог, уже крепко спали. Яо, Маша и Далила сидели за круглым столом в углу директорского кабинета, держа перед собой блокноты. Они проводили ежедневное совещание персонала, где Яо и Далила предоставляли обновленные сведения о клиентах.

Маша постукивала по столешнице кончиками пальцев. На этих совещаниях ее манеры всегда изменялись. В ее языке, в четкости ее речи и жесткости позы чувствовалась хватка корпоративного администратора. Далиле это казалось смешным, но Яо, который никогда не работал в том мире, находил такие перемены в своем боссе очаровательными.

– Хорошо. Следующий пункт повестки. Молчание. Кто-нибудь его нарушал сегодня? – спросила Маша.

Она казалась нервной. Наверное, из-за нового протокола. Яо и сам нервничал.

– Ларс, – ответила Далила. – Пытался улизнуть – не сдать кровь на анализ. Я ему сказала, чтобы не вел себя как ребенок.

Яо никогда бы не ляпнул гостю такого. Далила сказала то, что было у нее на уме, а Яо иногда чувствовал себя немного… жуликом. Артистом. Например, помогая невоспитанному гостю делать упражнение «планка», он произносил мягкие, наполненные терпением слова вроде: «У вас уже почти получилось!», тогда как на самом деле думал: «Ты даже не пытаешься, ты, нахальный ленивый сукин сын».


– Фрэнсис написала мне записку, – сказал Яо. – Спрашивала, можно ли ей не делать анализ крови, потому что у нее открылось носовое кровотечение. Я ответил, что в этом случае анализ тем более необходим.

Маша хмыкнула, поведя плечами:

– Никто не любит сдавать кровь. Я тоже не люблю. Ненавижу иголки. Когда мы много лет назад подавали заявку на учреждение пансионата, нам пришлось сдавать кучу анализов: на СПИД, на сифилис… Вашему правительству нужны были наши мозги, но наши тела тоже должны были быть идеальны. Даже зубы проверяли. – Она постучала пальцем по своим белым зубам. – Я помню, один мой приятель сказал: «Они словно лошадей выбирают». – Губы Маши искривились при этом воспоминании, словно ее гордость была ущемлена. – Но приходится делать то, что ты должен делать, – добавила она, не глядя на них, словно обращалась к кому-то, находящемуся вне ее кабинета.

Яо посмотрел на ее ключицы под бретельками простого белого топа. До знакомства с Машей он никогда не думал, что ключица – настолько чувственная часть женского тела.

«Уж не влюблен ли ты в эту женщину, а? – на прошлой неделе спросила у него мать по телефону. – Ты поэтому служишь ей как собачонка?»

«Ма, она почти твоя ровесница, – ответил Яо. – И я не служу ей как собачонка».

«Скорее, как щенок, – сказала ему Далила. – Ты в нее влюблен».

Они лежали в постели. Далила была красива, очень опытна в сексе и очень ему нравилась, но их соития носили какой-то деловой характер, хотя деньги при этом и не переходили из рук в руки.

«Я ей благодарен, – произнес Яо; он лежал, заложив руки за голову, и смотрел в потолок, размышляя об этом. – Она спасла мою жизнь».

«Она не спасала твою жизнь. Это ты спас ее».

«Мой старший спас ее жизнь, – возразил Яо. – А я просто сам не понимал, что делаю».

«А теперь лю-ю-ю-юбишь», – протянула Далила, надевая бюстгальтер.

«Как сестру», – сказал Яо.

«Ага, конечно», – хмыкнула Далила.

«Как двоюродный брат».

Он действительно очень любил Машу. Было ли это так уж странно – любить своего босса? Наверняка ничего странного, если вы вместе живете и работаете, да еще когда твой босс выглядит как Маша. Она умела заинтересовать и поощрить. Ее экзотический акцент привлекал его так же, как и ее тело. Он признавал, что и в самом деле влюблен в нее. Может быть, не вполне обычной любовью, свидетельствующей о каком-то его личностном дефекте или детской травме. Впрочем, у него было обычное счастливое детство застенчивого ребенка, который иногда бывал слишком серьезным и большей частью предпочитал оставаться незаметным. Его родители были людьми тихими, скромными и никогда им не помыкали. Родители Яо верили в то, что во избежание разочарований не следует надеяться на слишком многое. Его отец как-то раз сказал ему громко и без малейшей иронии: «Жди неудачи – тогда ты никогда не будешь разочарован». Вот почему Яо находил самомнение Маши таким бодрящим. Она была больше, чем сама жизнь. Самоуничижение не входило в число привычек Маши, и она не понимала этого качества в других людях.

И Маша спасла его жизнь.

После инфаркта она написала письма Финну и Яо, благодарила их, рассказывала, как околосмертный опыт навсегда ее изменил. Она сказала, что, паря над ними, увидела крохотное родимое пятно на голове Яо. Она совершенно точно описала его: земляничной формы.

Финн не ответил Маше. «Она чокнутая. Ей не обязательно было парить над нашими сраными головами, чтобы увидеть твою родинку. Она, наверное, видела ее, сидя за столом, прежде чем ее стукнуло».

Но ее околосмертный опыт заинтриговал Яо. Он ответил, и они на протяжении нескольких лет время от времени переписывались. Она сообщила ему, что, придя в себя после операции на сердце, она оставила свою «очень успешную» (ее собственные слова) карьеру в корпорации, продала свои акции компании, а на вырученные деньги купила знаменитый исторический дом в сельской местности. Она собиралась построить плавательный бассейн и реставрировать дом. Ее первоначальный план состоял в том, чтобы открыть эксклюзивную мини-гостиницу, но по мере роста ее интереса к проблемам здоровья она передумала.

Она написала: «Яо, я преобразила свое тело, свои разум и душу и хочу делать то же самое для других».

В ее письмах присутствовал элемент претенциозности, и это показалось ему забавным и очаровательным, но в целом переписка с Машей не была тогда важной частью его жизни. Просто благодарный бывший пациент, пишущий немного странные письма.

А потом, когда ему стукнул двадцать один год, костяшки домино вдруг посыпались одна за другой. Сначала его родители объявили, что разводятся. Они продали семейный дом и разъехались по разным квартирам. Он сильно переживал и не знал, как жить дальше. Потом в разгар этой драмы его невеста Бернадетт разорвала помолвку. Это случилось совершенно неожиданно. Он думал, что между ними настоящая любовь. Свадьба, гости, медовый месяц – все отменялось. Как такое было возможно? Словно сами основы жизни сотрясались под ним. Разрыв не был трагедией, но все же, к своему стыду, Яо воспринял его как катаклизм.

У него угнали машину.

На почве стресса появился дерматит.

Финн перешел на федеральную службу, а Яо получил перевод в региональное отделение скорой помощи, где он не знал никого и где почти все вызовы были связаны либо с наркотиками, либо с насилием. Как-то раз человек показал ему нож и сказал: «Если ты ее не спасешь, я перережу тебе горло». Женщина была уже мертва. Когда приехала полиция, человек бросился на них, и его пристрелили. Так Яо удалось спасти свою жизнь.

Он вернулся к работе. А через два дня, после звонка будильника, с его мозгом случилось что-то катастрофическое. По его ощущениям, мозг взорвался. Ни больше ни меньше. Он думал, у него мозговое кровотечение. В итоге Яо оказался в психиатрической лечебнице.

– Похоже, вы долгое время находились в стрессовом состоянии, – сказал доктор, у которого под глазами залегли тени.

– Все живы, – ответил Яо.

– Но ощущение такое, будто все умерли, да?

Именно это он и чувствовал: словно смерть одного за другим забирала его близких. Исчез Финн. Исчезла его невеста. Исчез его родной дом. Даже его машина исчезла.

– Прежде мы называли это нервным срывом, – заметил врач. – Теперь это называется «тяжелый депрессивный эпизод».

Он дал Яо направление к психиатру и выписал антидепрессанты.

– Нервный срыв под врачебным наблюдением можно обернуть в свою пользу, – сказал он Яо. – Попробуйте увидеть в этом возможность для себя. Возможность вырасти и узнать о себе что-нибудь новое.

На следующий день после возвращения из больницы он получил электронное письмо от Маши, в котором та писала, что, если ему когда-нибудь захочется передохнуть и на время покинуть «крысиные бега», она будет рада его видеть, чтобы опробовать на нем новые гостевые комнаты.

Он воспринял это как знак свыше.

«Ваше предложение как нельзя вовремя. Я немного приболел, – написал он ей. – Возможно, я приеду отдохнуть на несколько дней».