Девять совсем незнакомых людей
Часть 26 из 70 Информация о книге
Яо приехал и не узнал Машу. Он увидел богиню в белом, которая вышла встретить его на веранду; богиню, которая обняла его и шепнула на ухо: «Я вылечу тебя». Каждый раз, выходя из «Транквиллум-хауса» встречать новых гостей, он хотел, чтобы у них возникло такое же ощущение, какое испытал когда-то он сам: будто увидел сушу после долгих дней блуждания по морю. Маша выхаживала Яо, как больную птицу. Она готовила для него, учила медитации и йоге. Они вместе изучали тайцзи. Они прожили вдвоем в этом доме три месяца. Секса между ними не было, было нечто большее. Пройденный путь. Омоложение. За это время его тело изменилось; оно стало прочнее и сильнее, его мозг исцелился. Он превратился в кого-то совершенно другого, испытывал умиротворенность и уверенность, каких не чувствовал никогда в жизни. Он сбросил с себя прежнего Яо, как мертвую кожу. Прежний Яо делал физические упражнения изредка и ел слишком много переработанных продуктов. Прежний Яо часто волновался и страдал бессонницей – он просыпался ночью и думал обо всем, что могло пойти не так во время его рабочего дня. Новый Яо спал всю ночь и просыпался утром свежим. Новый Яо не зацикливался на мыслях о своей невесте, делящей постель с другим мужчиной. Новый Яо вообще почти не думал о Бернадетт, а потом и вовсе стер ее из памяти. Новый Яо жил сегодняшним, был одержим велнессом, его вдохновлял будущий «Транквиллум-хаус», о котором ему рассказывала Маша. Идея состояла в том, чтобы не латать болячки людей, как это делал Яо, будучи парамедиком, а преображать их так, как был преображен он сам. Это напоминало религию, только все, что они делали, было основано на науке и исследованиях доказательной медицины. Родители посещали его по отдельности, говорили, что ему пора обратно в Сидней, пора вернуть свою жизнь в нормальное русло, но через шесть месяцев после его приезда Маша и Яо открыли двери «Транквиллум-хауса» для первых гостей. Их ждал успех. И радость, которую приносила работа. Гораздо бо́льшая радость, чем в бытность его парамедиком. Несколько дней превратились в пять лет. Далила поступила на работу четыре года назад, и втроем они узнали много нового. Они постоянно обновляли и улучшали свои методики. Жалованье Маша платила щедрое. Это была карьера мечты. – Завтра я начинаю персональные консультации, – сказала Маша. – Буду делиться с тобой своими соображениями. – Хорошо, потому что чем больше мы знаем о каждом госте, тем лучше, – сказал Яо. Нынешние девять гостей должны были создать новые прецеденты для их метода преображения. Так что нервничали они не без оснований. – Я хочу побольше узнать о прошлом Тони Хогберна, – сказала Далила. – В нем что-то есть. Вот только не могу понять что. – Все будет хорошо, – пробормотал Яо практически для себя. Маша протянула руку и ухватила его за предплечье, ее невероятные зеленые глаза горели энергией и страстью, которые так его вдохновляли. – Все будет больше чем хорошо, Яо, – сказала она. – Все будет великолепно. Глава 23 ФРЭНСИС Наступил четвертый день молчания. Фрэнсис обнаружила, что она с удивительной легкостью вошла в ритм «Транквиллум-хауса». Ей редко приходилось принимать решения о том, как провести время. Каждое утро начиналось с Яо, который вел занятия по тайцзи в розовом саду. В ее расписание непременно входил как минимум один восстановительный массаж с Джен. Иногда два. Случались дни, когда она по нескольку раз приходила в спа. Например, если назначали косметическую маску. Ей это было не в тягость. Косметика пахла божественно, после этих сказочных процедур Фрэнсис сияла и пребывала в благостном настроении, ее волосы лежали как лепестки цветка. В комнате йоги и медитаций проводились классы йоги, а в окружающем буше – прогулочные медитации. Последние с каждым днем становились все оживленнее, быстрее и сложнее. Ранними вечерами, когда становилось прохладнее, некоторые гости отправлялись на пробежку с Яо. Семейство Маркони, казалось, не занималось ничем другим, кроме бега, даже в свое свободное время. Фрэнсис, сидя на балконе, наблюдала, как они втроем несутся вверх по склону Холма спокойствия, словно спасаются, удирая от кого-то. Другие выполняли легкие упражнения в розовом саду с Далилой. Далила, казалось, поставила перед собой задачу научить Фрэнсис отжиматься, как это делают мужчины, а поскольку говорить Фрэнсис не разрешалось, она не могла ответить: «Нет, спасибо, я никогда не видела смысла в отжиманиях». Сейчас она понимала, что смысл в том, чтобы заставить работать все мышцы тела. Предположительно, это было полезно. Фрэнсис покорно позволяла Яо ежедневно брать у нее кровь и измерять давление. Затем она безмолвно вставала на весы, чтобы он мог зафиксировать ее вес, хотя все еще избегала смотреть на показания, подозревая, правда, что они со страшной скоростью стремятся к нулю, может, со скоростью свободного падения. Было бы неудивительно, ведь она проделывала столько физических упражнений, почти не получала калорий и не пила вина. Благородное молчание, которое вначале казалось таким надуманным и глупым, таким произвольным и легко нарушаемым, каким-то образом со временем стало обретать силу и вес, как набирающая мощь летняя жара. Поначалу, в отсутствие отвлекающих факторов – шума и разговоров, – мысли Фрэнсис устроили свистопляску вокруг Пола Дрэббла, потерянных денег, боли, злости, удивления, боли, злости, сына Пола, который, вероятно, ему и не сын вовсе, ее книги, которую она писала, как ей казалось, с любовью в сердце, любви, которая впоследствии была отвергнута, карьеры, которая, вероятно, закончилась, рецензии, которую ей не стоило читать… Она не то чтобы нашла способ решить все проблемы или ей явились какие-то невероятные откровения. Просто она подвела итог всем своим мыслям, и их мельтешение начало ослабевать, а потом совершенно прекратилось. Наконец она обнаружила, что несколько мгновений вообще не думала ни о чем. Абсолютно. Ее мозг был совершенно пуст. И эти мгновения были прекрасны. Другие гости воспринимались теперь как молчаливые, не раздражающие своим присутствием фигуры на периферии взгляда. Не замечать других вошло в норму, не говорить «привет», когда обнаруживаешь кого-то в горячем источнике, куда ты пришла понежиться, а просто входить, отвернувшись, в пузырящуюся воду с запахом яйца. Как-то раз она и высокий темноволосый красавец-мужчина сидели в горячем источнике Тайный грот чуть не целую вечность, и никто из них не сказал ни слова. Они любовались пейзажами долины, забывшись в своих частных мыслях. Хотя они и не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, ощущение возникало такое, будто они вместе заняты неким духовным трудом. Были и другие приятные сюрпризы. Например, вчера, когда она проходила мимо Зои по лестнице, девушка слегка задела ее плечом и сунула что-то ей в руку. Фрэнсис умудрилась и бровью не повести, и ничего не сказать, что само по себе было примечательно, поскольку ей такое редко удавалось. Оба ее бывших мужа говорили, что им не приходит в голову никто, из кого мог бы получиться шпион хуже, чем она. А уж они-то, при всем их несходстве, оба были готовы хоть сейчас вступить в ряды ЦРУ. Когда Фрэнсис вошла в свою комнату, то обнаружила в ладони шоколадную корзиночку «Ризиз». Она никогда не пробовала ничего более божественного. Если не считать этого случая, Фрэнсис больше ни с кем не общалась. Она больше не вздрагивала, когда кашлял Наполеон. Она отметила, что надсадный кашель Тони стал смягчаться, уменьшаться, а потом пропал вообще, да и ее собственный кашель исчез приблизительно в это же время. Ее дыхание стало восхитительно чистым. Порез на пальце зажил, а боли в пояснице отступали с каждым днем. Она действительно встала на путь оздоровления! Когда вернется домой, обязательно пошлет Эллен письмо с тысячью благодарностей за то, что та подсказала ей это место. Сегодняшнее расписание включало приватную консультацию с Машей сразу после ланча. Фрэнсис никогда в жизни не ходила ни на какие консультации. У нее для этого были друзья. Они консультировали друг друга, то есть процесс был двусторонним. Фрэнсис не могла себе представить, что будет сидеть и выкладывать кому-то свои проблемы, не выслушивая потом проблемы собеседника, чтобы предложить ему в ответ мудрый совет. Обычно она ощущала, что ее советы куда лучше тех, что получает она. Проблемы других людей решались просто, а собственные обычно были куда как сложнее. Но молчание, жара и ежедневный массаж – все это вместе создавало умиротворяющее ощущение безразличия. Ну если Маше так хочется, пусть проконсультирует ее. На ланч в тот день Фрэнсис подали вегетарианское карри. Она перестала слышать чавканье за столом и начала получать необыкновенное наслаждение от еды – необыкновенное, потому что, казалось, еда всегда доставляла ей немалое удовольствие. Карри, каждым крохотным кусочком которого она наслаждалась, имело головокружительный привкус шафрана. Неужели шафран всегда такой вкусный? Она не могла сказать, но ощущения испытывала чуть ли не религиозные. После ланча, все еще размышляя о чуде шафрана, Фрэнсис открыла дверь с надписью «ПОСТОРОННИМ НЕ ВХОДИТЬ», поднялась на два пролета по лестнице в башню принцессы и постучала в кабинет Маши. – Входите, – раздался из-за двери голос, звучавший довольно повелительно. Фрэнсис вошла в комнату, напомнившую ей кабинет директора школы-интерната, где она училась. Маша что-то писала, она указала Фрэнсис на стул, давая понять, что должна сначала закончить то, что делает. Такое поведение всегда заставляло Фрэнсис ощетиниваться, и она еще не настолько прониклась дзен-буддизмом, чтобы не замечать того, что у нее есть на то все основания. Она была гостьей, заплатившей деньги, она пришла в назначенное время, огромное вам спасибо, она не какая-то там наемная служащая. Но она не вздохнула, не откашлялась, не заерзала, потому что уже почти прошла преображение, определенно похудела. А вчера даже отжалась два раза. Возможно, она вскоре будет выглядеть не хуже Маши. В ее груди зрел смех, и она попыталась отвлечься, разглядывая комнату. Ей бы понравился такой кабинет. Будь у нее такой кабинет, она бы написала шедевр без всякого шоколада. Окна со всех четырех сторон открывали Фрэнсис круговой обзор на слегка холмистую зеленую местность, напоминавшую пейзаж с картины времен Ренессанса. Видимо, запрет на электронные гаджеты не распространялся на Машу, так же как и благородное молчание. Маша не испытывала отвращения к последним новинкам современных технологий. На столе у нее стояли два больших компьютерных монитора, судя по виду – очень продвинутых. Рядом стоял ноутбук. Она тут что, рыскала по Интернету, пока остальные проходили цифровую детоксикацию? Фрэнсис почувствовала, как подергивается ее правая рука. Она воображала себе, что вот сейчас схватит мышку, развернет монитор к себе и кликнет по какому-нибудь новостному сайту. Что произошло за последние четыре дня? Что, если случился зомби-апокалипсис или развелась какая-то знаменитая пара, а Фрэнсис и понятия не имеет? Она перевела взгляд с манящих компьютерных экранов на другие предметы на столе Маши. Никаких фотографий, которые могли бы рассказать о ее жизни. Несколько старинных вещиц, понравившихся Фрэнсис. Ее рука осторожно потянулась к канцелярскому ножу. У золотой рукоятки был витиеватый рисунок, изображавший… слонов? – Осторожнее, Фрэнсис, – сказала Маша. – Он острый, как кинжал. Еще убьете им кого-нибудь. Рука Фрэнсис отдернулась с быстротой, которой позавидовал бы и магазинный вор. Маша вытащила клинок из ножен. – Ему не меньше двухсот лет, – сказала она и прижала большой палец к острому кончику. – Он давно в моей семье. Фрэнсис пробормотала что-то невразумительное. Она не знала, позволительно ли ей нарушить молчание, и внезапно это вызвало у нее раздражение. – Я полагаю, благородное молчание сейчас не действует? – сказала она, и ее не использовавшийся некоторое время голос прозвучал странно и незнакомо. Она была такой послушной! Она даже с самой собой не разговаривала, пока находилась одна в комнате, а обычно она в одиночестве была ужасно болтливой, весело пересказывала собственные действия и вступала в дружеский диалог с неодушевленными предметами: «Где ты скрываешься, о морковная чистилка?» – Так вы, значит, человек, который любит следовать правилам? – Маша оперлась подбородком на обе руки; ее глаза светились удивительным оттенком зеленого. – Обычно да, – ответила Фрэнсис. Маша, не отрывая взгляда, смотрела ей прямо в глаза. – Вы наверняка знаете, у меня в сумке были запрещенные предметы. – Фрэнсис была довольна своим холодным тоном, но ее лицо горело. – Да, – сказала Маша. – Знаю. – И я все еще читаю, – с вызовом добавила Фрэнсис. – Читаете? – Да. – Что-то хорошее? – Маша вернула нож на стол. Фрэнсис задумалась. Книга явно была задумана как очередной детектив с убийствами, но автор слишком рано ввел в повествование целую толпу персонажей, и все они до сих пор были живы-здоровы. Темп замедлился. Давай уже. Убей хоть кого-нибудь. – Довольно неплохой роман, – сказала она. – Скажите мне, Фрэнсис, – начала Маша, – вы хотите быть другим человеком, когда уедете отсюда? – Мм, – пробурчала Фрэнсис и взяла со стола разноцветный стеклянный шар. Такое поведение казалось ей несколько невоспитанным, потому что нельзя трогать чужие вещи, но она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось почувствовать в своей руке эту холодную поверхность. – Пожалуй, да. – Мне так не кажется, – сказала Маша. – Я думаю, вы приехали немного отдохнуть и абсолютно довольны своим нынешним состоянием. Я думаю, для вас это немного похоже на шутку. Вы ведь предпочитаете ни к чему в жизни не относиться серьезно, так? – Ее акцент усилился. Фрэнсис напомнила себе, что эта женщина не имеет над ней никакой власти. – А разве имеет какое-то значение то, что я приехала немного отдохнуть? – Фрэнсис положила шар, толкнула его по столу, испытав небольшую панику, когда тот покатился. Она остановила его кончиками пальцев, опустила руки на колени. Это было смешно. Почему ей вдруг стыдно, как девочке-подростку? Это же просто лечебный пансионат. Маша не ответила на ее вопрос. – Интересно, вы понимаете, что никогда в жизни по-настоящему не подвергались испытаниям? – У меня были утраты, – набычившись, заявила она. Маша похлопала ее по руке: – Конечно. Вам же пятьдесят два. Я спрашиваю не об этом. – Мне повезло, – сказала Фрэнсис. – Я знаю, я очень счастливая. – И вы живете в счастливой стране. – Маша подняла руки, показывая на окружающие их земли.