Единственный истинный король
Часть 58 из 92 Информация о книге
– Ну, началось, – простонала Беатриса. – Я уверена, что он даже после своей смерти найдёт способ вернуться ко мне, – затрещала Кико. – Вот появился же совершенно неожиданно в моей жизни Виллем. Он так похож на Тристана, так похож, но как только я пытаюсь заговорить с Виллемом, рядом с ним оказывается тот парень с большой такой головой. Бостон… Боджингль… ну, или как его там… Но ничего, я умею ждать. Да и что это была бы за сказка, если бы в ней не приходилось терпеть и ждать. А если вообразить, например, что мы с Виллемом когда-нибудь… Так, значит, это Тристан сам послал мне Виллема, правда? Или вообще Тристан и есть Виллем. То есть призрак Тристана вернулся в облике Виллема, чтобы защищать меня. Так что ты не волнуйся и не переживай. – Она чмокнула Анадиль в щёку. – Твоя сказка тоже о тебе позаботится, и о крысах твоих тоже. Тут к ним подошла Эстер, и Кико, вскочив, упорхнула прочь. – Мы не расскажем ей о том, что узнали от Софи? – негромко спросила Анадиль, глядя в глаза своей подруге – О чём? О том, что парень, которого она считает реинкарнацией своего возлюбленного, на самом деле его брат? И что их обоих никогда не интересовали девушки? – Эстер немного помолчала, затем решительно ответила: – Нет. – Замётано, – согласилась Анадиль. Вскоре все они разбрелись по разным облакам. Софи болтала с Хортом, Эстер с Беатрисой, Рина с Анадиль, другие тоже разбились по парам, и лишь Агата осталась одна, стояла, наблюдая зигзаги, которые выписывал в небе Мерлин на Ночном Ветре. Лихо управляя ковром-самолётом одной рукой, маленький маг зажёг палец на другой руке и написал среди звёзд его лучом своё имя. Агате было не по себе. Она так привыкла к роли миротворца, который между всеми улаживает конфликты и наводит мосты, что ей просто невыносимо было смотреть на то, как прекрасно обходятся без неё рыцари Ордена одиннадцати, да и вообще все – всегдашники и никогдашники, взрослые и юные, старые друзья и новички. Вон Софи на дальнем облачке продолжает о чём-то ворковать с Хортом… Всё это заставляло Агату вновь почувствовать себя девчонкой с кладбища в Гавальдоне, всеми забытой и никому не нужной в целом мире. Но затем Агата вспомнила, что это не Гавальдон и что в этом мире её окружают друзья, каждый из которых такой же умелый, такой же сильный, как она, и у каждого своя, очень важная роль в этой сказке. У каждого, включая её возлюбленного, который в эту самую минуту заперт в пещере, пытаясь спасти свою принцессу от Змея. «Дот всё правильно про меня сказала, – подумала Агата. – Я убедила себя в том, что это моя сказка и это я должна победить в ней. Это моя гора, и я её покорю… Скалолазка! Почему я придумала, будто все так просто и горят желанием, чтобы я ими руководила? Почему я своему принцу мешала стать лидером? Пусть бы лучше он командовал мной. И с какой стати я вдруг решила, что у меня на любой вопрос ответ найдётся, а?» И её душа прошептала в ответ: «Потому что если бы я всего этого не делала, то… чего бы я стоила?» Другими словами, у Агаты была та же проблема, что и у Тедроса. Им обоим нужно было самоутвердиться. «Кто я такой, если у меня нет короны? – думал Тедрос. – И какой же я сын Артура, если я не король?» А Агату её неуверенность в себе привела сюда, на это вот облако, и поставила перед необходимостью искать и давать ответы на вопросы, которые роились сейчас у неё в голове. У Агаты болезненно сжималось сердце. Ведь она по собственной глупости и самоуверенности поставила своего принца в ужасное положение, просто ужасное. Мало того что по условиям второго теста он должен был убить её, так теперь ему ещё и скрывать свои планы от своей принцессы приходилось, чтобы она не лезла в них и не мешала ему доказывать своё право быть королём. Они во многом были разными, Агата и Тедрос. Очень во многом. Однако сердце каждого из них точил один и тот же червь неуверенности в себе, и это заставляло их доказывать свою компетентность. Доказывать, что они достойны любви. Так когда-то Агата искала у профессора Доуви доказательства того, что она, оказывается, может быть красивой. Однако и тогда, и сейчас ответы и доказательства им следовало искать только в себе. До тех пор, пока Агата и Тедрос ищут ответы извне, они будут идти каждый своим путём, и дороги их никогда не пересекутся. И не понять им друг друга так же, как двум соперникам, вступившим в борьбу за королевскую корону. «Может быть, именно поэтому Артур и придумал такой второй тест?» – подумала Агата. Потому что видел будущее, в котором она тормозит и мешает его сыну, вместо того чтобы помогать ему. Увидел это и решил предать их любовь огню. Три теста. Три вопроса, на которые нужно найти ответ. Была ли Агата «правильной» королевой для Тедроса? Или она станет новой Гиневрой, новым проклятием для Камелота? Таков был заданный королём вопрос. Теперь Агата должна была ответить на него. «Это такой же мой тест, как и Тедроса», – подумала она. Чтобы выжить, она должна доверять своему принцу. Они должны быть командой. Настоящей командой. И они станут ею, но, разумеется, если только Тедрос сумеет выбраться живым из пещеры. У Агаты перехватило горло. Тедрос вернётся. Он должен вернуться. В любую минуту он может появиться, упасть с неба прямо на её облако и взглянет на неё своими чудесными глазами, и знакомая кривая ухмылка коснётся его губ. Ну, а пока этого не произошло, Агата, чтобы как-то отвлечься, принялась делать то, чем когда-то занималась в подобной ситуации девушка с кладбища, – незаметно стоять в тени и подслушивать, о чём говорят друг с другом живые… – Он так тебе и сказал? – спрашивала у Дот Марианна, выглядевшая сейчас застигнутой врасплох и загнанной в угол. – Что он с твоей матерью… что они были любовниками? – Ага, – кивнула Дот. – Забавно узнавать, что он любил ещё кого-то, кроме тебя, верно? Марианна широко раскрыла глаза. – Я тебя умоляю, да у нас в городе каждая собака знала, что мой папочка обожал тебя, – подтрунивая, продолжала Дот. – Потому он и ненавидел так сильно Робина. Но ты всегда была так добра с папочкой, хотя он и намеревался убить твоего возлюбленного. Иногда мне казалось, что у вас с моим папочкой тайная дружба. Временами вы были друг для друга больше чем враги. – Погоди секундочку, – негромко сказала Марианна. – У тебя воротничок разошёлся. Позволь, я поправлю. Марианна вытащила из своих волос булавку и принялась поправлять доспехи Дот. – Как хорошо от тебя пахнет, – заметила Дот. – Пивом и жареными куриными крылышками? – рассмеялась Марианна. – Именно так от меня пахло, когда я работала в «Стреле». – Да нет, каким-то домашним, уютным одеялом пахнет… или подушкой. – Вот как, – натянуто произнесла Марианна, продолжая скреплять воротник. Дот посмотрела вверх, на сделанную из сыра Луну в Селестиуме. Поблизости кружил Мерлин и каждый раз, пролетая мимо Луны, откусывал от неё большие куски. Шоколадного цвета кожа Дот мягко блестела в свете этой обкусанной Луны, и на секунду ведьма показалась Марианне совершенно не постаревшей. – Папочка никогда не рассказывал мне о моей мамочке, – печально заговорила Дот. – Сказал только, что она умерла, когда я была ещё совсем маленькой. Да ещё вскользь упомянул несколько раз, что она, например, была красивой и что её одинаково любили и всегдашники, и никогдашники. Что у неё было доброе сердце и она прощала даже тех, кто обижал её. Что она очень хорошо умела шить. Ну, и на этом всё, пожалуй. Не так уж много, но не в этом дело, правда? Если у них была с мамочкой любовь… настоящая любовь, как говорил об этом папочка, тогда мне и этого вполне достаточно. Марианна закончила с воротничком Дот, воткнула шпильку назад себе в волосы. Рука у неё дрожала. В горле стоял комок. По щекам текли слёзы. – Что с тобой? – спросила Дот. – Твоя мамочка очень гордилась бы тобой, – крепко обняла её Марианна. Агата невольно ахнула и поспешила скрыться на другое облако, пока Дот и Марианна не заметили её. Агату переполняли вызванные её открытием чувства. Марианна была матерью Дот. Все доказательства, все детали постоянно были на виду, только Агата не умела сложить их вместе. А так, если вспомнить теперь… То, как Марианна всегда опекала Дот и её друзей. То, как обращался с дочерью Шериф – его сдерживаемая ярость и жестокость были следствием неразделённой любви. То, с каким вниманием и даже нежностью относился к Дот Робин, словно ему была известна тайна Марианны. А характер самой Дот? Отчасти такой же мягкий, сердечный, как у матери, хотя её обаяние приглушалось унаследованной от отца жёсткостью. Агата выглянула из своего укрытия, чтобы взглянуть на Дот, к которой сейчас присоединились Эстер и Анадиль. Марианна тоже оставалась с ними, с интересом изучала татуировку демона на шее Эстер, поражаясь тому, как она действует. По расслабленной позе Дот было ясно, что она ничего не поняла и не догадалась о том, кто её мать. Простите, мамочка. А может, и не была Дот настолько тупой и просто не хотела этого знать? Ведь у Дот – юной или в годах, это не важно, – была теперь новая семья. И эта семья в отличие от её собственной была с нею всегда, с самого начала. Услышав глубокий вздох, Агата повернулась и обнаружила спрятавшуюся в тени облака Николь. – Если ты собираешься сказать, что мне нужно быть общительнее, то не трудись. Я прекрасно чувствую себя в одиночестве, – сказала Николь. – И вообще, мне всегда нравилось быть в компании с самой собой, и больше ни с кем. – Да ничего я не собиралась говорить. Я вообще не подозревала, что ты здесь… – начала Агата, но Николь было уже не остановить. – В трактире я поначалу чувствовала себя нормально, потому что это я решила расстаться с ним, так что всё в порядке. Хорт должен был понять, что я не заслуживаю, чтобы со мной обращались так, как он. Что я не из тех, кого можно держать на вторых ролях, в запасе, так сказать. Но он… Он выглядит так, будто всё это его ни капельки не расстраивает. Вон, воркует себе… – Николь махнула рукой в ту сторону, где на далёком от всех облачке действительно ворковали друг с другом Хорт и Софи. – Держится так, словно мы с ним и не были никогда вместе. И здесь даже не подошёл ко мне, не спросил, как я… Да, это я сама порвала с ним, понимаю, но всё же, всё же… Нет, не понимаю. Должен же он видеть, как я переживаю! Он был моим первым парнем. С ним первым я целовалась. А теперь он воркует с ней! Снова! – Ну, если честно, с «ней» он пытался ворковать с самого первого дня, когда мы только-только появились в Школе, – заметила Агата. – Ну, а если бы меня, скажем, бросил Тедрос, то я не знаю, что сделала бы. Наверное, сровняла бы с землёй его замок для начала… – Но ведь Хорт любил меня. Любил, – никак не могла остановиться Николь. – Мы с ним были вместе и в Шервудском лесу, и в Фоксвуде, когда рядом не было этой… И мы с ним были счастливы. Но стоило ей появиться здесь, и я для Хорта больше не существую. А всё из-за того, как я выгляжу. Потому что я не такая красивая, как она. – Нет, – покачала головой Агата. – Дело не в этом. – Она блондиночка, тоненькая, носик маленький, кожа гладкая, матовая, а я… – Дело не в том, как ты выглядишь, – повторила Агата. Она так резко это сказала, что Николь замолчала, прервав свой монолог. Испугалась, наверное. – Пока будешь думать о том, как ты выглядишь, никого по-настоящему полюбить не сможешь, – назидательно сказала Агата. – Это уж ты мне поверь, я точно знаю. Даже если за тобой начнёт ухаживать самый лучший парень, который безумно тебе нравится, ты всё равно отвергнешь его, если не будешь уверена в том, что заслуживаешь его любви. И потом, знаешь ли, это очень легко и удобно – сваливать всё на свой внешний вид и всё такое прочее, что от тебя не зависит, потому что боишься изменить то, что тебе самой под силу, а именно – свою самооценку. Ты поняла? – Но… – поморщилась Николь. – Погоди, я ещё не закончила, – остановила её Агата. – Да, Софи очень хороша. Да, она всегда нравилась Хорту. Но Хорт при этом верит в настоящую любовь, хотя он и никогдашник. И он не стал бы целовать тебя и быть твоим парнем, если бы не думал, что у него есть шанс найти в тебе именно такую настоящую любовь. Точка. Хорт слишком добрый и честный парень, чтобы согласиться на что-то меньшее. Возможно, он ещё не готов к такой любви. Может быть, ты ещё к ней не готова. А может, вы оба просто не подходите друг другу. Всё может быть. Но в любом случае ни цвет твоих волос здесь ни при чём, ни фигура, ни всё остальное. Ни. При. Чём. В любви нужно позволять себе идти на риск, искать шансы, а самое главное – никогда не сдаваться. Именно поэтому любовь – нескончаемое испытание и путешествие, у которого нет конца. Любовь заставляет нас расти, становиться лучше, хотя порой этих наших усилий оказывается недостаточно. Что поделаешь. У каждого из нас свой путь в жизни, и каждый из нас – враг самому себе. Но сильнее всего вредит себе тот, кто начинает верить, будто он может держать любовь под своим контролем. Пытаться управлять любовью так же бессмысленно и бесполезно, как лесным пожаром. Она балансирует на грани между судьбой и свободной волей. Человеком и Пером. Мы играем в любви свою роль, мы надеемся, мы желаем… но Перо пишет свою историю, пишет её в своё время и пишет такой, какой она должна быть. Пишет для тебя. Для Хорта. Для каждого, кто верит в своё долго и счастливо. И для меня пишет тоже. – Агата сжала плечо Николь. – А ещё, скажу тебе по секрету, любовь каждый день делает дураков из меня и Тедроса. Ага, представь себе. После этого Николь надолго замолчала, думала, затем сказала, пристально глядя на Агату: – Не думаю, что смогу принять совет насчёт того, как мне следует вести себя с парнями, от девушки, которая в День святого Валентина развешивала черепа на городской площади Гавальдона. – Ты знала, что это была я? – поразилась Агата. – Все знали, что это ты была. Обе девушки расхохотались. – Ник! – раздался голос. Он шёл сверху. Эстер, Беатриса и Кико забрались на Ночной Ветер, который, оставив Мерлина спать на Луне, рад был покатать на себе новых пассажиров. – Здесь ещё одно местечко найдётся! – воскликнула Кико. – Иди, – улыбнулась Николь Агата. Впрочем, Ник уже и так со всех ног бежала к волшебному ковру.