Этюд в розовых тонах

Девчонка в косынке мечтает на балконе,

А мальчик с гитарой поет ей про любовь.



Я рисую побережье в фиолетовом цвету,

Раскрывая, как и прежде, мира красоту.

Ощущенье совершенства зарождается в груди,

И волшебное блаженство будет впереди!





– Если мы точно не знаем, где находится место, указанное в песне, то, может быть, с ее героями все будет проще? – предположил я, когда затихли последние аккорды. – Что если песня посвящена какому-то конкретному парню с гитарой и конкретной девушке? Она – художница, насколько можно судить из содержания. И, скорее всего, художница знаменитая, если ей посвятили песню.

– Если только это про нее… – задумавшись, произнесла Оэллис. – Майя Гаури – знаменитая личность с трагичной судьбой. Она не была ни волшебницей, ни чародейкой, но при этом рисовала удивительные картины. Это были застывшие во времени снимки реальности, в которые можно было попасть. Используя простую кисть и обычный холст, Майя фактически создавала микромиры! Впервые ее творчество мы увидели, когда отмечалось триста пятьдесят лет с основания Благодати. Нам тогда подарили нарисованный ею пейзаж… Точно! Там как раз и было нарисовано южное побережье Крайны, утопающее в фиолетовых цветах! Эту картину ты потом подарил мне, и она до сих пор находится на «Мечте» – так называется яхта, плывущая по бескрайнему океану моего Кольца.

– Микромир в микромире? – задумался я. – Разве такое вообще может быть?

– Во внутренний мир кольца Призыва, так же как и в любой иной микромир, нельзя поместить другой микромир, – согласилась со мной Оэллис. – Но в картинах Майи не было магии, по своей природе они скорее относились к категории чудес. Именно за это ее признали великой художницей. Правда, посмертно.

– А что с ней случилось?

– Никто не знает. Создав свой очередной шедевр, Майя просто исчезла – навсегда. Ходили слухи, будто она поселилась в последней картине, созданной ею. Впрочем, там ее тоже не нашли. За свою недолгую творческую карьеру Майя написала не так уж и много картин – чуть больше десятка. Теперь все они считаются одними из самых ценных предметов в Созвездии и оцениваются в какие-то умопомрачительные суммы. Фактически у меня в каюте сейчас находится вещь, сравнимая по стоимости с небольшим королевством. Если буду нуждаться, продам картину и обеспечу себе роскошную старость. Шучу, конечно. Твой подарок – самая дорогая вещь для меня.

– Может быть, пришло время побывать в твоем микромире? – спросил я. – Повод вроде бы имеется.

– Чтобы зайти в гости к твоей девушке, тебе нужен повод? – переливчато засмеялась черноволосая красавица. – Какой же ты глупенький! Ну хорошо, как скажешь.

Оэллис резко крутанула головой, и водопад ее длинных шелковистых волос хлестнул по моему лицу. От неожиданности я зажмурил глаза, а когда вновь открыл их, обнаружил себя стоящим на палубе парусной яхты, плывущей по безбрежному мерцающему океану Агранны. На яхте горели фонари, здесь была тихая ночь – безветренная, безоблачная и…

Я застыл в ступоре, смотря на невероятное небо Альтернативы. Это небо было совершенно непохожим на земное и представляло собой сплошную туманность, состоящую из множества текущих и переплетающихся голубоватых потоков. Кое-где сквозь эти потоки проглядывали звезды, и некоторые из них, имевшие насыщенный голубой цвет, располагались в ореоле из своих собственных туманностей. А посреди небосвода раскинулась большая группа из многих десятков ярких сияющих звезд, купающихся в голубом облаке.

– Просто нет слов… – потрясенно произнес я, не в силах оторвать взгляд от поразительного космического пейзажа. – Выглядит очень уж неправдоподобно. Что это за голубые потоки на полнеба?

– Это магический эфир, – ответила Оэллис. – Небо Эквилибриума завораживает своей красотой, и им можно любоваться часами. Но на самом деле оно далеко не везде такое, каким я его сама для себя изобразила. Наиболее эффектно небосвод выглядит в мирах, находящихся в системах голубых звезд, которые и являются основным источником эфира в нашей вселенной. По сравнению с этим великолепием на Агранне эфирные потоки смотрятся очень тускло, словно молоко по небу расплескали. Но вот это большое звездное облако выглядит одинаково во всех мирах Базового, или Корневого, Континуума, в котором мы живем.

– А что это?

– Это и есть Созвездие. Точнее, бо́льшая его часть – там находятся четыре других Континуума: Центральный, Левый, Правый и Имперский. Похоже на крону дерева, если смотреть на него снизу, не правда ли? На заре человечества люди считали, что они живут под корнями вселенского дерева, а там, в голубой небесной кроне звездной яблони, находится рай. Начав путешествовать между мирами, человечество тысячи лет искало туда дорогу и однажды все-таки нашло. Цепочка из семи ярких звезд, расположенная внизу, называется Звездный Путь, именно этой дорогой когда-то прошли наши далекие предки, прокладывая себе дорогу на Небеса. Но, увы, рая они там так и не нашли…

В зените удивительного звездного неба маячил смайлик-Ларос – луна Агранны очень походила на земную, только была меньше раза в два. Вокруг Лароса накручивал круги его мини-спутник – Корус. Это и на самом деле было так, только внутри кольца Призыва действовали иные правила: сам микромир вращался вокруг незримой оси лунного света, которая другим концом опиралась на воду вокруг корабля. В этом светящемся пятне вокруг плывущей «Мечты» резвились водные элементали и неутомимо накручивал круги верный сторожевой пес-дракончик Холодец.

– Странно… – произнес я, вглядываясь в черные воды, лениво облизывавшие борт корабля. – Микромиры на самом деле очень невелики по размерам. Но у меня создается ощущение, что вокруг нас, целый океан.

– Здесь не всегда было так, – ответила Оэллис. – Микромир кольца Призыва формируется, исходя из особенностей характера его обитателя. Когда я в первый раз вошла в Кольцо воды, то оказалась на речном острове, на котором стояла водяная мельница. Предыдущая обитательница Кольца, чародейка воды Сюзанна Альмагейра, была дочерью мельника родом с Меркантара. Там же она и погибла, подло отравленная врагами Повелителя Аполлона, – кольцо Призыва не может спасти Кольценосца, если они находятся в разных мирах. Мы даже тела ее не нашли: все, что осталось от одной из самых талантливых заклинательниц Благодати, – это ее статуя в княжеском кабинете, четвертая слева. Впрочем, Аполлон сполна отомстил за гибель Сюзанны, разорив вражеское королевство и уничтожив всех, кто был причастен к гибели его пассии. Но, увы, местью человека с того света не вернешь.

– А мы с тобой как познакомились?

– Совершенно банальным образом: я в то время сильно нуждалась в средствах, и мне на глаза попалось твое объявление по трудоустройству: «Для службы по Призыву требуется волшебница воды четвертого уровня. Оплата – сдельная». Когда при первой встрече с тобой я спросила: «Насколько опасна эта работа?» – ты, внимательно окинув меня взглядом, ответил: «Если принимать во внимание печальную судьбу твоей предшественницы, служба по Призыву смертельно опасна. Но при этом невероятно интересна. А еще на этой работе ты получишь столько впечатлений, что обычному человеку их хватило бы на десяток жизней. А еще… Кажется, я в тебя влюбился – с первого взгляда. Конечно, в отношении девушки, которую нанимаешь на службу, подобное высказывание звучит более чем двусмысленно. Поэтому если ты сейчас возмущенно фыркнешь и уйдешь, напоследок хлопнув дверью, я пойму и приму твой выбор. Но если ты все же останешься со мной – не пожалеешь». Я осталась и в дальнейшем действительно ни разу не пожалела о своем выборе. Служба по Призыву сама по себе не накладывает постельную обязанность, но…

– Но как же чертовски сложно от этого удержаться! – философски произнес я, рассматривая резные, украшенные узорами детали яхты, которая была больше похожа на игрушку, чем на настоящий корабль. – Отношения Александры и Аполлона – яркий тому пример. Кстати, я уже побывал в микромире волшебницы земли, там несколько более уютно и вещей не в пример больше. А у тебя на яхте самая большая достопримечательность – пожарный щит.

– Александра – домашняя девочка, – улыбнулась Оэллис. – А я – странница. Готовить не умею, стирать не хочу, убираться незачем. Лишние предметы мне и вовсе не нужны, они меня тяготят. На яхте, пожалуй, есть лишь две вещи, которые я не использую по назначению: твоя картина и кровать.

– Мы можем ее посмотреть? Я картину имею в виду.

– Да, конечно, – кивнула магесса, приглашая меня в кормовую каюту – единственное помещение на маленьком судне.

Картина художницы Майи висела в простенке между двумя стрельчатыми окнами, над изголовьем двуспальной кровати – простой с виду и достаточно жесткой. Что значит «не используется по назначению»? Или хозяйка яхты кое-что совсем иное имела в виду?

– «Мой город Маурицио», – прочитала Оэллис надпись в углу картины, сделанную на неизвестном мне языке. – Что ж, теперь понятно, куда мы плывем. Осталось лишь найти дом художницы внутри картины.

– А как туда попасть? С помощью магии? – спросил я, осторожно потыкав пальцем в картину. Наверное, при этом у меня был очень глупый вид, потому что моя спутница, не удержавшись, прыснула в кулачок.

– Очень просто туда попасть, – ответила Оэллис. – Для этого никакой магии не нужно. Смотри и ощущай.

Хорошо, как скажете. Какое-то время я честно пялился на пейзаж. Он и вправду был на редкость красив: маленький городок на склоне прибрежного холма утопал в деревьях с сиреневыми кронами. Картина рисовалась с причала – на переднем плане были видны лодки, песчаная полоска пляжа и набережная улица с фонарями.

Впрочем, сейчас фонари были погашены – в Маурицио наступало раннее утро. Рассветное солнце озаряло красными лучами набережную, по которой бегали непоседливые мальчишки и возвращались с утреннего лова рыбаки. А маленькие, жилистые и смуглые ловцы жемчуга – те наоборот, еще только отправлялись на свой нелегкий и опасный промысел. С моря дул слабый бриз, волны тихо плескались о причал, а прохладный воздух был насыщен резкими запахами водорослей и рыбы…


Запахи? Но как же это? Ведь я же… Я огляделся и с удивлением понял, что стою на причале! Золотистая полоса береговой линии тянулась вправо и влево от меня, сколько хватало взгляда. Надо мной в сапфировом небе величаво плыли многоярусные розовые облачные фрегаты. А сзади меня блестело бескрайнее сине-фиолетовое море, в котором рыбацкие лодки со спущенными парусами вытаскивали из воды сети с уловом. Я находился во внутреннем мире картины, который был совершенно неотличим от реальности!

– Вот такое чудо, – прозвучал за моей спиной бархатистый голос Оэллис, которой еще пару секунд назад на причале не было. – Кисти и краски в руках Майи сотворили настоящий маленький мир. Пойдем искать дом художницы, ведь рассвет длится недолго.

Люди в мире картины выглядели совершенно как живые, и с ними можно было пообщаться. Маурицио был маленьким городком, здесь все друг друга знали. От рыбаков мы узнали, что молодая художница живет в доме своего дяди Лотуса – местного портного. У Лотуса недавно умерла жена, а его дети давно уже выросли и разъехались кто куда. Поэтому, чтобы не было скучно, а также чтобы было кому готовить и убираться в большом доме, старый закройщик сдал второй этаж своей племяннице. Майя совсем недавно переехала в Маурицио, но уже обзавелась поклонниками. Говорят, ухажеры из-за нее даже успели подраться, и кто-то кому-то уже разбил нос.

А вездесущие мальчишки проводили нас до этого самого дома – двухэтажного особнячка с небольшим двориком. Окна второго этажа и балкон хотя и имели вид на море, но выходили в проулок – небольшую аллею, засаженную мимозами и жакарандами. Под балконом виднелась крыша небольшой беседки, скрытой за разросшимися кустами жасмина, – оттуда доносилась знакомая мелодия, исполняемая под гитару, и финальная часть песни:

Под окном гитара плачет – что ж, любовь порой слепа,

Все могло бы быть иначе – видно, не судьба…

Но печалиться не буду, жизнь – открытое окно,

Если сердцем веришь в чудо – сбудется оно.





– Вот она – Майя… – прошептала Оэллис, указав на просвет между деревьями, через который проглядывала часть балкона. Худенькая и стройная девушка в фартуке художника стояла, облокотившись на перила балкона, и с улыбкой смотрела вниз. Ее лицо было видно в профиль: красивый греческий нос, длинные вьющиеся каштановые волосы, забранные под косынку, и огромные мечтательные глаза.

– Интересно, это ее изображение или все же она сама? Может быть, стоит зайти познакомиться? – предложил я, кивнув в сторону калитки.

– Зачем? – возразила Оэллис. – Все, что нам нужно, мы уже узнали. Иногда не стоит разрушать иллюзии. Пусть Майя останется такой в нашей памяти: веселой, мечтательной и… живой.

С последними аккордами песни мир картины исчез – мы вновь находились на яхте «Мечта».

– Как-то все это… – устало произнес я, присаживаясь на уголок кровати, – тяжело – и на душе, и вообще. За пару дней я побывал в пяти разных местах. Это уже слишком, у меня ощущение какой-то переполненности. В горле словно комок стоит, а перед глазами крутится какой-то нескончаемый калейдоскоп из людей, мест и событий. Может, все дело в позавчерашних бутербродах?

– Это душевная усталость, – тихо ответила Оэллис, присев рядом и склонив голову мне на плечо. – Так бывает при частой телепортации – эфирный поток царапает душу, словно наждачная бумага – кожу. Но это проходит. А вода помогает исцелиться. Я помогу тебе. Сейчас.

Волшебница положила ладони мне на виски, и в мое сознание ворвался бурлящий поток энергии. Возникло ощущение, будто я стою под горным водопадом, который пронзает меня насквозь и смывает все, что налипло и накипело на моей уставшей душе.

А потом наши губы слились в нескончаемом поцелуе, и наступило состояние блаженной невесомости. Заключив друг друга в объятия, мы стояли на поверхности воды, и россыпи водных шариков, отрываясь от водной глади, закручивались в спирали и устремлялись куда-то вверх, к лучистому свету.

И уже вскоре мы, сливаясь телами и душами, кружились на дне огромного водоворота и неслись в нескончаемом бурном потоке – туда, где виднелось узкое окно выхода на поверхность из морских глубин и откуда сиял этот удивительный нежный свет.



Я понятия не имею, как «мехвод» Бурунчик нашел Маурицио в ночи и как вообще догадался, по какому курсу плыть в открытом океане, не имея карт, компаса, лоции и даже звездных ориентиров. Возможно, водные элементали все это чувствуют интуитивно. Если это действительно так – мой глубочайший респект водным братьям по разуму!

Но факт остается фактом: рано утром «Серебристая стрела» причалила к пирсу нужного нам городка на Сиреневом побережье. Местные рыбаки бросали снасти, сети и даже рыбу, чтобы поглазеть на удивительное железное судно, какого они никогда в жизни не видели.

Когда я ощутил под ногами твердь причала, у меня возникло устойчивое чувство дежавю. Все то, что я видел сейчас, один в один совпадало с тем, что я увидел ранее в картине Майи. Пейзаж хотя и был написан сто лет назад, но за это время прибрежный городок ничуть не изменился. Передо мной предстали все те же холмистые склоны, усыпанные деревьями с сиреневыми цветами, утопающие в этом сиреневом море аккуратные домики под зелеными крышами и огромное количество ухоженных цветников, взращенных заботливыми руками местных домохозяек.

Даже люди, населяющие Маурицио, были такие же – открытые, общительные и очень любопытные. Впрочем, повода удовлетворить любопытство мы горожанам не давали – покупать нам ничего не нужно было, местные новости нас не интересовали, а дорогу мы теперь уже и сами знали.

Пока мы с Оэллис поднимались по узким улочкам к дому художницы, я невольно вспоминал то, что вчера было между нами. Такого в моей жизни точно никогда не случалось! После бурной ночи, проведенной в постели с водной волшебницей, я проснулся словно заново рожденным! И теперь мне просто хотелось жить и вдыхать эту жизнь полной грудью!

Надеюсь, ей тоже понравилось… Впрочем, чаровница со стажем была способна умело скрывать свои эмоции, когда этого хотела. И теперь, прекрасно понимая, какие чувства до сих пор бурлят во мне, Оэллис лишь изредка скашивала на меня озорной взгляд и снисходительно улыбалась – чуть-чуть, самым краешком рта. Но так, чтобы я это обязательно видел.

Ладно-ладно… Признаю, что первый раунд нашей любовной битвы я проиграл по всем статьям. Но реванш точно будет за мной! Впрочем, кого я обманываю – у этой черноглазой дивы такой огромный опыт в части разбивания сердец, что мне с нею никогда не сравниться. Даже и пытаться не буду.

Вот и он – тот самый дом, ради которого мы проделали весь этот долгий путь. Дом, где когда-то жила Майя, и который теперь навсегда будет связан с ее именем. По прошествии лет этот особнячок тоже ничуть не изменился – все тот же балкончик, беседка в кустах жасмина, цветочный дворик. Даже кованая железная калитка с молоточком все та же. Почти. Сейчас на ней висела овальная табличка с чеканным профилем великой художницы, который теперь известен во всех уголках этой вселенной.

На стук в калитку отозвался низенький полный лысоватый мужчина с одышкой – то ли привратник, то ли камердинер. А может, то и другое сразу.

– Проходите в сад, уважаемые гости, – поклонившись, произнес толстячок. – Домашний музей Майи Гаури почти готов распахнуть вам свои двери. Еще немного хозяйственных забот, и мы уже совсем откроемся. А пока вы можете выпить чашечку утреннего латте с нашим экскурсоводом.

Мы обогнули дом по брусчатой дорожке, обрамленной вездесущими мимозами, ориентируясь на пряный кофейный запах и на звуки гитары, негромко наигрывавшей аккорды той самой песни, что привела нас сюда. Очень интересно, кто же там может быть?

– О, святая вода! – восторженно ахнула Оэллис, которая вошла в беседку первой, да так и застыла на входе, словно сраженная молнией. – Улисс, вы ли это? Глазам своим не верю! Вы еще живы?!

– Исключительно заботами его сиятельства, душенька, – ответил по-старчески надтреснутый, но живой и бодрый голос из затененной глубины беседки. – И я тоже очень рад вас видеть, госпожа Оэллис. Я правильно понимаю: тот молодой человек, что сейчас мнется у вас за спиной, это – он?

– Совершенно верно! У нашего Повелителя все получилось! Правда он, как и предполагалось, ничего не помнит из своей прошлой жизни, но это нормально. Позвольте, я вас представлю…

– Глупости какие! Я сам представлюсь! Я хоть и охромел на старости лет, но на ногах стоять еще не разучился! Ну пропустите же меня…

Я отступил на пару шагов, пристально вглядываясь в человека, который, опираясь на трость, вышел из беседки. Это был элегантно одетый сухопарый мужчина с пегой, аккуратно стриженной бородкой, гармонично сочетающейся с такими же усами, и с цепкими пронзительными глазами, скрывающимися за блеском очков в дорогой оправе, – этакий донжуан на пенсии, если дать точную и краткую характеристику. А еще этот господин чем-то напомнил мне всесоюзного старосту Калинина – был такой известный деятель в нашей советской истории.

– Маркиз Улисс дель Лидера Монтеграсио, канцлер Дипломатического корпуса вашего сиятельства и второй министр правительства Благодати – в отставке, – четко и уверенно произнес старик. Да, собственно, почему старик? Просто мужчина в солидном возрасте – ветеран госслужбы, если уж на то пошло.