Другая Блу

– Не знаю, – прошептала Стелла. – Что-то не складывается.

– Вайнона так и не узнала про своего отца? – мягко спросил Уилсон. Похоже, он один мог сейчас мыслить связно.

– Мы позволили ей думать, что мои родители были и ее родителями тоже. Я называла их мамой и папой, и она повторяла за мной, да и жили мы все вместе, когда я была дома. Я вернулась к работе в Бюро, и ее растила моя мама. В 1980 году президент Картер подписал указ, восстанавливающий федеральный статус для всех пайютов, и призывал создать отдельную резервацию. Мне приятно считать, что я тоже имею к этому отношение. Так как-то легче смириться с тем, что же я сделала со своей жизнью.

– Но как же Джимми? – пораженно прошептала я. Он же так и не узнал, что у него был ребенок. Тот Джимми, которого я знала, жил без изысков, у него почти ничего не было. Внутри поднялась волна гнева против женщины, которая не рассказала ему про его собственную дочь.

– Блу, я не знала, как с ним связаться. Да, мне стоило лучше стараться. Но тогда было другое время. В семидесятых, как ты знаешь, нельзя было просто взять и позвонить в индейскую резервацию. По правде говоря, и сейчас не всегда получается. Мне удалось связаться с мамой Джимми, но она умерла через несколько дней после рождения Вайноны. Брат Джимми утверждал, что ничего не знает о нем. У меня было двойственное чувство. Я любила Джимми, но предпочла ему свои мечты… и потеряла его. Думала, что когда-нибудь мы снова встретимся, и может, тогда я смогу все ему объяснить.

– А может быть, Вайнона его нашла, – размышлял Уилсон вслух. – Ее видели в Оклахоме. Что еще она могла там делать?

– Но… не думаю, что Джимми когда-либо возвращался. Она бы не нашла его там, – недоуменно возразила Стелла.

– Она же не знала, так? Или она могла как-то узнать правду про своего отца?

– Мой отец умер, когда Уинни было пятнадцать, а мама скончалась на следующий же год. Уинни очень тяжело переживала их смерть. Я решила, что пришло время рассказать ей правду. Мне казалось, что так она будет чувствовать себя не такой одинокой, вот и все. Похоже, я не очень разбираюсь в таких вещах, потому что она восприняла это совсем по-другому. Захотела узнать про отца… почему его не было рядом. Мне пришлось объяснить, что это моя вина. Но было понятно, что она мне не поверила. Я показала ей его фотографии. Может, это она взяла их, – Стелла указала на пустые места в альбоме и продолжила.

– Она начала плохо себя вести в школе, ее даже задерживала полиция за наркотики. Вскоре она забеременела. И тут же все разговоры про ее отца прекратились. Я думала, что она смирилась, отпустила эту мысль, что теперь у нее были другие заботы. Так мы к этой теме и не возвращались.

Стелла Идальго начала раскладывать фотографии по местам, а потом замерла. Что-то начала искать на ощупь в коробке, вытаскивать предметы.

– Письма пропали, – объявила она и подняла на меня глаза. – Они пропали! Я хранила все письма Джимми, они были вот здесь. Я не открывала эту коробку с тех пор, как показала Вайноне фотографии, больше двадцать лет назад.

– Письма должны были дать ей всю необходимую информацию, включая адрес, – предположил Уилсон. Стелла кивнула и замолчала, обдумывая вероятность того, что Вайнона отправилась на поиски отца.

– Последний раз, когда мы говорили с Уинни, она все ворчала о мужчинах, которые никогда не берут на себя ответственность… о том, как несправедлива жизнь, – задумчиво произнесла Стелла, явно стараясь вспомнить все детали. – Тогда я подумала, что это про Итана. Она говорила, что собирается встретиться с ним лицом к лицу и заставить ответить за свой поступок. Я думала, это про Итана, – умоляющим тоном повторила Стелла. – Мне было страшно. Она так злилась, говорила, что пришла пора отдавать долги, и я даже позвонила Итану, чтобы предупредить. Он мне не нравился, как и его родители, если уж на то пошло, но я не хотела, чтобы он пострадал, и мне нужно было уберечь и Уинни тоже.

– Хорошо, она не нашла Джимми в Оклахоме, но брат Джимми мог рассказать ей о Шерил, – предположила я, размышляя над вариантами. Стелла непонимающе нахмурилась.

– Шерил? Шерил была гораздо моложе Джимми. Ей было всего двенадцать, когда мы с Джимми познакомились, и она не жила в резервации. Отец Джимми закрутил роман с белой девушкой, и родилась Шерил. Я бы об этом и не узнала, но Джимми был очень рассержен на отца, и эта связь тоже сыграла свою роль.

У меня не получалось представить Шерил в двенадцатилетнем возрасте. Сейчас ей было далеко за сорок, и возраст ее не красил.

– Шерил живет в Неваде. Она взяла меня к себе, когда Джимми умер, – сообщила я, надеясь, что она выдержит эту новость. Бабушка кивнула, словно она и так это знала.

– Брат Джимми написал мне письмо, когда они нашли Джимми. Он никогда о тебе не упоминал. – Стелла была готова расплакаться.

– Он и не мог. Я никогда не встречалась с ними. Они даже не знали обо мне, – пояснила я.

Мы помолчали. Каждый мысленно пытался распутать узелки секретов и предположений на ниточке наших неожиданно соединившихся жизней.

– Джимми сказал, что нашел меня спящей на диване за столиком. Он сидел со мной, пока моя мать не вернулась. Он рассказал Шерил, что она странно себя вела, но списал это на свое присутствие, в конце концов, чужой человек сидел с ее дочерью. Может, это потому, что она узнала его, но не была готова к встрече.

– Блу, мы знаем, что Джимми не причинил твоей матери вреда. Полиция нашла виновника, – твердо сказал Уилсон, будто прочитав мои мысли.

– Джимми и мухи бы не обидел, – согласилась Стелла. – Но я все равно не понимаю, как ты оказалась у него.

– Он сказал, что нашел меня на переднем сиденье пикапа следующим же утром.

– Значит, так и случилось, – решительно заявила Стелла. – Джимми Экохок никогда не врал. Должно быть, Вайнона поехала за ним и оставила тебя в его машине. Может, она собиралась вернуться. Или хотела заставить его признать в ней свою дочь. Или она сидела на наркотиках, или была в отчаянии… – Стелла перечисляла оправдание за оправданием, но все тише и тише. Какими бы ни были причины ее поступка, Вайнона сделала то, что сделала. И мы никогда не узнаем, почему.

– Джимми был моим дедушкой, – изумленно произнесла я, неожиданно догадавшись, хотя это было ясно с той минуты, когда бабушка показала мне фотографию. – Меня действительно зовут Экохок.

И мне тут же расхотелось плакать. Наоборот, из меня рвался смех. Мне хотелось танцевать, кружиться, молиться и благодарить. Если бы я только могла поговорить с Джимми. Сказать ему, как я люблю его, как мне стыдно за свои сомнения. Стелла с Уилсоном наблюдали за мной, и в глазах Уилсона я видела эмоции столь же сильные, как мои. Я наклонилась поцеловать его, прямо при бабушке. А потом я взглянула на нее.

– День, когда Шерил рассказала, что Джимми не был моим отцом, стал худшим в моей жизни. Я потеряла его не только физически, но… всего целиком. И я не знала, кто же тогда я сама. Я убедила себя, что не знаю, кем был и он, – чтобы немного успокоиться, потому что эмоции уже переливались через край. – Но все это время он был моим. А я – его.

Стелла разрыдалась, закрыв лицо руками. После моих слов у нее вырвался стон такой муки, что я опустилась рядом с ней и сделала то, на что не была способна раньше. До встречи с Уилсоном. Он горевал вместе со мной, помогал мне, поддерживал, толкал меня вперед и ничего не просил взамен. И именно благодаря ему я теперь могла, в свою очередь, обнять ее, крепко прижимая к себе, не отпуская, и она бессильно обмякла в моих руках. Но в следующую секунду она уже отчаянно цеплялась за меня, всхлипывая, горюя по мужчине, с которым так обошлась, по дочери, которую подвела, и по внучке, которую потеряла. Так много секретов, так много неправильных выборов, так много боли.





Глава тридцатая

Небо




В конце концов я встретилась и с Итаном Джейкобсеном. Мне так надоели секреты и недомолвки, эти скелеты в шкафу. Как тяжелые пыльные шторы, как паутину, я хотела стряхнуть их, впустить свет в свою жизнь, в которой до этого были одни темные углы. Мы встретились ненадолго, да и большого удовольствия встреча не доставила. Итан Джейкобсен оказался обычным парнем с пухленькой женой, двумя прелестными светловолосыми малышками, Сейлор и Сэнди, и далматинцем. Он был совсем не похож на свою школьную фотографию. Его по-юношески сердитый взгляд и торчащие в разные стороны светлые волосы превратились в добродушную улыбку и лысину. Семейная жизнь сделала его мягче и степеннее. Только глаза остались прежними. Он внимательно изучал мое лицо и, уверена, заметил и цвет моих глаз тоже. Как и темные волосы, оливковую кожу и сходство с девушкой, которую он когда-то любил.

Но он не стал отнекиваться. Сказал, что он – мой отец и что ему хочется познакомиться со мной. Спросил о моей жизни, о чем я мечтаю, о нашем будущем с Уилсоном. Я отвечала общими словами. Пока у него не было права знать, что у меня на душе. Может, когда-нибудь. Я пообещала не пропадать, мне хотелось познакомиться с сестренками. До Сидар-Сити можно было добраться на машине всего за три часа, и я была готова ездить. Теперь семья приобрела для меня совсем другое значение, потому что у меня была дочь, которая когда-нибудь захочет знать ответы на свои вопросы. И я смогу ей ответить на все.




Как-то я спросила бабушку, стоило ли оно того… стоила ли работа жизни с моим дедушкой. Я не хотела ее обижать, но мне нужно было понять. Она рассказала кучу всего, с цифрами и интересными подробностями.

– Ну, в 1984 году пайюты получили около двух тысяч гектаров земли по всей юго-западной части штата Юта, фонд в два с половиной миллиона долларов, а проценты мы можем использовать на экономическое развитие и другие нужды. Система здравоохранения стала гораздо лучше, образование тоже… Мы смогли построить новые дома, запустить несколько фабрик. Но приходится и дальше бороться за права на воду, за наши земли, за процветание нашего народа. Работы всегда много. – Она широко улыбнулась, но руки ее задрожали, и в глаза она мне не смотрела. Немного помолчав, она продолжила: – Если смотреть с точки зрения отдельной жизни, не всего народа, оно того не стоило. Когда все сказано и сделано, появляются другие важные и нужные задачи, куча работы, которую необходимо сделать, принести пользу. Но если мы пожертвуем ради этого всем остальным, то можем стать пресс-секретарем вместо любимой, организатором вместо жены, рупором вместо матери. Я отдала все, что у меня было, ради всеобщего блага, и посмотри, сколько людей пострадали из-за меня. Посмотри, к чему привела моя уверенность в том, что дело всей моей жизни важнее людей в этой самой жизни.





* * *


– Я думал о той истории, которую ты мне рассказала, когда родилась Мелоди, – пробормотал Уилсон, слегка нахмурившись. Он играл на виолончели в моей крошечной гостиной, как и каждый вечер, если только я не занималась резьбой. Тогда нежная музыка вместе со звуками шлифовки доносилась из подвала. Больше не нужно было сидеть под вентиляцией.

– О девушке со звезд? Ты ее еще назвал дурацкой? – пробормотала я, надеясь, что он сыграет еще. Я почти уснула в кресле, убаюканная низким звучанием струн. Будто это был чудодейственный эликсир, и у меня уже появилась зависимость и от этого мужчины, и от его музыки.

– Да, я про нее. Это же кошмар. И подумать только, ты отказалась слушать про Айвенго. Как там звали того охотника?

– Ваупи. Белый Ястреб.

– Точно. Белый Ястреб полюбил девушку с неба, они были счастливы, но она решила забрать ребенка и вернуться на небо, бросив его.

– А почему ты про нее вспомнил?

Я зевнула, поняв, что он не собирается больше играть, пока не разберется с источником беспокойства.

– Я только что понял, что это была история про Джимми. – Уилсон рассеянно тронул струны, задумчиво глядя в никуда. – Стелла исчезла и взяла с собой ребенка. Даже имя совпадает.

Мне это в голову не приходило. Уилсон был прав. Очень было похоже на жизнь Джимми. Только у его истории не было счастливого конца.

– Но девушка со звезд вернулась к Белому Ястребу, Уилсон. Я тогда не закончила историю. Ее сын скучал по отцу, так что она вернулась на землю…

– А ты знала, что имя «Стелла» означает звезда? – прервал меня Уилсон, будто только что это понял.

– В самом деле?

– Да. То есть у нас есть ястреб и звезда. И Сапана, – перечислил Уилсон, загибая пальцы. – Это же его история, – изумился он.

Я несогласно покачала головой:

– Семья Джимми к нему не вернулась. Отец звездной девушки превратил свою дочь, Ваупи и их сына в ястребов, чтобы они могли летать между небом и землей и быть вместе. Но никто из нас не нашел друг друга снова.

– Но ты же вернулась к Джимми, Блу. Вы с ним были вместе.

– Думаю, да, – согласилась я. – Но, мой хороший, Сапана – из другой легенды, – улыбнулась я, используя его нежное обращение. – У нее совсем другая история.

Уилсон отложил виолончель и встал, наклонившись над креслом, пока нас не разделили всего нескольких сантиметров. Серые глаза встретились с голубыми, и он меня поцеловал.

– Конечно… Савана Блу. И эта история так и ждет, чтобы ее рассказали, – выдохнул он мне в губы.

– История маленькой черной птички, выпавшей из гнезда? – прошептала я, обнимая его за шею.

– Или заботливо спрятанной там. Зависит от того, как ты ее расскажешь.



«Жила-была одна птичка, маленький черный дрозд, ее заботливо посадили в гнездо. Ее любили и оберегали. Она ничего не боялась, потому что знала, что она – ястреб, красивая и величественная птица, достойная восхищения и любви.

Конец





Благодарности




Так как я сама выросла в Юте, мне очень нравится изучать историю народов моего родного штата. Резервация индейцев шиввит, относящихся к народу пайюта, действительно находится рядом с Сент-Джорджем в Южной Юте. Ларри Шивва и Стелла Идальго – выдуманные персонажи, как и все герои этой книги, но бедственное положение пайютов – не выдумка, а исторические факты.

Сказка о Ваупи и звездной девушке принадлежит народу арапахо, а легенда о Табутсе, мудром волке, вырезавшем людей из палочек, – народу пайюта. Скрытый в них смысл и мудрость будут интересны широкому кругу читателей, как и многие индейские легенды и сказания.