Другая Блу

Близилась полночь, и Тиффа включила телевизор, раздав всем хлопушки и праздничные язычки-гудки.

Очевидно, это была еще одна английская традиция – смотреть, как часы Биг-Бена бьют ровно двенадцать раз, и Тиффа специально записала этот момент, когда в Лондоне наступил Новый год, чтобы все почувствовали себя дома… в Англии. И я ничуть не возражала променять Таймс-Сквер на Биг-Бен. Или американских парней на странного школьного учителя-англичанина. В тот момент я обожала все английское.

Мы считали секунды до ударов, а потом смотрели, как гигантский циферблат приглашает Новый год и в наш край света. Все закричали: «С Новым годом!», принялись обниматься, поздравлять друг друга, чокаться, и в комнате снова стало шумно и весело. Тиффа с Джеком не скрывали слез, целуя друг друга, вспоминая, как изменилась их жизнь за прошедший год и сколько новых лет их еще ждет. И я тоже сыграла в этом свою роль. Я с улыбкой повернулась к Уилсону, но он отвернулся, наблюдая за всеобщим ликованием со стороны.

– Пойдем, – неожиданно позвал он. – Ты готова? Я хочу уехать. Мы тихонько ускользнем. Утром позвоню Тиффе, поблагодарю за вечеринку.

– О. Ладно, – кивнула я, не сопротивляясь подталкиванию в спину. Он схватил наши куртки и пытался незаметно открыть дверь, когда к нам подбежала Тиффа, еще с того конца комнаты крича подождать. Уилсон поморщился. Почему же ему вдруг так резко захотелось уйти?

– Дарси, подожди! Не уводи Блу! Фейерверки отсюда просто невероятные! А ты их и на День независимости пропустила! И мы еще не наградили чемпиона «Ха-ха-ха»! – И вот она уже была рядом, обнимала нас обоих за плечи и разворачивала в сторону от двери.

– Думаю, Джастин уже поставил точку в празднике, Тифф, – откликнулся Уилсон, голос у него был какой-то странный. Брат с сестрой переглянулись, и я почувствовала, как начали гореть щеки, а сердце сжалось.

– Понимаю, – тихо ответила Тиффа. Мне бы тоже не помешало. Она наклонилась ко мне, поцеловала в обе щеки и стиснула мою руку в своих. – Спасибо тебе, Блу, что пришла. Мы с Джеком считаем и будем считать тебя частью нашей семьи. Когда ты будешь готова, приезжай посмотреть на Мелоди. Думаю, нам всем это пойдет на пользу. – Она быстро взглянула на Уилсона, потом снова на меня. – Счастливого Нового года, дорогие.

Мы молча спустились на парковку в переполненном лифте, хотя едва перевалило за полночь и празднование было в самом разгаре. На каждом этаже в лифт набивались еще жильцы, и меня буквально вжало в Уилсона. Он продолжал держать меня за руку, пока лифт несся вниз, отсчитывая этажи. Мое настроение так же стремительно падало. Будет ли он извиняться всю дорогу за поцелуй, от которого моя душа засияла, как небо от праздничных фейерверков? Тиффа была права. Вид на фейерверки с ее балкона был бы фантастическим. Жаль, что мы не остались посмотреть. Тогда, может, мы бы снова поцеловались под взрывающимися над нами яркими красками, прежде чем магия вечера уступила бы место реальности.

Вегас был городом вечеринок, и на улицах текли настоящие людские реки, так что выехать от Тиффы оказалось затруднительно. Все бегали из одного отеля в другой, наслаждаясь огнями, бесконечной едой и атмосферой города, купающегося в празднованиях. Он манил их, как бабочек огонь. К счастью, Шеффилд находился в южной части города, так что самых оживленных перекрестков удалось избежать, и мы выбрались на шоссе, которое сворачивало на восток, к Боулдер-Сити. Уилсон не произнес ни слова, аккуратно объезжая пробки из машин и людей, но когда огни города остались далеко позади, я уже не могла выносить эту тишину, так что решила перевести все в шутку.

– Ты целуешься, как старушка.

Машина резко вильнула, тряхнув нас, Уилсон выругался и выровнял руль, глядя то на меня, то на дорогу.

– Черт возьми! – воскликнул он, а потом как-то странно рассмеялся, нервно проведя рукой по лицу. – Что ж, а ты – нет.

От его слов у меня затрепетало сердце и засосало под ложечкой.

– Так в чем же дело?

– В этом и дело.

– А, то есть если бы тебе показалось, что ты целуешь одну из старушек из «Золотых девочек», все было бы в порядке? Потому что для меня было именно так, и я чувствую себя прекрасно, а вот ты явно нет.

– «Золотых девочек»?

Понятно, старые американские сериалы Уилсон не смотрит.

– Ну… может, и не так. Может… принца Чарльза, – поддразнила я.

– Но не Камиллу же? Пожалуйста, скажи, что это не было похоже на поцелуй с Камиллой!

У меня вырвался смешок. Бедная Камилла.

– А поцелуй со мной был похож на поцелуй с Викторией Бэкхем? Тиффа говорила, что ты был без ума от нее в семь лет, – не унималась я.

– Конечно. Ведь я точно знаю, каково это – целоваться с Викторией Бэкхем.

– Но ты думал о ней, когда целовал меня? Это тоже вполне считается.

– Нет, Блу. Не думал. К сожалению, я точно знал, кого целую и почему этого нельзя было делать.

Ну вот, все мои попытки избежать серьезного обсуждения с треском провалились. Уилсон не отрывал взгляда от дороги до самого дома, и я с трудом удержалась от требования объясниться, оправдать такое резкое неприятие. Если он боролся со своими чувствами ко мне, значит, он их осознал. Давать ему больше оснований для раскаяния я не собиралась, как и спорить. Поэтому всю дорогу просидела в гробовом молчании. Он подъехал к дому и припарковался, выключил двигатель и повернулся ко мне.

– С тобой я перешел все мыслимые и немыслимые границы. Боже, я же был твоим учителем! Моя сестра удочерила твою дочку! Все так сложно и запутанно, что я не хочу еще усугубить ситуацию. Наша дружба, наши личные, даже интимные моменты, да даже то, что ты снимаешь у меня квартиру… все это можно объяснить. Можно оправдать. Если только в этом нет ничего большего. Сегодня, поцеловав тебя, я пересек черту, делавшую меня твоим другом, учителем, советчиком, да даже кем-то вроде отца, – эти слова он выплюнул с заметным отвращением. – Я стал кем-то совершенно другим и обязан перед тобой извиниться. Не знаю, чем я думал, позволив Элис так собой манипулировать.

– Кем-то вроде отца?! Ни хрена себе! – Теперь в ужас пришла я. – Так вот какие у нас, по-твоему, отношения? Какая гадость, Уилсон!

Я вылетела из машины, хлопнув дверью, и взбежала по ступенькам, не дожидаясь его. Мне правда не хотелось его убивать, но в этот момент я могла задушить его, глазом не моргнув. За спиной послышались шаги, и я резко обернулась на последней ступеньке.

– И к твоему сведению, Уилсон. Ты был моим учителем. В прошлом! Ты стал мне другом. И я не ребенок и не твоя ученица. Я – женщина, всего на пару лет младше тебя. Ты не только целуешься, как старомодная старушка, ты и ведешь себя так же! Да что такого было в поцелуе?! Ничего неприличного, просто дурацкая игра на вечеринке. Возьми себя в руки!

Я так гордилась своей честностью и вот теперь нагло врала ему в лицо. А правда в том, что это была не просто дурацкая игра, а что-то важное. Очень важное. И Уилсон совершенно точно не целовался как старушка. Но об этом он не узнает. Тем более сейчас. Когда он только что все разрушил.

Уилсон не отводил взгляда от моих губ, и было заметно, что он борется с собой, не в силах решить, то ли доказывать, что умеет целоваться, то ли принять мою версию событий и успокоиться. И то, и то сделать не получалось. Либо поцелуй был важен, и теперь наши отношения перешли в другую стадию, чего он не был готов признать, либо после неудачной игры на вечеринке он мог и дальше притворяться, что у нас все просто и пристойно и что он просто приглядывает за Блу Экохок, такой добрый мальчик.

Он медленно подошел ко мне. Остановился очень близко, я стояла всего ступенькой выше. Наши глаза теперь находились на одном уровне, как и губы.

– Ничего такого? – тихо уточнил он.

– Просто глупая игра, – так же тихо подтвердила я.

– Тогда почему мне этого снова хочется?

Сердце билось так сильно, что отдавалось в голову, стуча и в висках тоже.


– Может, ты просто хочешь доказать мне, что ты – не старушка?

– Действительно. Мне надо просто доказать тебе, что я – мужчина, способный поцеловать женщину так, что ей не придут в голову спицы для вязания и носки.

– А также тальк и зубные протезы.

Губы Уилсона почти касались моих.

– Точно, в этом все дело.

Его лицо оказалось совсем близко, и я закрыла глаза, почувствовав, как он требовательно касается моих губ, нежно проникает внутрь, пробуя на вкус, будто выпивая меня изнутри. И вот мы стоим, соприкасаясь только губами, не шевелясь. Всего в паре сантиметров друг от друга, опустив руки, как если бы только губы и могли двигаться. Поцелуй был медленным и сладким, томным, как растянувшийся на солнышке кот.

А потом он закончился. Замерев в ожидании, я надеялась, что его губы снова найдут мои. Но нет. Пришлось приоткрыть веки и смириться с тем, что этот потрясающий поцелуй закончился. Уилсон наблюдал за мной, слегка улыбаясь.

– Вот так-то, Камилла, – прошептал он. Поднялся мимо меня по ступенькам и открыл дверь, больше ничего не добавив. Придержал ее для меня, подождав, пока я повернусь и поднимусь следом. Руки и ноги не слушались, и я с трудом держала глаза открытыми. Небо стало таким чувствительным, будто я очнулась от комы, во время которой меня кто-то кормил арахисовым маслом.

Уилсон проводил меня до моей квартиры и прошептал:

– Спокойной ночи, Блу.

Я не ответила. Просто смотрела, как он поднимается по лестнице, спрашивая себя, как ему удалось оставить последнее слово за собой.





* * *


Весь следующий месяц Уилсон снова меня избегал. Может, он был занят, или с началом нового семестра ему приходилось работать допоздна. Несколько раз я слышала, как он ходит по квартире после девяти вечера. Такова, наверное, неблагодарная работа учителя. Но я подозревала, что причиной был скорее новогодний поцелуй и желание держаться от меня подальше, а совсем не увеличившееся количество работы. И, конечно, Памела.

Памела вернулась из Англии, и ей снова было обеспечено место в его жизни, включая все его свободное время. Они ходили в кино и в рестораны, даже играли в теннис по выходным. Я в жизни не держала ракетку в руках. Сомневаюсь, что Бев играла в теннис, а кроме Уилсона и Тиффы других друзей у меня не было. Печальная картина.





Глава двадцать четвертая

Блеск




А потом мне позвонили из лаборатории.

У меня было семь восьмичасовых смен в кафе подряд, а когда я не работала в кафе, то сидела в подвале, барахтаясь в «пространстве», которое мне обеспечили. Уилсон держался на расстоянии. Единственной связью с ним оставалась музыка: каждый вечер он по-прежнему играл на своей виолончели, а я слушала под вентиляцией. Я пыталась отучить себя даже от этого, потому что музыка будто смеялась надо мной, над моей тоской, и заставляла чувствовать себя уязвимой и отвергнутой. Но каждый вечер я все равно оказывалась в своем кресле, ждала и слушала, мучая себя, проклиная Уилсона и его «пространство».

И не то чтобы я забыла о том, что должны были прийти результаты ДНК-теста. Не забыла. Но и не ждала с нетерпением. Так что к звонку оказалась не готова.

– Это Блу Экохок?

– Да. Это я.

– Это Хейди Морган из лаборатории «Форенсис» в Рино. Ваши результаты готовы.

Сердце тут же заколотилось, и так быстро, что стало даже больно.

– Хорошо.

Губы онемели, и больше ничего я выдавить не смогла.

– ДНК совпали. Мы хотели бы, чтобы вы вернулись в Рино.

– Ладно, – повторила я. Совпали. Они узнали, кто я. – Мне надо… подумать минутку. Нужно будет отпроситься с работы, купить билет… и… мне надо подумать, – залепетала я, понимая, как по-дурацки звучит мое бормотание.

– Ну конечно, – с теплотой отозвалась Хейди Морган. – Позвоните нам, когда будете готовы. Я связалась с детективом Муди и сержантом Мартинесом. Здесь все очень взволнованы. Такое случается нечасто.

Я пообещала, что буду на связи, и повесила трубку, тут же упав в свое старое кресло, которое так и стояло под вентиляцией в ожидании вечерних симфоний. Не унимающееся сердце успокаиваться не собиралось, как и нервное возбуждение, из-за которого я кусала ногти и постукивала ногами по полу. Мне нужно было кому-то об этом рассказать. Рассказать Уилсону. Но его не было дома, и вообще я на него злилась. Не дав себе времени передумать, я схватила ключи и быстро пошла к двери. Поеду к Тиффе.



В доме Тиффы был портье, и, наверное, очень кстати, так как он успел предупредить ее о моем приходе, позволив хоть как-то приготовиться к моему нежданному визиту. Но она сразу же открыла дверь и втянула меня в прихожую, где стиснула в объятиях, широко улыбаясь.