Фея

Миша заткнул меня поцелуем, притянув к себе ближе за талию. Буквально впечатал меня в своё мускулистое тело. Провёл языком по моей нижней губе, прикусив её и оттянув зубами. Я ответила на поцелуй, приоткрыв рот, позволяя его языку коснуться моего. Руки парня скользили по моему телу слишком медленно и еле ощутимо. Дразнит, однозначно. Я коснулась пальцами его скул, очерчивая их и спускаясь по шее вниз. Я надавливала на его кожу пальцами, легонько царапая ногтями. В помещении становилось жарко, душно. Я трепетала в его руках, придвигаясь ещё ближе, теснее, вжимаясь в мускулистое тело парня. Его губы и язык вызывали во мне бурю, шторм, параллельно успокаивая и лаская меня, как тихое, спокойное море.

Мы оторвались друг от друга, тяжело дыша и упершись лбами. Мои руки покоились на его плечах, надавливая пальцами на мышцы, его — на моих рёбрах, стискивая их почти до хруста.

Желание накатило новой волной, вызывая мелкую дрожь по всему телу, когда Смирнов подхватил меня за ягодицы и усадил на обеденный стол, который был слишком большим для ужина на двоих. Ударившись о поверхность стола, я притянула к себе парня за шею, впившись в его губы жадным, влажным поцелуем. Баскетболист был моим лекарством, спасением от одиночества и самокопания. С ним я ощущала себя живой, счастливой и любимой.

Пальцы пробрались под его футболку, ухватившись за края кромки, и потянули её наверх. Я возбуждалась только от одного такого поцелуя, что там говорить. Смирнов скинул футболку на пол и принялся за ширинку моих брюк. Как только брюки перестали быть преградой, полетели вслед за его футболкой. Руки капитана еле ощутимо гладили мои ноги, поднимаясь от колен до бедренной косточки. Внизу живота пекло от безумного желания ощутить этого парня в себе.

Миша попытался расстегнуть нижние кнопки боди. Несколько секунд у него ничего не получалось, и шатен зарычал от досады. Усмехнувшись, я помогла ему, легко расстегнув кнопки. Царапая ногтями мышцы его пресса, груди, я хотела взять инициативу в свои руки, попытавшись слезть со стола. Миша преградил меня путь, опуская спиной на холодную столешницу, параллельно целуя меня в шею. Его язык вырисовывал узоры на моей коже, спускаясь до ключиц и плеч. Парень задрал моё боди, подняв мои руки над головой и закрывая глаза тканью.

Я прогнулась в пояснице, когда Миша расстегнул застёжку и лямки лифчика. Я услышала, как верх моего белья упал на пол. Я дрожала от нетерпения, глотала ртом воздух. Ощущения неизвестности и возбуждения — ядерная смесь. Я ахнула, когда парень обхватил ртом правый сосок. Чувствовала влажный язык, вырисовывавший круги и волны вокруг ореола соска. Баскетболист оставлял свои метки, обозначая, что я — только его, до боли посасывая, кусая и зализывая кожу на моей груди. Меня словно ударило током, когда его вторая рука накрыла левую грудь.

Наигравшись с одним соском, провёл влажную дорожку из поцелуев к другой груди, обхватывая губами второй набухший сосок, слегка царапая зубами, вызывая во мне бурю эмоций и новую волну удовольствия. Я заёрзала на столе в нетерпении, поэтому Смирнов крепко ухватил меня за бёдра, тем самым мешая извиваться и подчиняя себя ему. Я разочарованно вздохнула, когда Миша оторвался от моей груди и спустился к рёбрам, животу, практически касаясь губами кожи.

Я поняла, что капитан расстегнул ремень и спустил джинсы, когда услышала лязг бляшки, упавшей к его ногам. Шатен снял с меня трусы медленным и лёгким движением и ввёл в меня один палец, а спустя пару мгновений вытащил его, прыснув от смеха. Меня это разозлило.

— Ири, ты такая влажная, — его бархатный голос заполнил кухню, я услышала, как баскетболист облизнул палец, выдыхая, словно от удовольствия. Издевался, Смирнов определённо издевался надо мной, оттягивая момент. Я зашевелилась, но Миша навалился на меня, не разрешая никак ёрзать и вырываться.

Мне безумно хотелось касаться его тела руками, смотреть на него в свете закатного солнца, упиваться моментом близости, на который я так давно не могла решиться. Я резко стянула с себя боди и куда-то швырнула, тяжело дыша.

— Хватит издеваться, — твёрдо сказала я, смотря ему в глаза.

Я видела, как баскетболист открывает блестящую обёртку, раскатывает резинку и резко входит в меня. Я вскрикнула от непривычных и болезненных ощущений. Ногти впились в его плечи, оставляя красные полосы на его смуглой коже. Миша резко входил в меня с рычанием, изредка оставляя засосы на шее и груди, плечах. Я крепче сжала его плечи пальцами, закатывая глаза от наслаждения, сменившего неприятные ощущения.

— Сильнее, — простонал Миша мне в губы, оставляя поцелуй на подбородке.

— Что? — я не совсем поняла, что он имел в виду.

— Ногтями сильнее.

Парень двигался во мне быстро, жёстко, рвано, иногда полностью выходя. Он коснулся большим пальцем самой взрывной точки на моём теле. Я простонала, сильнее обхватывая его руками, когда Смирнов стал стимулировать клитор круговыми движениями. Достигнув пика наслаждения первая, я кончила, вдавливая ногти в грудь капитана. Через несколько секунд кончил Миша, свалившись на меня, тяжело дыша в моё плечо, легко целуя его, а потом выходя из меня.

Холодный воздух коснулся моей кожи, покрыв её мурашками. Я пыталась отдышаться и осознать, что всё то, что сейчас произошло — не сон, и намного лучше, чем я ожидала от близости после сексуального насилия. Медленно села на столе, ища глазами своё боди. Спрыгнув со стола, я подняла с пола одежду и натянула на себя молочный боди, застегнув кнопки. Мы убирались несколько минут, после я запустила кофемашину.

Несколько минут молчания давили на меня, словно эта близость — это последнее, что нас будет связывать. Но я ошиблась. Миша кинул футболку в корзину для грязного белья в ванной комнате и уселся на стул. Щёки его раскраснелись, дыхание постепенно приходило в норму, капельки пота стекали по его шее вниз, к мускулистой груди и дальше… Я закусила губу.

Разлив свежий кофе по чашкам, я добавила Мише сливок и насыпала сахара. Поставила чашки на стол и хотела обойти с другой стороны, но он нагло усадил меня к себе на колени и положил подбородок на моё плечо. Я сделала глоток. Серьёзный разговор, Ира, тебе нужно с ним поговорить.

— Я не знаю, как тебе об этом сказать, но, — я замялась, сделала ещё глоток крепкого кофе, — просто не могу подобрать слов. Пообещай мне, что ты не будешь злиться, сбегать, устраивать скандал, а выслушаешь меня, мою точку зрения и сделаешь выводы.

Мне показалось, баскетболист сжал меня ещё крепче в своих руках. Я не видела его выражения лица, но могла предположить, что он нахмурился, сжал губы в тонкую линию.

— Хорошо, даю слово не злиться и всё хорошенько обдумать.

— Твой отец… он… поведал мне историю о вашей семье, о тебе и твоей маме. Я понимаю, если ты разозлишься на меня или возненавидишь, но я просто хочу помочь тебе. Твоя мама жива, — я повернулась в мужских руках и посмотрела в карие, почти чёрные глаза Миши. Если бы я не сидела на его коленях, он бы встал и замельтешил по кухне, круша всё от злости. Сейчас он просто отвернулся, пряча оскал. — Я не пойму этого никогда, но тебе стоит поговорить с отцом. Он прятал твою мать, я это знаю. Просто пойми, что он такой человек.

— Такой человек? Какой человек? Высокомерный ублюдок, считающий, что обманывать родного сына и заставлять его сомневаться, жива ли она вообще, нормальным? Или эгоистичный собственник, заперший её где-то далеко отсюда, вроде отпустив, а вроде и нет? Что ты предлагаешь мне сделать? Понять его? Я никогда его не пойму!

Миша упрямо завертел головой в отрицании.

— Хотя бы встреться со своей мамой… и сестрой.





Встреча




Прошло несколько волнительных недель с примирения. Практически каждый день я приезжала домой к Смирновым. Актуальной темой для обсуждения был приезд Анны и Авроры. Что Миша, что Роман Евгеньевич постоянно нервничали, спрашивали совершенно разные и совершенно бессмысленные советы. Они оба суетились, растрачивая деньги на ветер. Я же решила им помочь.

Мебель в доме они решили почти всю менять. Правда, зачем — остается для меня большой загадкой. Я еле-как уговорила их не делать ремонт. Две свободные комнаты в особняке Смирновых были готовы к приезду двух дорогих им женщин. Я занималась уютом, всячески обустраивала это холостяцкое жилище.

Я не переехала, но почти жила в этом огромном особняке. Уборщиц, повара и дворецкого (да-да, и такой тут есть) я отпустила на несколько дней. Жаль, мажордома не удалось сплавить и половину охраны, но здесь был категорический запрет со стороны Роман Евгеньевича.

Я готовила одна всем мужчинам в этом доме. Было трудно, но приятно. Многие из охранников и даже мажордом подружились со мной, в перерывах мы вместе пили чай и кофе, разговаривали. Меня не посвящали в жизнь четы Смирновых и личные моменты Романа Евгеньевича, как бы я не пыталась разговорить его людей, мне этого не удавалось.

В особняке появился уют, запах еды с кухни часто пробуждал аппетит жителей и работников, дом стал выглядеть по-другому. Было тяжело, очень тяжело. Готовить каждый день на толпу мужиков, которые едят за огромную армию, было невыносимо. С посудой мне помогали Миша и посудомойка, которую я назвала Лялей. В этом скучном месте уже начинаешь сходить с ума и разговаривать с техникой, замечательно.

Анна и Аврора не приезжали долгое время. Анне отпуск не давали, а Аврора пыталась сдать экзамены. В их задержке также большую роль сыграла длительная выдача визы и проблемы с приездом. Почему-то двери на родину были закрыты. Я даже не знала, почему так получалось, но радовалась тому, что времени на подготовку к знакомству с близкими людьми моего парня и его отца будет больше.

Я не планировала с ними знакомиться (может, заочно), но Смирновы настояли. И ни одному из них я не могла отказать, как ни странно.


В день приезда Анны и Авроры я прийти не смогла, потому что торчала в университете несколько дней. Сдача экзаменов дала о себе знать. Отдыха мне никто не давал, а университет я еще не закончила, так что нужно возвращаться в свой привычный режим. Пора решать свои проблемы и готовиться к тому, о чем я долго мечтала. Мечтам свойственно сбываться, если делать к ним на встречу шаги.

С Сашей мы сегодня не увидимся. Все эти дни мы созванивались, переписывались в свободные минуты, но ни разу не виделись. У нее были свидания с Жорой, учеба, своя жизнь, у меня были свои проблемы, в которые я не посвящала подругу. Мы не отдалялись, общались как раньше, но я чувствовала, что у меня что-то уходит из-под носа. Что-то ускользает от моего взгляда, от меня, и мне это совершенно не нравилось. Я подумываю назначить встречу ей в каком-нибудь баре, провести время вдвоем, рассказать друг другу все. Ну или почти все…

Я пришла в университет за двадцать минут до начала первой пары. У меня сегодня стояли два экзамена подряд. Один по философии, который поставили вместо второй пары, и другой по истории русской литературы вместо третьей пары. К обоим я была готова, но нервничала, как будто ничего не учила и могла вывезти только за счёт логики и красивых глаз (хотя оба лектора — женщины, змеи еще те, не дай бог).

Пока я шла в триста седьмую аудиторию, думала о сегодняшнем вечере. Всю голову занимали мысли о Смирновых. О женщинах. Какие они? Мне казалось, что они обе высокомерные, с раздутым самомнением, особенно Аврора, жившая столько лет в Западной Республике, думаю, в относительной роскоши. Не успела я подумать о противоположном варианте их личностей, как столкнулась с какой-то блондинкой.

О, это была не просто блондинка. Буквально самая прославившаяся своими похождениями по чужим койкам, самая обсуждаемая личность университета — Столярова Кристина. И ладно бы, о ней отзывались положительно, так нет же! И ее, вероятно, вполне устраивает такое положение дел. Лишь бы обсуждали нашу звёздочку! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

— Чего уставилась? — вопросила я, бросая взгляд на свои наручные часы. Подняв на нее свой взгляд, я чуть не рассмеялась. Столярова опешила от моего вопроса: открывала и закрывала рот подобно рыбке, задыхаясь от возмущения.

— Думай, как ты разговариваешь! — негодовала неприятная мне особа. Почему-то ее голос больше не казался мне писклявым как раньше, да и, оглядев ее всю, я заметила, что она не была развратно одета или как-то вызывающе накрашена. Обычная девушка с приятной внешностью, волосами, заплетенными в косу, одетая в голубые свободные джинсы и черную водолазку. Отчего-то я больше не видела в ней тупую шлюху, но и забыть старые обиды не могла.

— Почему ты так выглядишь? — слова вырвались из меня прежде, чем я успела подумать о том, чтобы молча пройти мимо. Но уж слишком интересно она выглядела. Не так, как раньше. — С чего бы ты вдруг сменила свой гардероб стриптизерши на нормальную одежду? — да, Ира, ты не можешь быть более вежливой, хотя это же Столярова! Какая с ней вежливость, если она все время пыталась тебя унизить? Особенно на первом курсе.

— Не твое дело! — это было сказано тихо, но с такой злобой, что я чуть не поперхнулась, словно бы лгала ей прямо в глаза, а она знала настоящую правду.

— Эй, я не хотела тебя обидеть, — я опять сказала, не подумав, но почти не сожалела о том, что сказала, ведь я действительно не хотела ее задеть. Или хотела?

— Ну да, не хотела, ведь — чего же ты этого не говоришь? — меня жизнь и так обидела!

Кристина развернулась и собиралась уйти, но я среагировала быстрее и перехватила её руку, заставляя её смотреть мне в глаза.

— Думаешь, можешь вот так брать всё, что хочешь и потешаться надо мной? — ещё несколько слов, и она заплюёт меня ядом.

Я стиснула зубы, чувствуя, как всё закипает внутри. Я искренне не понимала, почему она так зла на меня. Первой мыслью была знакомая всем фамилия — Смирнов. Она за ним ухлестывала долгие годы, много раз спала, вроде как встречалась и выглядела рядом с ним так, будто выиграла конкурс красоты «мисс Неоновый Город». Я не знаю, может быть, она так показывала всем, что счастлива, но это было слишком наигранно, или я просто так видела.

А тут врываюсь я и отбираю у неё мужчину. Ну как «отбираю»? Сначала отдираю, как репейник, а потом оставляю у себя на тумбочке или всё время ношу в кармане. Ужасное сравнение, но другого не придумаешь. Но тут напрашивается следующий вопрос: был ли для нее этот мужчина чем-то большим, чем трофей и очередная награда? Был ли Миша, капитан баскетбольной команды университета, действительно тем, кем она дорожила больше всего?

— Слушай, я не буду извиняться и оправдываться перед тобой. Но, подумай, ты сама виновата в том, что отпустила его, так и не рассказав ему о своих чувствах, если они, конечно, у тебя были. И я тут не причем. Видимо, ты слишком поздно поняла себя и теперь винишь меня в этом. Я не хочу наживать себе врагов, даже таких, как ты, поверь, мне и своих проблем хватает, — я горько усмехнулась, отпуская ее запястье. Мне было ее жаль, когда я влюблялась в парня и понимала, что слишком поздно призналась самой себе в своих чувствах к нему, я терпела истерики, не могла саму себя выносить, ненавидела свое сердце, которое испытывало все чувства, но не обвиняла других девушек. Потому что они не имели никакого отношения ко мне. — Я была в похожей ситуации, но не уверена, что понимаю твои чувства. Знаешь, брат мне всегда говорил, что если ты не можешь быть с кем-то вместе, то это значит лишь то, что вы не подходите друг другу и что никогда не сможете подобрать ключи к вашим сердцам. Здесь ты думаешь о себе, — я показываю на ее голову, — а здесь, — я кладу свою ладонь ей на сердце и спустя несколько секунд убираю, — ты чувствуешь себя рядом с другими.

— Что это значит? — запинаясь, спросила Кристина, опустив взгляд на свою грудную клетку.

— Я хочу сказать, что ты сама выбираешь головой, как тебе себя вести, и выбираешь сердцем, как нужно вести себя с людьми, которые что-то значат для тебя. И как бы ты не пыталась обратить на себя внимание, придумывая хитроумные планы в своей голове, сердце бы сделало все совсем по-другому. А потом, при очередной неудаче, голова строила новые планы, хитрее и изощреннее предыдущих, а сердце разрывалось на части от того, что ты что-то где-то упускаешь, делаешь что-то не так. Дела сердечные потому и называются так.

— Я опустила руки, поняв, что не нравлюсь в откровенном виде ровным счетом никому. Да еще и бессмысленно вся эта затея с моими чувствами. Я скоро заключаю фиктивный брак, в моей жизни нет места любви. Прости, что я так себя повела, — она грустно улыбнулась и ушла в сторону своей аудитории. Я была удивлена таким откровениям. Ведь с чего бы ей делиться со мной своими проблемами? Мы не подруги, не сестры. Наверное, ей просто нужно было выговориться кому-то, чтобы не держать все в себе, отпустить и идти дальше.

Я улыбнулась одним уголком губ ей вслед и поспешила на лекцию.

***

Ту часть дня, когда должен был состояться ужин у Смирновых в честь их женщин, я вспоминаю с неким трепетом и волнением до сих пор. Я считала это большой честью. Для меня слишком много значило то, что Роман Евгеньевич посвящал меня в это дело, как бы я не отказывалась от ужина, я знала, что Анна хочет познакомиться со мной. Этого я боялась больше всего. Большинство влюбленных девушек боится познакомиться с родителями своего парня, особенно с матерью.

Я стояла напротив знакомых ворот и не решалась нажать на звонок. У меня есть пара часов на знакомство с Анной, а потом можно ехать к Саше, с которой я договорилась встретиться сегодня и выпить по коктейлю. Резко выдохнув, я мигом нажала на звонок и подошла к экрану, через который охранники просматривали посетителей. Роман Евгеньевич признавал такую меру безопасности и видимости территории, хотя как-то заикнулся, что хотел бы улучшить систему наблюдения и охраны.

Через пару минут я была в доме, мажордом помог мне раздеться и проводил меня до столовой, откуда доносились голоса. Я слышала женский смех, похожий на колокольчик (настолько неестественный, что мне стало плохо), бас Смирнова-старшего и обычные вопросы от прислуги, положенные в высшем обществе. Я чувствовала, что не вписываюсь в компанию, мне было ужасно неудобно, когда мажордом Алексей Юрьевич представил меня собравшимся прежде, чем я вошла, опустив глаза в пол, проклиная свой выбор в одежде (например, бордовую плотную юбку или плотные тёмные колготки).

Я смогла поднять глаза на Романа Евгеньевича, сидевшего напротив меня, когда мне подали рыбу под сливочным соусом и гренки. За столом царило молчание. Меня оно угнетало, а остальных, похоже, ничуть. Конечно, я не являлась членом их странной семейки, но я более-менее хорошо знала Мишу и его отца. А это уже какие-то соображения.

— Ира, правильно? — спросила Аврора, посмотрев на меня исподлобья. Я кивнула ей в ответ и отрезала кусочек от рыбы. Голод — не тетка, как говорится. — Вы давно знакомы с Мишей?

Она вроде бы не поставила меня в неловкое положение, но я немного стушевалась. Мне становилось очень неловко, когда я смотрела на него. В первые секунды хотелось все бросить, но потом я больше задумывалась о своих планах, тайнах и мечтах. У меня все получится, я уверена в этом, но…

— Да, еще со старшей школы. Мой брат и Миша дружат, так что довольно давно, — ответила я, прожевав и проглотив рыбу.

Ее взгляд буквально давил на меня, я не знала, куда от него деться или как его отразить. Кажется, мне это было не под силу, а потому я жалко капитулировала, опустив глаза в свою тарелку, дальше чувствуя кожей ее взгляд. Что-то было не так. Мне было не комфортно настолько, что внутри я вся сжалась. Анна поглядывала на меня обеспокоенно, явно не замечая того, что творилось между мной и ее дочерью.

— На кого ты учишься? — Анна посмотрела на меня довольно дружелюбно. У неё был добрый взгляд, но цену она явно себе знала. Мне всегда нравились такие женщины: они и из огня вытащат, и ничего никогда не попросят.

Голос ее был мягким, мелодичным и достаточно уверенным. Она была очень красива, но настолько естественна, что я удивлялась тому, как ей было легко общаться с мужем после стольких обид, недопонимания, ссор и размолвок. Даже после того, как она уехала и все равно находилась под куполом Романа Евгеньевича, она спокойно разговаривала с ним, улыбалась ему теплой улыбкой и смотрела своими добрыми глазами. Непременно, она — сильная женщина, достойная счастья и самого лучшего в жизни. Она не сдалась, она просто ждала. Порой, терпение вкупе со смирением — ключ ко всему. И я бы тоже хотела познать эту истину на себе.

— На филолога, — мягко ответила я на заданный вопрос и легко улыбнулась.

— Очень интересно, а кем планируешь работать? Учителем или каким-нибудь доктором наук?

— Я бы хотела в редакции работать или быть интервьюером, но не журналистом. Это мне по душе, — я сделала глоток вина и на секунду зажмурилась.

В области грудной клетки росла тревога. Внутренний голос кричал о том, что я — лгунья, что я бессовестная и эгоистичная, но разум охлаждал эмоции только тем, что другого выхода мне не найти. Единственный шанс, за который я хватаюсь, как за спасательный круг. Мне становилось нехорошо от понимания, что так я могу потерять всех в своей жизни. Риск очень большой, но мечта намного сильнее, особенно, когда ты находишься в шаге от ее исполнения.

— А хобби какие-нибудь есть? Может, чем-то увлекаешься? А то я слышала, что ты из учебы не вылезаешь, — она посмотрела на своего супруга и взяла бокал в руку.

— С детства увлекалась историей, искусством, культурой, сейчас интересуюсь модой и в принципе все, что с ней связано. Индустрия моды меня очень вдохновляет, — я подняла взгляд на Анну и встретилась с ее глазами, излучающими добро. Эта женщина казалась мне светлым существом в темной жизни этих мужчин.

— Моделью вы не станете, это уж точно! — язвительно заметила Аврора, пронзительно посмотрев на меня и пожав плечами. Обида от ее слов не возникла, но злость была на ее поведение. Почему она такая грубая?