Другая Блу

– Как ты догадалась?

– Обожаю мистера Дарси.

Вместо ответа сам Дарси притянул меня к себе и поцеловал, показывая, как искренна и сильна его любовь.





Глава двадцать девятая

Правда




Пронесшийся мимо грузовик клаксоном высказал все, что о нас думает, «Субару» даже качнуло. Но если бы не он, мы бы очень, очень сильно опоздали на встречу с моей бабушкой. Так или иначе, после некоторых блужданий мы нашли дом Стеллы Идальго на окраине индейской резервации Шиввитс. Обычно надежный навигатор Уилсона работал с перебоями, то ли потому что мы были в резервации, то ли просто в штате Юта. В районе Сент-Джорджа я была только один раз со школьной экскурсией, но запомнила красные скалы, нависшие над резко обрывающимися плато, выделявшимися на фоне голубого неба, и пустынную местность. Такой суровый, негостеприимный, но в то же время необыкновенно красивый пейзаж, и я на миг задумалась, как же мои предки могли жить тут сотни лет, до современных благ цивилизации. Воды здесь мало, пищи, наверное, еще меньше, а что-либо вырастить почти невозможно.

Мы подъехали к дому Стеллы Идальго, заметив небольшое одноэтажное строение с белой обшивкой и красными ставнями с облупившейся краской. Домик был чистеньким, но без всяких украшений, в саду живописно разложили обломки пустынных скал, между ними росли древовидные юкки – их еще называют «дерево Джошуа». Снаружи было так тихо, что я слышала стук своего сердца, напоминающий старинный барабан. Дверь открылась даже прежде, чем мы дошли до ступенек.

Стелла Идальго оказалась хрупкой невысокой женщиной. Наверное, ей было около шестидесяти. Она обладала тем типом неувядающей красоты, когда любые оценки возраста невозможны. Да, в черных волосах серебрились пряди, но морщин не было. Она сделала простую прическу на косой пробор, с низким пучком. Ее медно-золотистая кожа ярко выделялась на фоне белой свободной рубашки и белых же брюк. Босоножки тоже были белыми, единственным пятном другого цвета оказались сережки с бирюзой, а также браслет и ожерелье с теми же камнями. Да, она умела преподнести себя, как уверенная в себе и в своей внешности женщина. Она пригласила нас войти слегка подрагивающей рукой – единственное, что выдало ее беспокойство.

– Полиция почти ничего не рассказала мне о вас.

У нее оказался мягкий голос, и говорила она очень правильно.

– Детектив Мартинес позвонил мне на прошлой неделе, сказал, что анализы выявили совпадение ДНК, и тактично объяснил, что вы уже взрослый человек и имеете право на частную жизнь. Они могли посоветовать вам что-либо, но в конечном итоге выбирать вам, связываться со мной или нет. Они даже ваше имя не назвали. Я не знаю, как к вам обращаться.

– Можете звать меня Блу. – Я протянула руку, и она сжала ее обеими ладонями. Никогда я уже не стану Саваной Идальго или Саваной Джейкобсен… или кем-то еще. Я – Блу Экохок, и это не изменится.

– Вам идет. – Уголки ее губ неуверенно приподнялись в намеке на улыбку. – Пожалуйста, зовите меня Стеллой.

Она перевела выжидательный взгляд на Уилсона.

– Здравствуйте. Дарси Уилсон, но все зовут меня Уилсон. И я влюблен в Блу.

Уилсон тоже протянул руку, и Стелла, сраженная его акцентом с первого же слова, заулыбалась по-настоящему, на щеках появились ямочки.

– Как мило! – тихо рассмеялась она, и я никого никогда так не любила, как Уилсона в этот миг. Благодаря его очарованию Стелла обрела привычную уверенность, показала нам свой домик и пригласила присесть на диван с разноцветными покрывалами, напротив которого стояли два глубоких кожаных кресла. На стенах висело несколько дипломов и фотография, с которой на нас смотрели – и я могла в этом поклясться – 39-й президент Джимми Картер с женщиной, очень похожей на мою бабушку тридцать лет назад. Не знаю, чего я ожидала, когда сержант Мартинес сказал, что Стелла Идальго живет в резервации. Точно не этого. Еще несколько фотографий стояло на каминной полке, а деревянный пол украшал ковер в индейском стиле. Я ничего не знала об индейцах пайюта, ни какие у них традиции, ни историю, ни образ жизни. И надеялась, что однажды она расскажет мне обо мне. Когда-нибудь.

Стелла поглядывала на меня, будто не могла поверить, что я сижу здесь. Я ей не мешала, в свою очередь жадно рассматривая ее. Все казалось нереальным. Как мы, должно быть, выглядели со стороны, молча разглядывающие друг друга, пытаясь наверстать пропущенные восемнадцать лет под тиканье часов в настоящем времени.

Мы немного поболтали, обсудили нашу поездку в Рино и в Сент-Джордж, но скоро разговор коснулся моей матери. У меня появилось стойкое ощущение, будто бабушка пыталась оправдать свою дочь в моих глазах. Может, потому, что она сама пыталась это сделать.

– Уинни была сильной личностью, она любила быть в центре внимания, и ей это удавалось и в школе, и дома. Мои родители души в ней не чаяли, вокруг нее всегда было полно друзей. Ей нравилось выступать в группе поддержки, ее все любили, особенно мальчики. Я же всегда была полной противоположностью. Всегда смущалась при мальчиках… не знала, что сказать.

Стелла замолчала, и я пожалела, что она рассказала о популярности моей мамы у мальчиков. Я снова забеспокоилась, что мы можем быть похожи, а я не хотела иметь с ней ничего общего. Отчаяние только усилилось, когда Стелла рассказала о неожиданной беременности дочери.

– Беременность далась ей тяжело, как и любой шестнадцатилетней девушке. Когда Итан бросил ее и ребенка, она была очень подавлена. Не выходила из комнаты, постоянно плакала. Ей было очень плохо, а когда ты родилась, ее уже нельзя было успокоить. Доктор сказал, что это послеродовая депрессия. Со временем она немного пришла в себя, но так злилась все время, что большую часть времени за тобой присматривала я. Ты была милым ребенком, такой спокойной лапочкой. Почти никогда не плакала и не шумела. Может, поэтому Уинни было проще не обращать на тебя внимания. А мне было гораздо проще любить тебя. Для счастья тебе хватало твоего одеяльца.

– Синего? Со слониками?

– Да! Именно… – поразилась Стелла. – Ты помнишь?

Губы бабушки задрожали, и она поднесла ладонь ко рту, чтобы подавить эмоции, так явно отразившиеся на лице.

Я кивнула, неожиданно потеряв голос.

– Уинни ненавидела его. – Голос Стеллы дрожал, и она откашлялась. – Говорила, синий – для мальчиков. Но у тебя были такие синие глазки… необыкновенные. Я его и выбрала. А во всем остальном ты выглядела настоящей индианкой, разве что не такая смуглая. Но именно твой цвет глаз убедил семью Итана, что ты его дочь. Они дали Вайноне какие-то деньги, когда тебе было около двух лет. Она взяла их, украла еще и мои сбережения, мою машину и сбежала. К сожалению, она взяла тебя с собой. Я всегда жалела, что не обратилась в полицию, что ее не посадили в тюрьму. Тогда она была бы жива, и ты бы осталась со мной.

Но ей нужно было повзрослеть, и я думала, что смена места поможет. Так что я никому не сказала… просто отпустила ее. В итоге она осталась у подруги в Солт-Лейк-Сити, нашла работу. Мама подруги была директором в детском саду, так что за тобой приглядывали люди, которых я знала и кому доверяла. Через ее подругу я могла знать, как у нее дела, и думала, что все идет неплохо. Она провела там около полугода, и хотя семья была гостеприимной, их терпение тоже закончилось. Потом она украла довольно большую сумму у мамы подруги и уехала. И вот они-то обратились в полицию. После этого я иногда получала от нее весточки, мне было достаточно знать, что она в порядке.

Беседа иссякла, и мы с бабушкой снова просто смотрели друг на друга. Наконец Уилсон заговорил:

– В отчете полиции сказано, что им сообщили из Оклахомы. Там клянутся, что девушка, подходящая под описание вашей дочери, воровала еду из магазина. Но владелец не стал предъявлять обвинений, ему стало жалко ее. Она украла только молоко и памперсы. Потом он сам дал ей и молоко, и немного продуктов, упаковку памперсов, даже какие-то деньги. Когда он узнал о произошедшем из новостей, то вспомнил вашу дочь и малышку и позвонил в полицию.

– Оклахома? – ошарашенно переспросила Стелла и покачала головой, забормотав себе под нос. – Нет… не может быть.

– Полиция утверждает, что это ничем им не помогло. Только еще больше запутало, не дав никакой зацепки, – вмешалась я. – Просто мой отец – человек, который меня вырастил, – родом из резервации в Оклахоме, у него там семья, поэтому я обратила внимание. Подумала, что же она могла там делать.

– А как звали твоего отца? – слабым голосом спросила она, сидя так неестественно, не шевелясь, будто уже знала ответ.

– Джеймс Экохок… Я звала его Джимми.


Стелла резко откинулась на спинку стула. На ее лице потрясение и даже испуг отразились так явно, будто большими буквами напечатали. Тут она резко поднялась и быстрым шагов вышла из комнаты, не сказав ни слова.

– Что-то не так. Думаешь, она знает Джимми? – прошептала я.

– Вела она себя так, будто узнала имя, это точно, – таким же шепотом ответил Уилсон. Наш разговор прервал грохот и бормотание, и мы вскочили на ноги с внезапно появившимся желанием тут же уехать.

– Нам, наверное, пора, – громко сказал Уилсон. – Мисс Идальго? Мы не хотели вас расстроить.

Стелла вбежала в комнату, держа в руках коробку.

– Прошу прощения, но вы должны задержаться… пожалуйста. Только минутку.

Мы нехотя сели, а Стелла откинула крышку коробки и достала фотоальбом. Лихорадочно пролистала страницы, а потом замерла.

– Тут не хватает фотографий. Кто-то забрал часть фотографий! – Она листала и листала, быстро проглядывая снимки. – Вот. Не очень хороший кадр, но это он.

Она потянула фотографию из-под пленки. Судя по всему, она пролежала там довольно долго и прилипла к пластику. Стелла потянула сильнее, и фотография начала отрываться вместе с бумагой. Так что она просто принесла альбом мне, преодолев пространство между нами на коленях, будто ей было шесть, а не шестьдесят лет.

– Ты узнаешь человека на снимке? – спросила она.

Я опустила взгляд на пожелтевшую фотографию. Одежда и машины на заднем плане были явно из семидесятых. В центре стояли мужчина и женщина, и пару мгновений я рассматривала юную Стеллу Идальго, стройную, улыбающуюся, в красном платье насыщенного цвета, волосы переброшены на одно плечо. Она была так на меня похожа, что у меня даже голова закружилась. Уилсон напрягся рядом, тоже, наверное, заметил сходство. А потом я увидела стоящего рядом с ней мужчину, и время замерло, исчезло и привычное тиканье.

Из давно минувшего десятилетия на меня смотрел Джимми. Его волосы были цвета воронова крыла, разделены на прямой пробор. В джинсах и коричневой рубашке с узором, с высоким стоячим воротником, популярным в то время, он выглядел таким молодым и красивым. И хотя он смотрел на фотографа, их со Стеллой пальцы были переплетены, и свободной рукой она тоже держала его за руку.

– Этот Джимми Экохок вырастил тебя? – снова спросила она.

Я подняла глаза, не понимая, что же увидела, и молча кивнула.

– Блу? – озадаченно позвал Уилсон.

– Что это значит? Я не понимаю, – выдохнула я, обретя голос и отодвигая альбом к Стелле, которая все еще стояла рядом на коленях.

– Джимми Экохок – отец Вайноны! – выкрикнула Стелла. – Он не был просто… просто прохожим!

Она снова открыла альбом. Она явно была так же потрясена, как и я.

– Черт возьми! – воскликнул Уилсон, и его голос эхом прокатился по маленькой гостиной, превратившейся в зеркальный лабиринт без начала и конца.

– Мисс Идальго, пришло время все рассказать, – настойчиво произнес Уилсон, крепко сжимая мою руку. – Не знаю, какую игру вы затеяли…

– Я ничего не затевала, молодой человек! – воскликнула Стелла. – И я не знаю, что это значит. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что мне было двадцать один, когда я познакомилась с Джимми Экохоком. И произошло это в 1975 году. Я только что закончила колледж и сопровождала отца в поездке по индейским резервациям в Оклахоме.

Стелла покачала головой, будто не веря сама себе.

– Мой отец входил в совет племени, мы пытались добиться восстановления федерального статуса для народа пайюта. В 1950-х годах этот статус отозвали. А значит, мы практически не могли управлять ни землями, ни водой – тем немногим, что у нас было. Племя южных пайютов почти исчезло. Мы ездили в другие резервации, чтобы договориться и об их поддержке тоже, не только среди оставшихся племен нашего народа.

Перед глазами все поплыло, и, к сожалению, тяжелое положение пайютов было отнюдь не первым в списке того, что мне нужно было узнать в эту самую секунду.

– Мисс Идальго, рассказывайте дальше, пожалуйста, – напомнил Уилсон.

Стелла кивнула, явно не зная, с чего начать и что самое важное выбрать.

– Это была любовь с первого взгляда. Я была очень сдержанной, он тоже. И все же нам сразу стало так уютно вместе. Мы пробыли в Оклахоме совсем недолго, да и моему отцу Джимми не понравился. Он беспокоился, что я стану отвлекаться от своей цели, от будущего, которое я себе распланировала. – Она пожала плечами. – И он правильно беспокоился. Я же мечтала стать второй Сарой Уннкемакка, а тут все мои желания сконцентрировались на том, чтобы стать миссис Джимми Экохок.

Услышать имя Джимми от Стеллы в таком контексте было еще одним потрясением. Я даже не стала спрашивать, кто такая Сара… Будет еще время для историй.

– Мы писали друг другу письма целый год. Тогда я работала с Ларри Шиввой, он потом в администрации президента Картера отвечал за отношения с индейскими общинами, – торопливо рассказывала Стелла. – Джимми хотел быть ближе ко мне. Он переехал на запад… просто чтобы быть рядом. У него был такой талант к резьбе по дереву, его работы даже признавали на международном уровне, и он начал продавать их. Он копил, чтобы открыть свой магазин…

Ее голос сорвался, и, судя по всему, ей не очень хотелось продолжать. Но она уже не имела права молчать, так что я настояла на продолжении рассказа.

– Стелла. Вы должны мне рассказать, что случилось, – потребовала я, заставляя ее посмотреть мне в глаза. В ее взгляде читалось сожаление, плечи поникли в знак признания поражения.

– На все сбережения Джимми купил пикап и трейлер. И приехал сюда. Он знал, что мой отец не одобрит наш брак, по крайней мере тогда. Моя карьера в самом деле шла в гору. И на мне лежала ответственность за всю нашу общину. В моей семье я стала первой девушкой, получившей образование в колледже, да и первой из всех девушек пайюта. Меня растили для чего-то большего. Так что… мы встречались тайком от моих родителей. Я очень злилась на них. Потому что я была уже взрослой, а Джимми – хорошим человеком, и он был индейцем. Я не понимала, почему нельзя получить все сразу. Но в итоге они оказались правы. И, честно говоря, я винила в этом родителей, так ведь проще, чем винить себя, и я смогла использовать их в качестве оправдания. А на самом деле я была амбициозной и боялась стать другой. Боялась превратиться в свою мать, застрять в резервации, бедной, никому не известной, никакой.

– И что случилось? – поторопил ее Уилсон.

– В 1976 году Джимми Картер стал президентом, меня пригласили назад в столицу, помощником в Бюро по делам индейцев к помощнику министра, Ларри Шивве. Отец был уверен, что благодаря своему назначению я смогу добиться восстановления статуса для племени пайюта. Так что я уехала. Джимми меня не отговаривал. Он говорил, что любит… но никогда не просил остаться.

Где-то через шесть недель я поняла, что беременна. Я оставалась в Вашингтоне, пока мой начальник, друг моих родителей, не позвонил и не наябедничал на меня. Тогда я уже была на восьмом месяце, и уже не получалось скрывать фигуру под платьями с высокой талией и шалями. Самолетом уже лететь было поздно, так что я осталась, к своему смущению и стыду родителей. Когда родилась Уинни, я вернулась из столицы домой. Но Джимми давно уехал. А моя гордость помешала разыскать его.

– Джимми так и не узнал? – прошептала я, и сердце сжалось от боли за мужчину, бывшего мне как отец.

– Я так ему и не сказала.

– Но тогда… как… как он нашел меня? – как же могло быть иначе. Джимми как-то нашел меня… и забрал меня у мамы.