Дочери Темперанс Хоббс

Ящичек был сколочен из дерева. Вероятно, из дуба. Запутанный узор на нем представлял собой сцепленные друг с другом эллипсы, которые складывались в некое подобие ромашек. Работу явно выполнил не опытный мастер, а самоучка. На крышке ящичка были вырезаны инициалы: «ТДжХ».

– Темперанс Джейкобс Хоббс… – Конни обвела буквы пальцем.

На крышке висел железный замок ручной ковки. В нем виднелось отверстие под ключ – темное и неровное. Конни попробовала покрутить замок и так и сяк, но тщетно – ящик был надежно заперт.

– Можно применить силу, – неуверенно предложил Сэм. – Но мы можем его сломать.

– Как думаете, сколько ему лет? – Зази провела пальцами по крышке и замку.

– Полагаю, это работа конца восемнадцатого века, – предположила Конни. – Либо начала девятнадцатого. Возможно, это матросский сундучок для ценных бумаг. Либо подставка на колени, вроде мини-стола. Подобные сохранились с тех времен.

– Ну, и как нам его открыть? – задумалась Зази.

– Не знаю, – отозвалась Конни.

Внезапно она почувствовала усталость. Конни едва стояла на ногах. Совершенно вымоталась. Вот бы принять ванну! И выспаться. Нужно было что-то соображать, но у нее не выходило.

– Я знаю, – заявил Сэм.

Он подошел к Конни вплотную, поцеловал в лоб и сунул руку в карман ее джинсов.

Конни ощутила прикосновение теплых пальцев Сэма, которые уже через мгновение возникли перед ее глазами с крупным железным ключом. Тем самым, с длинным полым стержнем. Ключ, что она нашла в Библии много лет назад. Тем роковым летом, когда все изменилось.

– Господи боже, – прошептала Конни.

Сэм вложил ключ в ее ладонь.

Конни склонилась над матросским сундучком, ее руки дрожали. Она сжала кулаки, зажмурилась и сказала себе: «Соберись, Гудвин».

Раскрыв глаза, медленно вставила ключ в отверстие.

Тот подошел идеально.





Часть II

Corallus




Во время плавания их Он уснул. На озере поднялся бурный ветер, и заливало их волнами, и они были в опасности. И, подойдя, разбудили Его и сказали: Наставник! Наставник! Погибаем. Но Он, встав, запретил ветру и волнению воды; и перестали, и сделалась тишина. Тогда Он сказал им: где вера ваша? Они же в страхе и удивлении говорили друг другу: кто же это, что и ветрам повелевает и воде, и повинуются Ему?

Евангелие от Луки 8:23–25

Русский синодальный перевод



Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом.

К Евреям 11:1

Русский синодальный перевод





16





Марблхед. Массачусетс



Радоница




Середина апреля



2000


Ключ, деликатно воздействуя на запорный механизм, со слабым щелчком провернулся, и крышка ящика со скрипом приоткрылась.

– Вот это да! Ух ты! – восторженно прошептала Зази под ухом у Конни.

Сэм осторожно положил ладонь на спину любимой. Если бы он знал, почему происходящее имеет такую значимость… Нужно ли рассказать ему?

Позже. Конни обо всем ему расскажет. Только позже. Не при Зази. Лучше признаться наедине.

Она раздумывала, прежде чем поднять крышку. Дерево долгое время подвергалось всевозможным воздействиям: то высыхало, то набухало от влаги и, замерзая, расширялось. То сжималось, то увеличивалось в размерах на протяжении двух веков. Должно быть, оно стало совсем хрупким и ломким. Конни аккуратно опустила ладони на крышку ящичка. В тот момент, когда ее кожа соприкоснулась с деревом, под пальцами будто бы вспыхнуло голубоватое свечение. Конни не спала уже тридцать шесть часов. В таком состоянии всякое могло почудиться.

Она медленно приподняла крышку. Ящик заскрипел от изумления, что его в кои-то веки открыли. Сэм и Зази с любопытством заглядывали через плечи Конни. Зази подняла свечу выше, и та озарила оранжевым светом внутренности ящика, пробудившегося от невероятно долго сна внутри стены бабушкиного дома.

Первым Конни смогла распознать маленький оранжевато-розовый камешек – продолговатый, неровный и гладкий. Она запустила руку внутрь, взяла прохладный камешек двумя пальцами и вынесла на свет. Орлиный камень при этом ударился о деревянную стенку ящика и зазвенел.

– Что это? – спросил Сэм.

– Я не знаю, – ответила Конни.

– Может, оранжевый агат? – предположила Зази.

– Агаты вроде бы полупрозрачные, – выразила сомнение Конни и отложила камешек на обеденный стол, а затем снова заглянула в матросский сундучок.

Следующими она обнаружила несколько пучков с травами, перевязанных вместе веревкой. Веточки выглядели настолько засушенными, что Конни казалось, если к ним прикоснуться, те тут же обратятся в пыль. Она пригляделась, но так и не смогла идентифицировать скукожившиеся травинки. Вдруг Сэм склонился ниже, чтобы получше разглядеть содержимое сундучка. Конни почувствовала на щеке его теплое дыхание, и сушеные травы рассыпались песком в мгновение ока.

Зази и Сэм испуганно отшагнули назад.

– О боже. Это из-за меня?! – воскликнул он.

– Все в порядке, – ответила ему Конни. – Это было ожидаемо.

Она легонько подула на травяную пыль – посмотреть, что за нею прячется. Та взмыла в воздух и развеялась по столовой, постепенно оседая на поверхностях. Пламя свечей задрожало.

Под бывшими пучками трав Конни обнаружила маленькую связку бумаг, перевязанную покоричневевшей от времени веревкой и опечатанную воском. Рядом с бумагами лежал предмет, похожий на моток шпагата.

Конни положила его на левую ладонь и поднесла к свету.

Вероятно, шпагат был скручен из смеси хлопка и пенькового волокна – жесткий на ощупь и изрядно пересушенный. Конни зажала нить двумя пальцами и попробовала раскрутить моток. Тот не поддался. Во всяком случае, клубок шпагата выглядел не слишком примечательным. Судить о длине нити было трудно. Одно Конни могла сказать: на шпагате были завязаны три узелка.

– Это что, веревка? – спросила Зази.

– Вроде да. – Конни бережно опустила моток на обеденный стол.

– Для чего это, интересно? – удивился Сэм.

– Не знаю, – ответила она.

Настала очередь связки с бумагами. Конни осторожно, двумя пальцами, вынула их из ящичка и опустила на столешницу рядом с оранжевым камешком и шпагатом.

– Похоже на письма, – предположила Зази.

– Возможно, – согласилась Конни.

– Любовные, – добавил Сэм.

Конни испустила смешок.

– Всякое может быть.

Она склонила голову на бок, раздумывая, как бы извлечь бумаги, не нарушив восковой печати. Ничего умного в голову не приходило. Придется либо вскрывать печать, либо разрезать веревку. Или и то и другое. Конни коробило от мысли, что придется повредить старинный артефакт, но выхода не было. Именно там мог прятаться нужный ей рецепт. Иначе для чего Темперанс стала бы предпринимать столько мер предосторожности?

Итак, как же вскрыть упаковку, причинив минимум ущерба? Пока Конни решить не могла. Ей требовалась помощь. Помощь эксперта, который по долгу службы имеет дело с очень древними и хрупкими документами, а также располагает надлежащим инструментарием и необходимым освещением.

К примеру, доктора Лиз Дауэрс, которая работает в Гарвардском художественном музее.

– Я спрошу Лиз, что с этим делать, – сказала Конни. – Съезжу в Кембридж завтра.