Другая Вера

– Что это? – вздрогнула она, с ужасом разглядывая небольшие золотые серьги с маленькими бриллиантиками.

– Это в счет алиментов, Вера, – с вызовом ответил бывший муж. – Денег у меня нет, ты знаешь. Это все, что я могу тебе предложить.

– Откуда они у тебя? – полушепотом, мертвая от ужаса, спросила Вера.

Красовский театрально усмехнулся:

– Зина дала, моя жена. Чтобы ты не чинила препятствий.

– Убери их немедленно! – крикнула Вера. – И катись отсюда, слышишь! Чтобы духу твоего здесь не было, мразь!

Рука ходила ходуном, но кое-как она подписала разрешение и отказ от алиментов.

– Исчезни, – бросила она, не поднимая на него глаз.

Через секунду хлопнула входная дверь.



Доходили слухи, что с той самой бедной Зиной Роберт не ужился – кажется, она его выгнала, а может быть, он ушел сам.

Вроде бы пару лет слонялся по Нью-Йорку, нигде не мог пристроиться, затем перебрался в Канаду, но и там, как всегда, не сложилось. Впрочем, ничего удивительного в этом Вера не видела. Все предсказуемо. Лет через семь или восемь Красовский оказался в Москве. Жил где-то на Самотеке, с довольно пожилой и некрасивой врачихой, которая его усердно лечила и обихаживала. И скорее всего, жил за ее счет. Вера была уже замужем за Стрельцовым. А спустя еще несколько лет он снова появился в их жизни, точнее в жизни Вадима. Встречались они нечасто, пару раз в год, но во встречах сын ему не отказывал – кажется, просто жалел. И почти ничего о нем не рассказывал. И без того скупой на слова, сын совсем ничем не делился – а уж впечатлениями об отце тем более!

Позванивал он и Вере – так, по-родственному. Жаловался на здоровье и горячо благодарил за сына. Вера усмехалась и старалась побыстрее свернуть разговор. Появление в их жизни Красовского Стрельцовы пережили мужественно, спасибо Геночке – не дал ей, обиженной, выдать всю правду о Красовском. Зачем травмировать сына?





* * *


После того как Вера вышла замуж за Стрельцова, общение с Томкой постепенно сошло на нет. Почему? Вера сто раз задавала себе этот вопрос. Ответ вроде бы был очевиден, но внутри себя Вера отчаянно сопротивлялась и не желала с этим смириться. Тамара привыкла быть утешительницей, наставницей наивной и неловкой подруге. Вечной благодетельницей, разумной и ушлой, прекрасно знающей жизнь, обладающей острым чутьем и отменным нюхом, что не отменяло и ее роковых ошибок. Для Веры, нищей, несчастной, вечно униженной и страдающей, Тамара всегда была доброй феей.

И тут такое! Вера выходит замуж, да как! За обожающего ее красавца, принявшего ее сына как родного. Вера разбогатела. Нет, все по заслугам, кто говорит! Но роль утешительницы, покровительницы и благодетельницы отменялась. А Тамара вжилась в нее так глубоко, что амплуа менять было сложно. Она поскучнела, помрачнела и постепенно отошла в сторону.

К тому же и личная жизнь, и бизнес у Тамарки тогда были не «ах». Замуж она так и не вышла, ряд любовников с годами поредел, комиссионный магазинчик доходов не приносил, страну наводнили заграничные шмотки, и слова «дефицит» и «достать» исчезли из обихода. Да и антикварный затух. Все, что было, бабульки к Тамарке уже отнесли.

Она растерялась – что делать, куда бежать? Дети выросли и давно жили своей жизнью, не подпуская близко энергичную и деятельную, вечно сующую нос в их дела мамашу. Да и неудачными оказались Тамаркины дети – бездельники и разгильдяи. А скоро перестроили рынок, Томкины магазинчики сломали, и она, привыкшая бежать, устраивать, решать проблемы, рисковать и крутиться, оказалась не у дел. И начала выпивать, становясь агрессивной и нетерпимой. Новую жизнь ненавидела и проклинала, а прежнюю считала правильной и справедливой, горюя по ней и заливаясь пьяными слезами по родному «совку».

Вера вступала с ней в спор, начиналась ругань, заканчивающаяся Тамаркиными истериками и Вериным сожалением.

Завидовала ли Томка Вере? Да вряд ли. Верить в это совсем не хотелось. Ах, если бы у Томки все сложилось по-другому! Но было так, как было: сломанная, одинокая и обедневшая Томка, бывшая королева и хозяйка жизни, и роскошная, богатая Вера, у которой ну все хорошо. Скорее всего, никто бы не смог пережить такое спокойно.

Да и Генаша был недоволен этой дружбой. Но и его можно понять. Прийти с работы и увидеть пьяную, скандалящую подругу жены? Нет уж, увольте! Да и вообще им с Верой никто не нужен.

Так Томка с Верой почти перестали видеться, созванивались редко, пару раз в год, причем инициатором звонков была Вера.

В общем, многолетняя дружба сошла на нет. Но однажды Тамара сама позвонила Вере.

Стрельцовы тогда отдыхали в Мексике, слышно было плохо, Вера ничего не понимала, переспрашивала и повторяла, что в Москве она будет через две недели, вот тогда и можно будет созвониться. Но неожиданно, именно в эту минуту, связь восстановилась и Вера отчетливо услышала Тамарины слова:

– Через две недели? Да вряд ли. Через две недели меня уже может не быть.

Связь прервалась, и до ошарашенной Веры наконец все дошло. Тамара серьезно больна. Дела совсем плохи. Иначе ни за что бы не позвонила, по пустяку не побеспокоила бы.

Вечером все прояснилось. Онкология. Кошмар. Прогноз неутешительный, шансов мало. Но все же они есть.

В тот же день Стрельцов перевел нужную сумму, а через неделю Тамара улетела в Израиль. Еще через несколько дней ей сделали операцию. И Тамара осталась жива.

По приезде в Москву Стрельцовы оплатили реабилитацию, подключили лучших специалистов. Словом, все кончилось хорошо.

Тамарка плакала, пыталась целовать Верины руки, стала верующей, начала ходить в храм и ездить по монастырям.

Они вновь стали общаться, но каждый раз обе чувствовали непонятную неловкость. Тамара принималась Веру благодарить, а та, уставшая от благодарностей, начинала раздражаться.

В общем, при самом благоприятном разрешении ситуации прежней теплоты и доверительности не случилось. Общение было немного тягостным, словно по обязанности, по принуждению, и для одной, и для другой. Странно, не правда ли? Казалось бы, горе должно было их сплотить и приблизить друг к другу…

Или они стали другими? И Тамара, и Вера?

Но на свадьбу сына Вера, конечно же, ее пригласила. А как иначе?






* * *


Ехали долго, то и дело застревая в пробках. Вера начинала дремать, но тут же сон сбрасывала – нельзя. Помнется прическа, поплывет косметика. Да и вообще, как говорится, не до сна.

Смотрела в окно. В машине было прохладно: климат-контроль. Обманчиво казалось, что и на улице свежо и прохладно. Вера с раздражением подумала: «Зачем мы все это придумали? Нет, конечно, красиво – торжество за городом, на природе, так сейчас модно. И все-таки глупость. Такие пробки на выходные. Все едут или за город, или обратно. В городе летом, в жару, невыносимо. И все же торжество надо было устраивать в городе, в центре. Просто подумать о гостях – это им, бедолагам, добираться туда и обратно! Молодым легче – они ночуют в загородном отеле. Ночь новобрачных. Смешно. – Вера усмехнулась. – Ну да, первая брачная ночь».

Вадиму за тридцать, совсем взрослый. Да и невеста немолода – двадцать восемь, вполне зрелый возраст. И к чему эти первые брачные ночи? Насмешка, ей-богу. Этот дорогущий элитный ресторан, куча важных гостей и прочий бессмысленный антураж, прихваченный у Запада: вечерние платья, дурацкие шляпки. Взрослые люди играют в игрушки. Вечно хватают то, что не надо. «Волнуюсь, – подумала Вера, – вот и лезет всякое в голову. Сама закатила пир на весь мир, сама все придумала и распланировала, сама отрывалась на полную катушку, а сейчас, за час до торжества, засомневалась! – И тут же отругала себя за брюзжание: – Раньше надо было думать, матушка. И слушать умного мужа! С другой стороны, Вадим человек обеспеченный, топ-менеджер с прекрасной зарплатой. И это его первая свадьба. И мы люди вполне состоятельные. Да и у Лидии это первый брак. Но, кажется, для простой провинциальной девицы все это слишком. С другой стороны, сын любит свою невесту и от всей души хочет ее порадовать. Ну пусть Золушка побудет принцессой».

Подумала про Лидию и загрустила. Нет, не наш она человек. И дело совсем не в том, что она из провинции. И даже не в том, что она сухая и необщительная, – Вера и сама не из хохотушек. Дело в другом – невеста сына не стремится найти с его родителями общий язык. Считает, что это лишнее. Они с Вадимом сами по себе, а Стрельцовы – сами. Не получится у них семьи, той дружной семьи, о которой Вера мечтала. А потом, это «Лидия». Как официально! Назвалась бы еще по имени-отчеству. Могла ведь представиться Лидой, и сразу бы стало теплей.

А может, все это комплексы? Она понимает ведь, чувствует, что родители жениха ей не рады. Понимает, наверняка понимает, что ждали мы другого.

«Ладно, как есть, – вздохнула Вера. – И все-таки жаль. Очень жаль».

Как она мечтала, чтобы Вадик женился. Ночами не спала, грезила о внуках. И вот наконец дождалась. А радости нет. Ревнует ли она? Да глупости! Это вообще не про нее. Выходит, все дело в Лидии?

А может, та права и не нужно никаких жарких объятий?

Подступили слезы, Вера отвернулась к окну.

Геннадий Павлович закрыл глаза и, кажется, задремал.

Вера глянула на часы – ого, почти два часа в дороге! Но уже осталось немного.

Открыла сумочку, вынула зеркало, помаду, румяна, внимательно оглядела себя, провела спонжиком по лицу, накрасила губы, поправила волосы. Еще раз придирчиво посмотрела в зеркало и, кажется, осталась довольна.

Одернула платье, сунула ноги в туфли и снова глянула в окно. Машина, замедлив ход, плавно въехала в открытые чугунные, украшенные богатой резьбой ворота бывшей усадьбы.

Шины мягко шуршали по мелкому гравию, по обеим сторонам дороги стояли стройные туи и кипарисы, у подножия которых пылали тщательно продуманные яркие клумбы с цветами.

Наконец показалась и сама усадьба – классический ампир, желто-белая штукатурка, белые колоны полукругом, портик, два хозяйственных флигеля по бокам. Восстановленный парковый ансамбль, чисто, как в операционной: ни травинки, ни листика.

В отдалении, фоном, ненавязчиво играет скрипка, и ей вторит виолончель.

На изумрудной поляне, выстриженной, кажется, маникюрными ножницами и по линейке, небольшими группками кучковались гости. Все в нарядных, праздничных одеждах – темные смокинги на мужчинах и вечерние туалеты на дамах. Ну и, конечно же, шляпки! Куда же без них! «Просто королевские скачки, ни больше ни меньше», – усмехнулась Вера. Ловкие официанты, все как один похожие на майских жуков, ловко оббегали большие вазоны с цветами и услужливо склонялись перед гостями, предлагая шампанское и легкие закуски. Машина остановилась, и галантный, в непременных галунах распорядитель открыл дверь и подал Вере руку в белоснежной перчатке.

Навстречу заспешила знакомая фигура – сын, и следом за ним легко семенило воздушное создание в светло-лиловом нежнейшем кружевном платье. Лидия. Теперь член семьи.

Вера вышла из машины, одернула платье, отогнав навязчивую мысль, что оно все-таки ей тесно, вдохнула горячий по-южному воздух и улыбнулась, увидев счастливые глаза сына и сдержанную улыбку на почти не накрашенном личике новоявленной снохи.

«Считает себя красавицей, – мелькнуло у Веры. – Никакого тяжелого макияжа, обожаемого невестами. Ну и правильно, жарко».

Вера улыбнулась еще шире и распахнула объятия.

Иногда ей казалось, что Вадим не женится никогда. Тогда она впадала в глубокую депрессию. Остаться без внуков? Господи, для чего тогда жить? И вообще – по-че-му? Почему ее умный, красивый мальчик никак не может устроить личную жизнь? Разумеется, Вера была не из тех сумасшедших, зацикленных мамашек, считающих, что во всем мире нет женщины, достойной ее обожаемого сына.

И вот появилась Лидия. Спокойная, уравновешенная. Раздумчивая, продумывающая, кажется, каждый жест и каждое слово. Слишком рациональная.

И – чужая. Чужая и равнодушная, этим все сказано. Вера сама не из горячих, мечтающих влезть в чью-то жизнь. Но здесь как-то слишком даже для нее.





* * *


Нарядные гости окружили родителей жениха – слова поздравления и пожеланий, улыбки и внимательные, пристальные, изучающие взгляды: ну-ка, ну-ка! Как у нас выглядит будущая свекровь? Знаем, как долго она ждала этого дня. Сам жених импозантен и, кажется, искренне счастлив.

Вера знала, что будут обсуждать и стол, и наряды. Не сэкономили ли родители, не поскаредничал ли жених?

Но все это такие мелочи, такие глупости, такая труха!

Подруг среди коллег и партнеров мужа у нее не было – так, приятельницы. Проблемами своими она ни с кем не делилась – считала это неприличным, понимала, какими будут последствия. Да и человеком она была скрытным, что называется, в себе.

Общество это – «обчество», как говорила Вера, – она слегка презирала, но понимала, что без этого никак. Приходилось мириться, относилась к этому как к неизбежному – не подводить же из-за своих капризов мужа, верно?

В конце концов, это было даже забавным.

«Черт с вами, – усмехнулась она. – Да обсуждайте. Чешите языками, критикуйте, обрастайте домыслами – мне наплевать!»

Лидия, невысокая от природы, сегодня была на больших каблуках – почти вровень с высокой и статной Верой.