Дурная кровь
Часть 62 из 141 Информация о книге
Рой скривился. Казалось, он сейчас закричит, но потом, совершенно неожиданно, его тело содрогнулось от громких рыданий. Его жена, дочь и невестка, потрясенные, сидели в ряд на диване; никто к нему не подошел, даже Синтия. Рой стал судорожно всхлипывать, а по его впалым щекам ручьями потекли слезы; он так и не смог взять себя в руки, но через некоторое время заговорил сквозь всхлипы: – Она… похоже… так и не… вспомнила… что я не способен… ее защитить… не смогу… ничего сделать… если кто-нибудь попытается… ее обидеть… потому что я… бесполезный… жалкий… гемофилик. – Что ты, папа! – в ужасе прошептала его дочь, соскользнула с дивана и на коленях подползла к отцу. Она попыталась обнять его за ноги, но он, не переставая плакать, оттолкнул ее ладони: – Нет… нет… я этого не заслужил… ты не все знаешь… ты не знаешь… – Чего же я не знаю? – испуганно спросила Анна. – Папа, я знаю больше, чем ты думаешь. Мне известно про аборт… – Аборта никогда… никогда… никогда не было! – выдавил Рой, глотая слезы и всхлипывая. – Это было единственное… единственное, что мы с Уной Кеннеди… оба знали… она бы никогда-никогда… а тем более после тебя! Она мне сказала… Марго мне сказала… что после твоего рождения… полностью изменила свои взгляды. Полностью! – Тогда чего же я не знаю? – прошептала Анна. – Я был… я был к ней ж-жесток! – простонал Рой. – Да, это правда! Сделал ее жизнь невыносимой! Не интересовался ее работой! Она с-собиралась от меня у-уйти… Я знаю, что произошло. Всегда знал. Накануне… своего ухода… она оставила записку… в ящичке часов… глупость, конечно… там, г-где мы обычно… и в записке было сказано: «Прошу… поговори со мной»… Рой захлебнулся рыданиями. Синтия поднялась и опустилась на колени по другую сторону от Роя, тогда как Анна потянулась к отцу, и на этот раз он позволил ей взять его за руку. Прильнув к дочери, он сказал: – Я ждал… извинений. За то, что она пошла в паб… с Сетчуэллом. Но из-за того… что в записке извинений… не было… я с ней не р-разговаривал. А на другой день… Я знаю, что случилось. Она любила гулять. Если бывала расстроена… гуляла подолгу. Она забыла про встречу с Уной… пошла пройтись… пыталась решить, что делать… уйти от меня… потому что со мной ей было так… тоскливо. Она… забылась… и Крид… и Крид… видимо… Все еще держа его за руку, Анна обняла свободной рукой содрогающиеся плечи отца и притянула его к себе. Припав к дочери, он безутешно рыдал. Страйк и Робин сосредоточенно рассматривали цветочный орнамент ковра. – Рой… – наконец тихо заговорила Ким. – Каждый человек хоть раз сказал или сделал нечто такое, о чем впоследствии пожалел. Иначе не бывает. Страйк, который получил от Роя Фиппса гораздо больше, чем ожидал, решил, что пора заканчивать беседу. Фиппс впал в такое отчаяние, что было бы бесчеловечно и дальше на него давить. Когда рыдания Роя слегка утихли, Страйк сказал официальным тоном: – Спасибо за беседу и за кофе. Мы оставим вас в покое. Они с Робин поднялись на ноги. Рой остался сидеть в объятиях жены и дочери. Ким встала, чтобы проводить детективов. – Ну что ж, – тихо сказала она у порога, – должна признать, это было… почти чудо. Он никогда так не говорил о Марго, никогда. Даже если вы не продвинетесь дальше… спасибо. Это было… целительно. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Над лесом напротив дома изогнулась двойная радуга. Страйк и Робин вышли на чистый, свежий воздух. – У меня к вам еще один, последний вопрос. – Страйк обернулся к застывшей на пороге Ким. – Можно? – Да, конечно. – Насчет каменной беседки за прудом с рыбами. Мне непонятно, почему там на полу выложен крест Святого Иоанна, – сказал Страйк. – О, рисунок выбирала Марго, – отозвалась Ким. – Да, Синтия мне уже очень давно рассказала. Марго только что получила работу в амбулатории «Сент-Джонс»… любопытное совпадение – в том районе, который тоже был связан с рыцарями ордена госпитальеров… – Да, – подтвердила Робин, – я прочла об этом в Хэмптон-Корте. – Так вот, она подумала, что это была бы замечательная двойная аллюзия… вы же понимаете, раз уж об этом зашла речь. Удивлена, что никто не поменял этот рисунок. Все остальные следы Марго из дома удалены. – Дорого, наверное, – заметил Страйк, – разворотить такие глыбы гранита. – Да, – сказала Ким, и улыбка ее при этом слегка потускнела. – Видимо, так. 37 Головоструйных Гидр, Китов, что рядом На спинах держат океан, ужасен вид. У Сколопендр броня сочится ядом. Единорог страшит других своим нарядом - Хвостов сплетением. Но злей всех Рыба, Чье имя Смерть… Эдмунд Спенсер. Королева фей Затяжные дожди плавно перетекли в февраль. Пятого числа на южные области обрушился самый жестокий шторм, какой только помнили в этих краях. В тысячах домов отключили электричество, обвалилась часть береговой стены, поддерживающей железнодорожную линию между Лондоном и юго-западом, множество сельскохозяйственных угодий исчезло под струями воды, дороги стали реками, и в вечерних новостях каждый день показывали превратившиеся в моря серой воды поля и до половины облепленные грязью дома. Премьер-министр сулил финансовую помощь, аварийные службы пробирались на помощь жителям пострадавших районов, а высоко на холме, отрезанная от подтопленного Сент-Моза, Джоан лишилась обещанного посещения Страйка и Люси, которые не могли до нее добраться ни по шоссе, ни по железной дороге. Изнуряя себя недосыпом и долгими часами работы, Страйк подавлял угрызения совести за то, что не съездил в Корнуолл до нынешнего разгула стихии. С мазохистским упорством он решил отрабатывать по нескольку смен кряду, чтобы Барклай и Хатчинс могли взять часть отгулов, накопившихся за время его предыдущих поездок к Джоан. Вследствие этого в среду вечером именно Страйк, а не Хатчинс сидел в своем «БМВ» под бесконечным дождем близ жилища Элинор Дин в Стоук-Ньюингтоне, и именно Страйк увидел, как в дверь постучал и был впущен в дом человек в спортивном костюме. Всю ночь Страйк дожидался его появления. Наконец в шесть утра, прикрывая рукой нижнюю часть лица, тот вышел на неосвещенную улицу. Следивший за ним через очки ночного видения Страйк мельком углядел, как Элинор Дин в уютном стеганом халате на прощанье машет рукой гостю. Мужчина в спортивном костюме поспешил к своему «ситроену», все еще прикрывая подбородок правой рукой, и отбыл в южном направлении. Страйк следовал за «ситроеном» вплоть до Райзингхилл-стрит в Пентонвиле, где объект припарковался и, засунув руки в карманы, что позволило детективу убедиться в отсутствии у объекта каких-либо травм лица, вошел в многоквартирный кирпичный дом современной постройки. Дождавшись, пока мужчина, целый и невредимый, не исчез в подъезде, Страйк зафиксировал, в каком окне через пять минут зажегся свет, и только потом отъехал, чтобы вскоре припарковаться на Уайт-Лайон-стрит. В столь ранний час многие уже шли на работу, наклоняя зонты для защиты от непрерывного косого ливня. Страйк опустил стекло машины, потому что даже его, заядлого курильщика, душил запах, висевший в салоне после ночного бдения. Хотя язык саднило от непрерывного курения, он тут же зажег очередную сигарету и набрал Сола Морриса. – Да, босс? Страйк, которому не слишком нравилось обращение «босс», до сих пор не придумал, как бы отучить Морриса от этой привычки, не выставив себя занудой, и только сказал: – Хочу поменяться объектами. На сегодня забудь о Жуке; я только что отследил нового кренделя, который провел ночь у Элинор Дин. – Он назвал Моррису адрес. – Третий этаж, квартира – крайняя слева, если стоять лицом к дому. Лет около сорока, седеющие волосы, намечается брюхо. Разузнай о нем все, что можно: разговори соседей, установи место работы, пошарься в интернете – может, выяснишь его пристрастия. Чуйка подсказывает, что он и БЖ таскаются к этой тетке с одной и той же целью. – Вот что значит птица высокого полета. Поработал одну ночь – и готово дело. Страйку также хотелось отучить Морриса от подхалимажа. Повесив трубку, он некоторое время сидел и курил, подставив лицо злому ветру и колючим ледяным струям дождя. Затем, проверив время, он понял, что его дядя, «жаворонок», уже не спит, и позвонил Теду. – Все хорошо, сынок? – сказал его дядя сквозь треск на линии. – Нормально. Как у тебя? – А что мне сделается? – ответил Тед. – Вот сижу завтракаю. Джоанни еще спит. – Как там она? – Без изменений. Держится. – Как с продуктами: вы там не голодаете? – Продуктами обеспечены, не волнуйся, – сказал Тед. – Вчера малыш Дейв Полворт столько притащил, что нам за неделю не съесть. – Как, черт возьми, он до вас добрался? – спросил Страйк, зная, что Теда и Джоан нынче отделяет от дома Полворта водная преграда в несколько футов глубиной. – Часть пути на веслах прошел. – Теда, похоже, это повеселило. – А послушать его – так в соревнованиях «Железный человек» поучаствовал. Явился такой в непромокаемом костюме. Рюкзак битком набит. Добрая душа этот Полворт. – Это точно, – согласился Страйк, на секунду закрыв глаза. Не Полворт должен опекать его родственников. А он сам. С учетом прогноза погоды ему следовало проведать их раньше, но вот уже несколько месяцев он жонглировал своей виной перед тетей и дядей, с одной стороны, и виной перед внештатными сотрудниками, загруженными сверх меры, – с другой, а более всего – перед Робин. – Тед, я приеду, как только пустят поезда. – Конечно, я знаю, приятель, – сказал Тед. – За нас не тревожься. Позвать ее не предлагаю – не хочу будить, но передам, что ты звонил. Она будет довольна. Измотанный, голодный и еще не придумавший, где бы позавтракать, Страйк с сигаретой в зубах написал SMS Дейву Полворту, называя его прозвищем, которое придумал давным-давно, когда Дейва в восемнадцать лет укусила акула. Тед только что рассказал про твое вчерашнее появление. Я перед тобой в неоплатном долгу, Живец. Спасибо. Он щелчком выкинул окурок, поднял стекло и только успел завести двигатель, как зажужжал мобильный. Предвидя, что это ответ от Полворта, который наверняка интересуется, когда это он стал таким голубком или бабой (язык Полворта всегда был максимально далек от политкорректного), Страйк с улыбкой опустил глаза на экран и прочел: Папа хочет тебе позвонить. Когда удобно? Только после второго прочтения до Страйка дошло, что ему пишет Ал. Сначала он тупо удивился. Потом тошнотой подступили злость и глубокое презрение. – Пошел ты, – вслух сказал он телефону. Страйк вывернул из переулка и поехал дальше, стиснув челюсти и размышляя, почему именно сейчас, когда все его мысли были о родных, бескорыстно заботившихся о нем долгие годы, ему вдруг стал навязываться Рокби. Все сроки прошли; причиненный вред был непоправим, кровь так и осталась, сука, жидкой водицей. Он думал только о хрупкой Джоан, заточенной в доме на пригорке среди половодья: с нею Страйка не связывало ни одно общее звено ДНК, однако у него внутри в корчах сплетались злость и вина. Через пару минут он осознал, что едет по Кларкенуэллу. Заметив открытое кафе на Сент-Джонс-стрит, он припарковался и под дождем поспешил в тепло и уют, где заказал себе сэндвич с яйцом и помидором. Выбрав столик у окна, он сел лицом к тротуару и увидел отражение своей небритой каменной физиономии на фоне дождевых капель. Если не считать похмелья, у Страйка редко бывали головные боли, но сейчас в левой стороне черепа нарастало нечто похожее. Он сжевал сэндвич, внушая себе, что от еды ему полегчает. Потом заказал вторую кружку чая, вытащил мобильный и взялся набирать ответ Алу, рассчитывая убить двух зайцев: раз и навсегда заткнуть Рокби и скрыть от единокровного брата и отца, насколько бередит ему душу их настырность. Я не заинтересован. Слишком поздно. Не хочу с вами ссориться, но примите это «нет» как окончательное.