Дурная кровь
Часть 73 из 141 Информация о книге
– Ну, само собой разумеется, – с тонкой полуусмешкой сказал Кайл, – это… это… совершенно другая история. О детях речи нет… это не… это противозаконно, так ведь? Я о другом говорю… – В порноиндустрии процветает торговля живым товаром, – перебил Страйк, все так же рассматривая Кайла сквозь дым. – В основном этим товаром становятся женщины и дети из стран с низким уровнем жизни. В том деле, которое расследовал я, фигурировало видео маленькой девочки с полиэтиленовым пакетом на голове: ее насиловали через задний проход. Краем глаза Робин заметила, как Кайл и Кортни быстро переглянулись, и, ощутив себя как в падающем лифте, поняла, что брат, скорее всего, поделился с друзьями ее личной историей. Единственным из всей компании, кто чувствовал себя совершенно непринужденно, оказался Макс. Он наблюдал за Страйком с бесстрастным вниманием химика, контролирующего ход эксперимента. – Видео этой маленькой девочки набрало более ста тысяч просмотров, – сказал Страйк и, не вынимая изо рта сигареты, отрезал себе чуть ли не треть чизкейка, чем практически разрушил весь десерт до основания. – Немало простимулировано центров наслаждения, скажи? – продолжил он, подняв взгляд на Кайла. – Нет, ну слушайте, это же совсем другое. – Кортни бросилась на защиту Кайла. – Разговор был о женщинах, которые… это право женщины, взрослой женщины – решать, как распорядиться своим те… – Сам сварганил? – с набитым ртом спросил Макса Страйк, держа сигарету в левой руке. – Сам, – ответил Макс. – Обжиралово! – похвалил Страйк и опять повернулся к Кайлу. – Сколько тебе известно официанток, которых втянули в это занятие? – Естественно, ни одной, но… я что хочу сказать: вам же по долгу службы приходилось смотреть такие гадости, раз вы служили в военной полиции… – А если не приходится на это смотреть, то все хорошо, ага? – Ну, если у вас такие взгляды… – начал Кайл, залившись краской, – если это вас возмущает, вы, должно быть, никогда… на досуге не смотрели порно, вы не?… – Если никто не хочет добавки десерта, – громко заговорила Робин, вставая и указывая в сторону дивана, – давайте пересядем вот туда и будем пить кофе? Не дожидаясь ответа, она направилась в кухонный отсек. У нее за спиной заскребла по полу пара отодвигаемых стульев. Робин поставила чайник, спустилась в туалет и там, сделав свои дела, закрыла лицо руками и посидела еще минут пять на унитазе. Почему Страйк пришел в чужой дом в таком состоянии? Зачем они за столом затеяли дискуссию об изнасилованиях и порнухе? Тот, кто на нее напал, был сам не свой до жесткого порно, особенно с элементами удушения, однако судья счел, что история его интернет-поисков – это недопустимое доказательство. Робин не желала знать, смотрит Страйк на досуге порно или нет; она не хотела задумываться о развратных действиях – а тем более на камеру – в отношении попавших в сексуальное рабство малолетних и точно так же не хотела вспоминать ни фотографию Моррисовой эрекции у себя в телефоне, ни сексуальный эпизод со смертью женщины на пленке, которую выкрал Тэлбот. Усталая и опустошенная, она спрашивала себя: почему Страйк не может оставить в покое этих студентов – хотя бы из уважения к хозяину дома, не говоря уже об уважении к ней, своей напарнице? Робин поплелась наверх. На полпути в гостиную она услышала разгоряченный голос Кайла и поняла, что конфликт нарастает. С лестничной площадки она увидела, что все пятеро сидят за кофейным столиком, на котором стоят кофеварка, бутылка и шоколадные конфеты, привезенные Джонатаном. Страйк с Максом сидели над стаканами бренди, а Кортни, которая уже изрядно напилась, хотя, конечно, не так, как Страйк, кивала каждому высказыванию Кайла и еле удерживала в руках чашку кофе. Робин в одиночестве уселась за обеденный стол, подальше от остальных, достала из сотейника кусок говядины и скормила трогательно благодарному Вольфгангу. – Смысл в том, чтобы реабилитировать и пересмотреть оскорбительные выражения в адрес женщин, – внушал Кайл Страйку. – Вот в чем смысл. – И для достижения этих целей приличные девушки из благополучных семей должны прогуляться по улице в нижнем белье, так? – спрашивал Страйк хриплым от алкоголя голосом. – Ну не обязательно уж прямо так, в ниж… – начала Кортни. – Главное – покончить с обвинениями жертвы, – в полный голос доказывал Кайл. – Неужели вы?… – И каким же образом это прекратит обвинения жертвы? – Ну, сам…чевидно, – так же громко сказала Кортни, – защёт изменения подпут… подспудных оценок… – То есть, по-твоему, насильники увидят, как вы толпой маршируете по улице, и подумают: «Харе, больше не будем насильничать», так? Кортни и Кайл принялись орать на Страйка. Джонатан в тревоге посмотрел на сестру, у которой опять что-то екнуло в животе. – Главное – это дестигматизация… – Что вы, что вы, не поймите превратно, множеству мужиков будет в кайф глазеть, как вы прошествуете мимо в лифчиках, – перебил Страйк, неопрятно прихлебывая виски. – А уж как вы будете смотреться в «Инстагра…» – Да при чем тут «Инстаграм»?! – Кортни была уже на грани истерики. – У нас серьезный разговор насчет… – …мужиков, которые называют женщин шлюхами, ты уже сказала. – Страйк без труда ее перекричал. – Ох, как же они устыдятся при виде ваших игрищ в мини-юбчонках. – Да при чем тут «устыдятся»? – взвилась Кортни. – Вы упускаете самую… – Ничего я не упускаю, не бзди, – высказался Страйк. – Я просто говорю, что в реальном мире такой Парад долбаных Шлюх… – «Парад Бэ»! – в один голос выкрикнули Кайл и Кортни. – …никого не гребет. Те мужики, которые называют женщин «бэ», посмотрят на ваш цирк и скажут: «Глядите, бэ идут!» Дес…дестиг…матируйте хоть до усера, но в реальном мире отше…отношение не изменится, если вы объявите, что «бэ» – это не обс… не оскорбительно. Вольфганг, который терся у ног Робин в надежде выклянчить еще мясца, громко завыл, и на этот вой обернулся Страйк. Взгляд его упал на Робин, бледную и бесстрастную. – А ты что на этот счет думаешь? – громогласно спросил ее Страйк, который взмахнул стаканом в сторону молодняка и выплеснул бренди на ковер. – Я на этот счет думаю, что хорошо бы сменить тему, – ответила Робин, у которой защемило сердце. – А ты бы лично вышла на сраный марш?… – Не знаю; возможно, – ответила она. У нее в ушах стучала кровь; ей хотелось одного: чтобы этот разговор наконец прекратился. Ее несостоявшийся убийца во время нападения без остановки хрипел «шлюха, шлюха», и если бы он сжал ей горло еще на полминуты, других слов она бы в этой жизни уже не услышала. – Деликатничает, – сказал Страйк, оборачиваясь к студентам. – Вы теперь от лица женщин выступаете? – насмешливо спросил Кайл. – От лица реальной жертвы насильника! – воскликнула Кортни. Гостиная искривилась. Повисло липкое молчание. Боковым зрением Робин заметила, что на нее смотрит Макс. Хотя и не с первой попытки, Страйк встал. Робин догадывалась, что он ей что-то говорит, но фразы сливались в сплошной гул: ей заложило уши. Страйк качнулся в сторону двери: он собрался уходить. У порога он чуть не снес дверную коробку – и скрылся из виду. Все глазели на Робин. – Боже, прошу прощения, если наговорила лишнего, – зашелестела Кортни через прижатые к губам пальцы. В глазах у нее блестели слезы. Внизу грохнула дверь. Робин поднялась из-за стола. – Ничего страшного, – выдавил где-то далеко голос, похожий на ее собственный. – Я сейчас. Она вышла вслед за Страйком. 41 И стали грозно копьями трясти, Один другому метил жалом в грудь, Забыв, что прежде вел их дружбы путь. Эдмунд Спенсер. Королева фей Незнакомая темная улица озадачила пьяного Страйка. Пока он, раскачиваясь, стоял на месте, не в состоянии решить, в какой стороне находится метро, его хлестали порывы ветра и дождевые струи. Обычно он полагался на внутренний компас, который сейчас указывал вправо; туда он и побрел, спотыкаясь, на ходу ощупывая карманы в поисках сигарет и смакуя кайф от выплеска напряжения и злости. Ужин вспоминался ему в виде разрозненных фрагментов. Возмущенная багровая физиономия Кайла. «Мудила. Долбаные студентики». Охотно смеющийся Макс. Изобилие жратвы. Еще большее изобилие бухла. Дождь искрился в свете уличных фонарей и размывал поле зрения Страйка. Предметы вокруг него то сжимались, то увеличивались, особенно припаркованная машина, которая внезапно оказалась у него на пути, когда он решил пройти по проезжей части. Его толстые пальцы безрезультатно шарили в карманах. Он не мог найти сигареты. Тот последний стакан бренди – это был перебор. На языке до сих пор оставался мерзкий вкус. Он терпеть не мог бренди, а тут еще они с Ником сперва накачались «Думбаром». Движение против ураганного ветра требовало изрядных усилий. Благодушное состояние постепенно испарялось, но дурнота не подступала, даже после горы жаркого из говядины и здоровенного куска чизкейка, хотя на самом деле о них лучше было сейчас не вспоминать, равно как и о двух пачках сигарет, выкуренных за последние сутки, и о бренди, вкус которого по-прежнему обволакивал рот. У него вдруг скрутило желудок. Пошатываясь, Страйк добрел до промежутка между двумя машинами, согнулся пополам, и его стошнило так же обильно, как на Рождество, потом снова и снова, и под конец рвота сменилась сухими спазмами. С мокрым от испарины лицом Страйк выпрямился, утирая рот тыльной стороной ладони; в голове словно бил молот. Он не сразу заметил, что за ним наблюдает стоящая поодаль фигура с неистово развевающимися по ветру светлыми волосами. – Чт?… А, – выдавил он, когда зрение сфокусировалось на Робин, – это ты. Он подумал, что она принесла забытые им сигареты, и с надеждой посмотрел на ее руки, но в них ничего не было. Страйк отошел от водостока с блевотной лужей и прислонился к другой припаркованной машине. – С обеда до вечера просидел с Ником в пабе, – сказал он, с трудом ворочая языком и возомнив, что Робин о нем тревожится. Ему в зад упиралось что-то твердое. Значит, сигареты были при нем, и он обрадовался: лучше ощущать во рту вкус табака, а не блевотины. Вытащив пачку из заднего кармана, он после нескольких фальстартов ухитрился закурить. Наконец до его сознания дошло, что Робин ведет себя странно. Вглядевшись в ее лицо, он отметил бледность и непонятную изнуренность. – Что? – Что? – повторила она. – Ты, мать твою, еще спрашиваешь «что?». Робин сквернословила гораздо реже, чем Страйк. Влажный ночной воздух, обдававший холодом потное лицо Страйка, подействовал отрезвляюще. Видимо, Робин была страшно зла: такой он ее раньше не видел. Но спиртное замедляло все его реакции, и он, не найдя ничего лучше, повторил: – Что? – Ты ввалился с опозданием, – бросила она, – потому что, конечно, тебе так удобно, ты же ни разу в жизни, е-мое, не проявил ко мне элементарной вежливости и не пришел к назначенному времени… – Что?… – в очередной раз произнес Страйк, но не потому, что добивался ответа, а скорее от недоумения. В его жизни она была уникальной женщиной, которая никогда не пыталась его переделать. Но сейчас перед ним стояла не та Робин, которую он знал.