Дурная кровь
Часть 78 из 141 Информация о книге
На миг Страйк подумал, что Штырь сейчас спросит: а где это? Штырь был почти фантастически невежествен в отношении тех местностей, которые выходили за пределы Лондона. – Хули ты поперся в Корнуолл? – У меня тетя умирает. – О черт, – сказал Штырь. – Извиняюсь. – Где он сейчас? – Кто? – Риччи. – Да в богадельне. Я ж тебе говорил. – Ладно. Спасибо за твои старания, Штырь. Ценю. Наверное, впервые в жизни не Страйк, а Штырь заорал, чтобы другой не вешал трубку. – Эй! Эй! – Что такое? – Страйк опять поднес трубку к уху. – На кой тебе знать, где он? Не вздумай идти на контакт с Риччи. Сунешься к нему – тебе не жить. – А надо бы еще пожить. – Страйк сощурился от морского ветра. – Я пока не выяснил, что случилось с докторшей. – Мать-перемать! Хочешь, чтоб тебе башку твою тупую прострелили? – Бывай, Штырь, – попрощался Страйк. Не дав старому приятелю сказать больше ни слова, он дал отбой и выключил звук. В пабе «Виктори-Инн» Полворт с Джеком уже сидели за столом, на котором стояли две пинты пива и кока-кола. – Только что объяснил Джеку, – обратился Полворт к детективу, когда тот присаживался к столу. – Так ведь, э? – спросил он у Джека, и тот, сияя от удовольствия, покивал. – На будущее – вот это его домашний паб. – В трехстах милях от места жительства? – Он же родился в Корнуолле. Сам только что мне сказал. – Ах да, – спохватился Страйк. – Совсем из головы вылетело. У Люси на месяц раньше начались схватки, когда она с семьей гостила у Теда и Джоан. Джек появился на свет в Труро – в той же больнице, что и Страйк. – И с маминой стороны фамилия твоя – Нанкарроу, – поучал Дейв мальчугана, который упивался таким вниманием. – И это делает тебя корнуолльцем до мозга костей. – Полворт развернулся к Страйку. – Что это был за кокни на телефоне? Говорок за милю слышен. – Да так, один парень, зовут Штырь, – объяснил Страйк. – Я тебе о нем рассказывал. Моя мать соскребла его с мостовой, когда он получил перо в бок. Потом оклемался – и взял нас под крыло. Страйк потягивал пиво, гадая, как поладили бы Полворт и Штырь, случись им встретиться, что, конечно, было маловероятно. Как пить дать устроили бы мордобой. Они представлялись Страйку фрагментами двух совершенно разных пазлов: ни одной общей точки. При упоминании поножовщины Полворт указал глазами на Джека, но Страйк, опустив высокий пивной стакан, заверил: – О нем не беспокойся. Он хочет служить в военной полиции, как мы с Тедом. Джек просиял еще больше. Такое времяпрепровождение было для него как праздник. – А можно мне твоего пива попробовать? – спросил он у дяди. – Не зарывайся, – ответил Страйк. – Глянь-ка вот сюда, – сказал Полворт, указывая на страницу прихваченной с соседнего стола газеты. – Вестминстер пытается давить на шотландцев, вот ведь су… Страйк кашлянул. Джек захихикал. – Чуть не ругнулся, – сказал Полворт. – Но ты посмотри. Шотландцам сказано, что они не смогут сохранить у себя фунт стерлингов, если проголосуют за независимость. Естественно, фунт они сохранят. Это в общих интересах. Он еще минут десять рассуждал о патриотизме малых народов, о веских доводах в пользу независимости Шотландии и Корнуолла и об идиотизме ее противников, пока у Джека не остекленели глаза, а Страйк в качестве последнего средства не вернул разговор в футбольное русло. Как он и предвидел, «Арсенал» слил игру прошлогодним чемпионам, мюнхенской «Баварии»; он не сомневался, что во втором круге его клуб вылетит из чемпионата. Они с Тедом вместе смотрели игру, усердно притворяясь, что их волнует результат. Страйк позволил Полворту покритиковать Щенсного, удаленного за нарушение, и к политике больше не возвращались. О Полворте Страйк думал и ближе к ночи, ворочаясь без сна на неудобном диване. В его усталости теперь появилось нечто лихорадочное, усугублявшееся ломотой во всем теле и постоянным напряжением от пребывания в этом перенаселенном доме, ждущем, когда же сдастся лежащее наверху высохшее тело. В этом почти горячечном состоянии Страйк перебрал множество мыслей. Он думал о категориях и границах, о тех, кого мы хотим создать и укрепить или же избежать и уничтожить. Он вспомнил фанатичный блеск в глазах Полворта, когда тот приводил доводы в пользу ужесточения границ между Корнуоллом и остальной Англией. Страйк заснул, думая о сомнительном разделении на группы в астрологии, и ему приснилась Леда, раскладывающая карты Таро в норфолкской коммуне, оставшейся в далеком прошлом. В пять часов утра Страйка разбудило его собственное измученное тело. Зная, что скоро проснется Тед, он встал и оделся, готовый сменить его на дежурстве у постели и отпустить позавтракать. И действительно, заслышав шаги Страйка на верхней площадке, Тед в халате вышел из спальни. – Только что заварил тебе чай, – прошептал Страйк. – В чайнике на кухне. Я с ней посижу. – Хороший ты парень, – вполголоса отозвался Тед, похлопав Страйка по руке. – Она сейчас спит, но в четыре мы с ней немного поболтали. Больше, чем за неделю. Похоже, разговор с женой его взбодрил. Он отправился вниз попить чая, а Страйк тихонько вошел в знакомую комнату и занял место на стуле с жесткой спинкой рядом с кроватью Джоан. Насколько было известно Страйку, обои не переклеивали с того самого времени, как Тед уволился из армии и вместе с Джоан переехал в этот дом – их единственное семейное гнездо в городе, где оба выросли. Казалось, Тед и Джоан не замечали, как в течение десятилетий дом ветшал: притом что Джоан была аккуратисткой, она, когда-то оборудовав и отделав этот дом, впоследствии, судя по всему, даже не задумывалась о ремонте. На обоях по-прежнему цвели маленькие пурпурные букетики, и Страйк вспомнил, как обводил указательным пальцем геометрические рисунки между ними, когда мальчонкой поутру забирался в постель к Теду и Джоан: тем хотелось еще поспать, а ему не терпелось позавтракать и бежать на пляж. Через двадцать минут Джоан открыла глаза и посмотрела на Страйка таким пустым взглядом, как будто его не узнала. – Это я, Джоан, – тихо сказал он, немного придвигая к кровати свой стул и включая торшер с отделанным бахромой абажуром. – Корм. Тед завтракает. Джоан улыбнулась. Ее рука теперь превратилась в крошечную клешню. Пальцы подрагивали. Она заговорила, но он не расслышал и наклонил свою большую голову к самому ее лицу. – Что ты сказала? – Ты… хороший человек… – Ну уж не знаю, – пробормотал Страйк. Он держал ее ладонь в легком рукопожатии, опасаясь чересчур стиснуть. Старческая дуга роговицы вокруг зрачков ее бледных глаз делала голубой цвет еще более бледным. Ему вспоминались все те случаи, когда он мог бы приехать повидаться и не приехал. Все упущенные возможности лишний раз позвонить. Все годы, когда он забывал день ее рождения. – …помогаешь другим. Она внимательно посмотрела на него и, сделав невероятное усилие, прошептала: – Я тобой горжусь. Он хотел заговорить, но в горле словно какой-то комок вспух. Через несколько минут ее веки опустились. – Я тебя люблю, Джоан. Слова прозвучали так хрипло, что были почти не слышны, но ему почудилась ее улыбка, и Джоан погрузилась в сон, от которого больше не проснулась. 45 В былые времена там был колодец, В котором бил серебряный родник, А тот родник образовало чудо, Чтобы поток целительный возник. Эдмунд Спенсер. Королева фей. Перевод В. Микушевича В тот вечер, когда Робин еще сидела в офисе, ей позвонил Страйк с вестью о кончине Джоан. – Ты прости, но, думаю, мне придется задержаться в связи с похоронами, – сказал Страйк. – Хлопот масса, но Тед просто сломлен. Он только что поделился с Тедом и Люси составленным Джоан планом ее похорон, отчего родные, сидя за столом, разрыдались. Тед поразился предусмотрительности жены, сделавшей все для его удобства и покоя, как было на протяжении пятидесяти лет их брака, а в особенности – известию о том, что она хочет найти последний приют в море и там дожидаться его. Люси оплакивала невозможность опустить тетю Джоан в могилу, которую можно посещать и обихаживать. Все свои дни Люси привыкла наполнять добровольными обязанностями: они придавали цель и форму ее жизни, которая, твердо решила она, никогда не будет похожа на беспорядочное существование их со Страйком биологической матери. – Без проблем, – заверила его Робин. – Мы справляемся. – Ты уверена? – На сто процентов. – В крематории завал из-за паводка, – продолжил Страйк. – Джоан записали только на третье марта. Это был тот самый день, который Робин планировала провести в Лемингтон-Спа на вернисаже Пола Сетчуэлла. Но Страйку она этого не сказала, видя, что сейчас все его мысли сходятся исключительно к Джоан и к жизни в Корнуолле.