Долина надежды

Откуда ни возьмись появилась какая-то непонятная Континентальная армия, и мужчины вставали в очередь, чтобы записаться в ее ряды и сражаться с британцами. София была поражена в самое сердце, узнав, что этой армией командует полковник Вашингтон, с которым она однажды танцевала в Вильямсбурге. Потом до них начали доходить слухи о кровопролитных схватках и о том, что племена, союзные англичанам, начали нападать на поселенцев, а позже они узнали и о жестоких боях между американскими и британскими силами. Джордж и Френсис готовы были податься в солдаты, но жарко спорили о том, на чьей стороне выступить: Континентальной армии или полка сторонников монархии, который, по слухам, формировался в Северной Каролине.

Вероломство подданных короля привело Софию в негодование и растерянность.

– Это немыслимо! – вновь и вновь восклицала она, обращаясь к Кейтлин и Розалии.

Через два года после начала войны с Англией Тоби и Джек отправились к Вашингтону, чтобы встать под его знамена после того, как прочли сообщение об очередном сражении в газете, случайно попавшей к ним в руки. Руфус вспомнил о лондонском судье, который много лет тому едва не повесил его с мальчиками, и горячо просил их убить нескольких англичан за него. Раздраженная и озлобленная София пыталась отговорить молодых людей, уверяя, что они горько пожалеют о своем поступке, когда их повесят за измену. Ей казалось, что весь мир летит в тартарары. Как они могли восстать против своего короля?

Кейтлин отправила Брина к своему отцу и дядьям. Карадоки постарели, одряхлели и нуждались в помощи. Брину пришлась по душе идея управлять их факторией, и Кейтлин надеялась, что это занятие увлечет сына настолько, что он и думать забудет о том, чтобы отправиться на войну. Криминальное прошлое Карадоков, когда они едва не погибли все до единого, не внушало Кейтлин особой любви к английским властям, но она соглашалась с Софией в том, что сторонники независимости – сброд и чернь, и поносила своих оппонентов, вымазывая их в дегте и обваливая в перьях.

Китти втайне радовалась тому, что Кулли не собирается воевать с кем бы то ни было. Он говорил, что ему все равно, пусть даже они перестреляют друг друга. Пастор Мерримен обвенчал Кулли и Китти, и мальчика, который родился через пять месяцев после свадьбы, они нарекли Генри, надеясь задобрить и умиротворить Анри. Жили они в старой хижине Саскии. Нотт переселился к Мешаку, заявив, что дети не дают ему спать по ночам. Кулли пристроил к дому еще две комнаты, а София сбоку посадила декоративный садик. Маленького Генри она просто обожала, и теперь они с Кейтлин все свободное время проводили за шитьем одеял и маленькой одежды для внуков. Рианнон, как упорно именовала Кейтлин старшую дочь, кажется, была вполне счастлива. Кейтлин так и не смогла примириться с ее замужеством, хотя и признавала, что Два Медведя был неизменно вежлив и любезен с тещей, а Рианнон явно нравился ее особый статус в племени, который она заслужила своим умением толковать сны, а иногда еще и разговаривать с животными. Кейтлин выразительно закатывала глаза, рассказывая об этом Софии.

– Ради всего святого, Софи, как можно разговаривать с животными? Не понимаю, как Рианнон может всерьез относиться к этому!

Но куда больше непокорной дочери Кейтлин беспокоили известия, которые принес однажды Два Медведя. Оказалось, что и англичане, и американцы заключали союзы с индейскими племенами, дабы те нападали на их врагов, поэтому гражданские гибли в кровавой мясорубке с обеих сторон. По всей стране вновь стали распространяться жуткие истории о сожженных усадьбах, скальпированных и изуродованных телах, уничтоженных урожаях, грабежах и изнасилованиях, вот только на сей раз эти зверства творили бледнолицые.

Тамаш начал опасаться за судьбу своих лошадей. Колонисты повадились реквизировать их вместе с провиантом, и он отыскал еще одну пещеру, в которой бил родник, и построил там корраль на тот случай, если ему вдруг понадобится спрятать животных. Все поселенцы постоянно держали оружие под рукой. Время от времени к ним тайком забредали дезертиры с обеих сторон. Женщины давали им съестные припасы, перевязывали раненых и с облегчением вздыхали, когда те отправлялись восвояси.

Брат Мерримен трудился на своих полях, читал Библию и устраивал хоровые пения гимнов в новой церкви. Кейтлин иногда навещала Мэтти, чтобы составить ей компанию, и временами ей удавалось убедить Малинду или Китти присоединиться к ней. Пейшенс не пропускала ни одной воскресной службы, держа на коленях своего маленького сына, которого назвала Завулоном. Имя ему она выбрала, наугад раскрыв Библию.

Гидеон рассказал Кейтлин о том, что Рианнон вновь беременна и ждет ребенка, но из-за постоянных перестрелок между враждующими индейскими племенами и воюющими англичанами и колонистами навещать ее сейчас было бы слишком опасно. Кейтлин не находила себе места от беспокойства.

Банкноты колониальных властей обесценились, и повсюду в ход пошли фальшивые деньги. Кейтлин отказывалась принимать наличные, предпочитая натуральный обмен. Выше по реке, на фактории Карадоков, Брин поступал аналогичным образом.

Магдалена, обожавшая лазать по деревьям и удить рыбу и не отказывавшаяся даже от того, чтобы донашивать за старшими братьями их штаны и шляпы, подросла и вытянулась. Однажды, глядя на сестру, по-мужски сидевшую на лошади, Китти, не удержавшись, изрекла:

– Послушай, Лена, если ты когда-нибудь избавишься от этих ужасных бриджей, я поверю в то, что ты будешь еще красивее меня!

Магдалена была поражена в самое сердце. Услышать нечто подобное от самой Китти?

А в августе Розалия предложила организовать небольшое торжество, чтобы хоть ненадолго забыть о войне, которая угрожающе нависала над ними со всех сторон. Близилось Ferragosto, Успение Пресвятой Богородицы на Сицилии. Они устроят пикник, а потом Тамаш сыграет на скрипке, чтобы все смогли потанцевать. Стефания пришла в полный восторг и принялась помогать матери готовить импровизированные сицилийские сладости и маленькие кексы с сушеными фруктами и медом. Кейтлин согласилась испечь свой излюбленный дрожжевой пирог и отправила Гидеона на охоту, чтобы тот подстрелил парочку странствующих голубей и оленя. Анри и Сет решили забить кабана и зажарить его на вертеле, а Венера испекла торт. Розалия приготовила пряный соус из помидоров, лука, дикого чеснока и топленого свиного сала, а потом сварила в кипящем сале маленькие кукурузные лепешки с сыром внутри, чтобы макать в него. Руфус принес перебродивший прошлогодний сидр, а Мешак – свое неизменное виски. Руфус и Сет договорились, что приведут с собой Нотта, которого приходилось теперь водить чуть ли не за руку, поскольку ему начали отказывать ноги и он почти потерял зрение. Сюзанна вместе с сестрами отправилась за виноградными лозами, полевыми цветами и первым мускатным виноградом, дабы украсить столы, которые Розалия накрывала на открытом воздухе. Она вплела в волосы цветки дикой розы, надеясь, что Френсис или Джорджи обратят на нее внимание и заметят, какая она красивая. Лучше бы, конечно, Френсис.

София заявила, что устала, и Китти предложила посидеть с матерью, но та отказалась, сказав, что подождет мальчиков, которые потом и отвезут ее на другой берег, пусть и немного позже. Она бы предпочла вообще не ходить туда, чтобы не столкнуться с Секондусом. Она уже встречалась с ним, когда навещала Розалию, которая жалела и поддерживала художника, но один вид потрепанного жизнью бедолаги в поношенном костюме и его злосчастное «Помни о смерти!» раздували в ней угли глубоко запрятанной скорби, причем всякий раз при встрече он принимался извиняться, отчего ей становилось еще хуже.

София вышла на крыльцо, глядя, как Китти с малышом садятся в лодку к Пейшенс и Завулону, и не уходила в дом до тех пор, пока не убедилась, что Кулли благополучно перевез их через реку.

В доме воцарилась странная и непривычная тишина, нарушаемая лишь редкими скрипами и стонами дерева. Смешно, но раньше она никогда не обращала внимания на то, какие они громкие. Френсис и Джорджи задерживались, но это не имело особого значения. Она отнюдь не спешила вновь увидеться с Секондусом, а посидеть немного в одиночестве и отдохнуть было так приятно.

Она взялась за свою корзинку для шитья. Снаружи донесся крик совы, хотя для них было еще слишком рано. Обычно совы появлялись здесь позже, к осени. Но нет, вот заухала еще одна сова.

Пожалуй, это означало, что зима будет исключительно суровой или еще что-нибудь в этом роде, если уж совы появились раньше времени. Чтобы не сидеть без дела, она принялась обметывать рубашку для маленького Генри, который быстро вырастал из прежних одежек. Как странно, подумала она, что маленький Генри – внук не только ее самой, но и Томаса. Как много всего произошло с тех пор, как она сбежала из дома Томаса вместе с рабами и Анри. Но все вышло совсем не так, как она планировала. Ей не удалось вырастить табак и разбогатеть. У нее не получилось вернуться в Англию. Каким-то образом она смирилась с потерей любимой дочери – горе все-таки не убило ее, хотя одно время она мечтала об этом. Она была потрясена до глубины души, узнав, что Китти ждет ребенка от Кулли, но, пожалуй, все обернулось только к лучшему. Китти была счастлива. И никуда не уехала.

«А я превратилась в пожилую женщину сорока трех лет, – с улыбкой подумала она. – И я перестала командовать всеми, как бывало раньше». Закрыв глаза, она уронила голову на руки и задремала, очнувшись только тогда, когда кто-то окликнул ее:

– Мама, мама!

– Френсис? Это ты? – Ах да, она ждет мальчиков, чтобы вместе с ними отправиться на праздник, вспомнила София. Но тут у дверей послышался какой-то скребущий звук. Она открыла ее, и через порог на пол рухнул Френсис со стрелой в боку. Еще одна торчала у него в спине.

– Мама, – попытался сказать он и умер. Позади него во дворе лежал Джордж, и она мельком увидела знакомое лицо…

София открыла было рот, чтобы закричать, но стрела опрокинула ее навзничь.

Стемнело, и было слышно, как на другом берегу Тамаш на скрипке наигрывает джигу. Анри уже решил, что София все-таки не нашла в себе сил для новой встречи с Секондусом. Сюзанна была разочарована тем, что Френсис и Джордж так и не пришли. Ужин был съеден, и теперь дети и взрослые дружно танцевали. Костер разгорелся очень ярко, и они не сразу заметили, что на склоне Лягушачьей горы тоже что-то горит.

А когда заметили, танцы моментально прекратились и все стали пристально всматриваться в ту сторону.

– «Лесная чаща»! – воскликнула Кейтлин. – Это же «Лесная чаща»! Гидеон, скорее! – Но Гидеон уже подбежал к своему каноэ, прыгнул в него и как сумасшедший заработал веслом.

– Анри, на нас напали! – закричал Кулли и бросился к своей лодке.

– Мама! – в отчаянии воскликнула Китти.

София открыла глаза. Она лежала в постели, и тело ее раздирала страшная боль. Она почувствовала запах паленых волос и тугую повязку на груди. Рядом с нею на кровати лежал Джордж, голова у него была вся в крови, а плечо перебинтовано. Китти, скорчившись, спала на стуле.

– Что случилось? – прошептала София.

Китти встрепенулась и коснулась ее руки.

– Мама, на вас напали индейцы. Ты ничего не помнишь? Боюсь, что Френсис мертв. Джордж получил стрелу в плечо. Она едва не угодила ему в сердце, но Венера и Кейтлин полагают, что с ним все будет в порядке. Тебя нашел Кулли. У тебя немножко обгорели волосы. Ты потеряла много крови, и сейчас тебе надо отдохнуть.

София подивилась тому, что голос Китти доносится словно бы издалека. Здесь же были Магдалена и Анри, и Софии показалось, что она видит мужа Рианнон, индейца по имени Два Медведя. Да, она видела его и попыталась сказать им об этом.

– Мама узнала мужа Рианнон… награда за его голову… Кейтлин умоляла нас не посылать за милицией… ее внуки… Софи? Софи! – Голоса стихли вдали. Перед нею возникла девочка с серебристыми волосами. София потянулась к ней, но та развернулась и двинулась прочь.

Прочь, все дальше и дальше. София попыталась догнать ее, но не смогла.


– Шарлотта! – окликнула она ее. – Шарлотта…





Глава сороковая

Вдова наемника





Октябрь 1783 года


Этим утром ударил первый по-настоящему крепкий мороз. Осеннее солнце еще не взошло, когда зевающая Магдалена, оставив кукурузные лепешки жариться на вчерашних углях, поплотнее запахнулась в шаль и отправилась в будку-кладовку над родником, чтобы принести оттуда кружок масла. По дороге она остановилась, чтобы положить веточку виргинской лещины на могилу матери, и погладила рукой каменное надгробие.

– Мама, – прошептала она.

София погибла четыре года тому, но Магдалена по-прежнему почти каждый день приходила к ней на могилу. Иногда она видела здесь цветы, которые оставляли Китти, или Анри, или Джорджи, или его жена Анни, дочь Кейтлин.

Вернувшись в хижину, она вдруг с испугом заметила, как что-то скользнуло из леса в сад. Вглядываясь в предрассветные сумерки, она поняла, что существо роется в упавших яблоках, которыми побрезговали осы. Скорее всего, то был дикий кабан; эти животные любят яблоки. Свежее мясо! Прижимая к груди концы шали и кружок масла, она повернулась, чтобы принести отцовский мушкет.

Но какое-то странное всхлипывание заставило ее остановиться. Магдалена вновь оглянулась. В траве рылась вовсе не дикая свинья, а человеческое существо, стоявшее на четвереньках и на мгновение замиравшее только для того, чтобы сунуть что-то в рот, словно в мире для него не существовало более ничего, кроме голода и гниющих фруктов. Тихонько ступая, Магдалена подобралась поближе и поняла, что это женщина в изодранном платье, в спутанных волосах которой, словно в гнезде, застряли веточки и сухие листья. Когда она резко вскинула голову, Магдалена увидела в ее глазах затаившийся страх. Одичавшая женщина замерла на месте с яблоком в руке и смотрела на Магдалену так, словно узрела перед собой существо из потустороннего мира.

Девушка опустила масло на землю. Сбросив с плеч шаль, она осторожно шагнула вперед.

– Здесь вы в безопасности, – пробормотала она. – Бедняжка! Все в порядке. – Она протянула женщине шаль, но та по-прежнему смотрела на нее безумным взглядом, шумно и тяжело дыша, а потом огляделась по сторонам, явно решая, в какую сторону броситься бежать. Магдалена застыла на месте, заботливая и осторожная, словно успокаивая насмерть перепуганное животное.

Негромким голосом она вновь стала уверять женщину, что здесь никто не причинит ей вреда. Та продолжала грызть яблоко, искоса поглядывая на Магдалену, которая мелкими шажками подходила к ней все ближе и ближе, пока не накинула несчастной на плечи шаль.

– Пойдемте со мной, согреетесь. Я угощу вас чем-нибудь, – сказала Магдалена, протягивая к ней руку. – Идемте же. – Она поманила женщину, которая наконец-то выпрямилась во весь рост и запахнула шаль на груди, по-прежнему не выпуская из рук яблоко, но уже явно успокоившись, хотя и оставалась настороже.

– Пойдемте со мной, – вновь заговорила Магдалена, показывая на хижину. В прохладном воздухе запахло дымом и беконом, а это означало, что папа уже встал. Он всегда разводил огонь в очаге по утрам и поджаривал шипящий и скворчащий бекон на сковородке с длинной ручкой. – Пойдемте со мной. Завтрак.

Она вновь сделала приглашающий жест, и женщина последовала за нею в нескольких шагах позади, напряженная и готовая в любой миг броситься наутек. Магдалена заманила ее в хижину, и женщина подпрыгнула от неожиданности, когда Анри воскликнул:

– Что здесь происходит?

Магдалена метнула на него предостерегающий взгляд и покачала головой. Она подвела странную женщину к своему стулу у очага, приглашающим жестом взбила подушечку и усадила ее. Женщина испуганно огляделась по сторонам, а потом со вздохом откинулась на спинку. Растерянно моргая, она уставилась на Анри, но ничего не сказала. Магдалена же поспешила к очагу, ловко перевернула бекон и отставила сковородку в сторону, чтобы ветчина не пригорела. Женщина медленно подняла руки, то ли не веря тому, что это происходит именно с нею, то ли желая согреться. Ладони у нее оказались крупными и загрубевшими. Она была высокой и изможденной, и на вид ей можно было дать от двадцати до сорока лет.

Индейские лепешки испеклись. Магдалена разложила их по трем тарелкам, сдобрила маслом и ложечкой меда из глиняного горшочка, добавила бекон и протянула самую большую тарелку женщине, которая набросилась на еду, словно оголодавший волк. Магдалена стала есть вместе с нею, за компанию, поглядывая на нее краем глаза. Запихивая пальцами в рот последние крошки, женщина невнятно пробормотала:

– Danken Sie Gott![31] – И повторила: – Danken!

– Меня зовут Магдалена, – сказала девушка, показывая на себя, и принялась собирать грязные тарелки. – Магдалена де Марешаль. – Она показала на отца и добавила: – Анри де Марешаль. – Затем посмотрела на женщину.

– Магдалена, – хриплым голосом повторила та. – Магдалена. – Она ткнула себя пальцем в грудь и произнесла: – Розенауэр. Анна.

– Мой муж, Роберт, – доктор, но сейчас он отправился осмотреть больного старика, который живет на том берегу.

– Доктор?

Магдалена кивнула и залила кипятком чай из сассафраса. Анна Розенауэр крепко обхватила чашку обеими руками, и, хотя у огня было жарко, ее начала бить дрожь, словно она никак не могла согреться, а зубы ее застучали по кромке чашки. Сначала одна слезинка, а за нею и другая скользнули у нее по щекам и упали на грудь и колени.

Магдалена вынула из кармана носовой платок и протянула его женщине.

– Не знаю, откуда вы пришли, но вы можете остаться у нас.

– Sie konnen blei[32], – проворчал Анри.

Анна явно удивилась, услышав, что он заговорил по-немецки, но не меньше нее была поражена и Магдалена. Она никогда не знала, когда Анри заговорит и заговорит ли вообще. Он мог целыми днями хранить молчание, уйдя в себя. Магдалена попросила отца узнать у Анны, не из Моравии ли она родом. По ту сторону гор, в Восточной Каролине, жили выходцы из Моравии. Она даже показала туда рукой. Но Анна поняла, о чем она спрашивает. Смахнув рукой слезы со щек, она покачала головой.

– Nein. Hesse-Cassel[33].

Анри поднял голову от тарелки с кукурузными лепешками.

– Гессен-Кассель? Должно быть, она была замужем за одним из тех гессенцев, которых британцы наняли, чтобы они воевали на их стороне. Их жены и семьи следуют за армией повсюду. Они ухаживают за своими мужьями и даже, говорят, получают половину их денежного довольствия.

– Hesse-Cassel! – несколько раз подряд повторила Анна, кивая и тыча себя пальцем в грудь. – Frau. Kinder[34], – прошептала она, качая головой. – Kinder… mein Mann… gestor[35].

– Она была замужем. У нее есть дети. Точнее, были. Скорее всего, они умерли. Разве это жизнь для женщин и детей, если они вынуждены следовать за своими мужьями и их чертовой армией? – сказал Анри и с трудом выпрямился, чтобы отвести лошадей к Тоби, кузнецу, на перековку. Теперь, когда осенний холод пробирал до костей, его ревматизм обострился.