До последнего слова

Новый учебный год. Новый старт.

Пока я иду по кампусу, тревога успевает немного ослабнуть. Эйвери Петерсон приветствует меня радостным вскриком. Мы обнимаемся и договариваемся встретиться позже, а потом она вновь идет к Дилану О’Кифу и берет его за руку.

В девятом классе первые три месяца я была в него по уши влюблена. Все началось с того, как он пригласил меня на танец на одной вечеринке, а закончилось, когда через несколько месяцев, на празднике в канун Нового года, меня поцеловал Ник Адлер, тут же заменив Дилана.

Я продолжила путь и вскоре заметила Тайлера Риолу – он сидел за столом в дальнем углу двора вместе с другими ребятами из его команды по лакроссу. Этот парень безраздельно завладел моим вниманием в десятом классе, но потом я начала встречаться с Куртом Фразье, и это были единственные по-настоящему взаимные отношения. Курт мне нравился. Даже очень. А я искренне нравилась ему – во всяком случае, несколько месяцев.

Забыть эти чувства было непросто, но в начале лета мое сердце похитил Брэндон. Вспоминаю его в узких плавках и, заворачивая за угол, гадаю, что он сейчас делает.

И вдруг замираю как вкопанная. Неужели это и впрямь мой шкафчик?

Дверца украшена ярко-синей бумагой и гигантским серебряным бантиком. Пробегаю пальцами по бумаге. Не верится, что это все их рук дело.

Поднимаю глаза и вижу, что к Алексис спешит толпа. По своему обыкновению она выглядит так, словно сошла с обложки журнала «Тин Вог»[2] – длинные светлые волосы, пронзительные зеленые глаза, безупречная кожа. Ее каблучки звонко стучат по бетону, а полы летнего платья подскакивают на каждом шагу. В руках у нее огромный капкейк, украшенный лиловой и белой глазурью.

Кейтлин идет справа от нее. Она тоже симпатичная, но совсем по-другому. Экзотическая. Привлекательная. На ней обтягивающий топик с тонкими бретельками, а ее темные волнистые волосы каскадом ниспадают на обнаженные плечи.

Хейли отделяется от толпы и пулей летит навстречу мне, широко раскинув руки. Крепко обнимает за шею и восклицает:

– Боже, ты и представить себе не можешь, как я по тебе скучала этим летом! – Обнимаю ее еще крепче и говорю, что тоже очень скучала. Выглядит она великолепно; загар после каникул в Испании еще не успел сойти.

Оливия тоже рядом, и я хватаю ее за густые волосы, совсем недавно покрашенные в угольно-черный цвет.

– Слушай, а тебе очень идет! – говорю я.

– Да, я в курсе! – парирует она и выразительно хлопает себя по ноге.

Чем ближе ко мне подходят мои подруги, тем больше зевак собирается вокруг. Обычное дело, когда на горизонте возникает «Безумная восьмерка». Люди вечно на нас глазеют.

Мы придумали такое название еще в детском саду, и оно к нам пристало. До девятого класса нас было восемь, но потом семья Эллы перебралась в Сан-Диего, а Ханна перешла в частную школу. В прошлом году Сара сыграла главную роль в школьной постановке и сильно сдружилась с ребятами из театрального кружка. И нас осталось только пятеро.

Тогда-то я и поняла, что гораздо лучше, когда друзей четное количество. Восемь – в самый раз. Шесть – тоже неплохо. А вот пять… Пять – не особо здорово, потому что кто-то вечно оказывается лишним. И зачастую я и есть этот кто-то.

– С днем рождения, красотка! – выкрикивает Алексис и протягивает мне капкейк, подскакивая от нетерпения.

Улыбаюсь еще шире.

– Он же был две недели назад, – напоминаю я.

– Знаю, но мы подумали, что день рождения летом – это, наверное, очень грустно. Все в отъезде, никто не может отпраздновать его с тобой… – Я удивлена, что Алексис не упоминала об этом раньше. Мы виделись дважды на прошлой неделе, и оба раза обсуждали поездку на спа-процедуры, запланированную ее мамой, а еще новую машину с откидным верхом, которую ей подарят на день рождения.

– Девчонки, вы самые лучшие! – говорю я, беру капкейк и киваю на свой шкафчик, украшенный бумагой и бантиком. – Нет, правда. Спасибо.

В ответ слышу хоровое «Да не за что!» и «Мы тебя любим». А потом Алексис выходит вперед.

– Слушай… – шепотом начинает она, – прости за тот утренний шквал сообщений, мне просто нужно кое о чем с тобой поговорить. Наедине.

– Что такое? – стараюсь говорить беззаботно, но стоило мне услышать слова «мне просто нужно кое о чем с тобой поговорить», как в груди у меня опять затянулся болезненный узел, который я тщетно пыталась ослабить еще с той минуты, когда приехала на парковку. Не к добру это все, не к добру.

– Все обсудим за обедом, – обещает она. Не успела я осознать, что это самое радостное начало учебного года за всю мою жизнь, как начала всерьез бояться обеденного перерыва.

Кейтлин подходит ко мне и крепко обнимает.

– Ты что, дрожишь? – спрашивает она.

Дыши. Дыши. Дыши.

– Кажется, перепила кофе за завтраком, – говорю я. Раздается звонок, и я поворачиваюсь к своему шкафчику и начинаю дрожащими пальцами набирать код на замке. – Увидимся!

«Восьмерка» расходится, и толпа зевак тоже разбредается на первый урок. Ставлю капкейк на пустую полочку и хватаюсь за дверцу, чтобы не упасть.

Изнутри дверца моего шкафчика обклеена дорогими мне фотографиями последних двух лет и памятными вещицами. Есть здесь и снимок, на котором наша пятерка разодета в наряды цветов нашей школы по случаю начала очередного учебного года, и фотография, на которой запечатлена Кейтлин, получившая титул «принцессы школы» в прошлом году, в окружении всех остальных. Есть и копия официального постановления, регламентирующего уровень шума, – мы получили его после того, как на прошлый Хеллоуин, когда родители Алексис уехали, закатили обалденную вечеринку, о которой потом еще несколько месяцев все говорили. Есть здесь и разномастные обрывки моих билетиков. Коллекция поистине впечатляющая и эклектичная – в нее входят и билеты на концерты никому не известных групп, и на шоу суперзвезд вроде Бейонсе, Леди Гаги и Джастина Тимберлейка, – а все благодаря папе Оливии, владельцу маленького независимого музыкального лейбла, который всегда достает нам билеты в VIP-сектор.

Беру зеркальце, чтобы проверить макияж, и тихонько шепчу: «Держи. Себя. В руках». А потом закрываю шкафчик и еще раз смотрю на нарядную бумагу, скольжу рукой по ее глянцевитой поверхности, обвожу большим пальцем серебряный бант.

– Мило, ничего не скажешь, – говорит кто-то, но так тихо, что сперва мне кажется, будто я попросту ослышалась. Поворачиваюсь на голос, но обзор закрывает дверца другого шкафчика.

– Что-что? – переспрашиваю я, надеясь, что обладательница голоса не видела, как я сентиментально гладила бантик.

– У тебя прекрасные подруги. – Она захлопывает свой шкафчик, подходит ко мне и указывает на нарядную бумагу. Мне ужасно хочется ответить: «Далеко не всегда», но я сдерживаюсь. Новый учебный год. Новый старт. Сегодня у меня и впрямь прекрасные подруги.

– Как же они открыли твой шкафчик?

– Они знают код. Да и потом, мы всегда так друг друга поздравляем с днем рождения – у нас такая традиция. Украшаем дверцы шкафчиков красивой бумагой еще со средней школы. Мою дверцу так украшали всего дважды – когда мне исполнилось тринадцать, и вот сейчас, в честь шестнадцатилетия. Важные даты, как-никак… – Рука вновь тянется к серебряному банту.


Зачем я ей все это рассказываю?

Оглядываюсь и вижу, что коридоры опустели.

– Извини, а мы вообще знакомы?

– Вообще говоря, нет. – Она указывает в сторону самого последнего шкафчика. – Я храню там вещи еще с девятого класса, но мы с тобой ни разу всерьез не заговаривали. Меня зовут Кэролайн Мэдсен.

Я окидываю ее взглядом, начиная снизу. Коричневые походные ботинки. Мешковатые, застиранные джинсы. Расстегнутая фланелевая рубашка, симпатичная, если предположить, что она позаимствовала ее у своего парня, но я уверена, что это не тот случай. Из-под рубашки выглядывает футболка с надписью «СКУБИ-ДУЙ ОТСЮДА». Прочитываю эту фразу и украдкой смеюсь. Поднимаю взгляд на лицо. Ни грамма косметики. Шапочка в красно-белую полоску, хотя на дворе конец августа. А мы – в Калифорнии.

– Саманта Макаллистер, – представляюсь я. Звонит еще один – последний – звонок, давая нам понять, что мы обе официально опоздали на первый урок нового учебного года.

Кэролайн закатывает рукав рубашки и смотрит на старые, побитые часы.

– Пора на занятия. Приятно было познакомиться, Сэм.

Сэм.

В прошлом году я попросила членов «Восьмерки» называть меня Сэм. Кейтлин тогда засмеяла меня и сказала, что так зовут ее собаку, Оливия – что это мужское имя, а Алексис заявила, что ни за что не потерпит, если кто-нибудь назовет ее Алекс.

Смотрю Кэролайн вслед. Она быстро скрывается за углом, и поправлять ее уже поздно.





Никому ни слова




Мы перекусываем под нашим любимым деревом на школьном дворе. В какой-то момент Алексис драматично вздыхает, упирается ладонями в землю и подается вперед, к нам.

– Нет сил терпеть. Мне нужно вам кое-что сказать.

Кейтлин успокаивающе кладет ладонь ей на спину.

– У меня же день рождения на этой неделе, – напоминает Алексис, и остальные тут же придвигаются поближе. – Помните, как мы еще несколько месяцев назад решили, что съездим в Напу[3] на спа-процедуры? Увы, мама забронировала салон слишком поздно, всего пару недель назад, и оказалось, что в выходные у них там планируется свадьба и мест совсем нет, – она вновь трагично вздохнула. – Точнее, есть, но всего три.

– Ой, подумаешь, – бросает Оливия. – Найдем другой.

– Именно это я и предложила. Но мама сказала, что обзвонила все приличные места, но везде отказываются нас принимать, потому что времени осталось совсем мало. К тому же это ее любимое место – она вот уже многие годы отмечает там праздники – и очень хотела, чтобы и я там побывала.

– Может, тогда в воскресенье поедем? Или на следующих выходных? – предлагаю я.

Алексис смотрит на меня с осуждением.

– Саманта, у меня день рождения в эту субботу.

Она шумно вдыхает носом воздух и достает из рюкзака два конверта. Один отдает Кейтлин, а второй – Оливии.

– Я думала об этом всю неделю и решила, что правильнее всего будет взять с собой двух подруг, которых я знаю дольше остальных.

– Но мы же все знакомы с детского сада, – напоминает Хейли. Ни капли не сомневаюсь, что у всех нас в голове крутится эта же мысль.

– Так-то оно так, но наши мамы, – тут она выразительно кивает на Кейтлин и Оливию, – познакомились, еще когда мы в ясли ходили. – Кейтлин и Оливия оживленно кивают, будто это все объясняет. Им хватает наглости тут же начать открывать конверты прямо у нас на глазах.

– Саманте подарили машину, – вновь вступается Хейли от лица нас-неудачниц. – Может, мы подъедем к вам и хотя бы пообедаем вместе?

Хейли с мольбой смотрит на Алексис, и ее взгляд меня на мгновение озадачивает. Впрочем, мама с папой все равно никуда бы меня не пустили. А если бы и пустили, что бы было, приедь мы в ресторан? Мне порой нужно минут десять на то, чтобы правильно припарковаться. А если при входе стоит швейцар?

Нет, я не могу поехать.

– Да, я думала об этом, – признается Алексис. – Но Саманта не возьмет пассажиров. Не возьмешь ведь? – Все поворачиваются ко мне. Щеки заливает краска.

Качаю головой. Алексис с ликованием оглядывает подруг, а на меня смотрит с неприкрытым осуждением.

И тут же мысли шумной гурьбой собираются у оградительной ленты, защищающей мой мозг, готовясь ворваться в него, поработить. Я стараюсь сдержать их натиск, говорю себе всякие правильные слова, повторяю мантры, глубоко вдыхаю, медленно считаю.

Раз. Вдох.

Два. Вдох.

Три. Вдох.