Ферма

– Я часто видела таких, когда работала с ребятами из трастового фонда в «Кристис», – вставляет Бекка. – Они действительно небезопасны.

Джери демонстративно игнорирует эту реплику.

– Я чувствовала, наблюдая за восемьдесят второй, что беременность для нынешней клиентки не восполнит ее потребность в смысле жизни. Поэтому я предложила Мэй использовать дублершу. Кого-то, кто станет для восемьдесят второй «идеальной клиенткой». Кого-то, кто сделает для нее вынашивание ребенка значимым жизненным успехом.

Мэй прерывает ее:

– Очевидно, что дублерши клиенток не нужны для большинства хост. Но, учитывая важность ребенка, которого вынашивает восемьдесят вторая, и ее ищущую натуру, идея показалась мне стоящей. Это также обеспечит нам новый поток доходов, так как мы сможем взимать дополнительную плату за работу дублерш.

– Мы не были абсолютно уверены, что Трейси нам необходима. Она просто страховка, – подхватывает Джери.

Трейси сдавленно фыркает:

– Меня называли и худшими словами!

– В последнее время стало ясно, что дублерша необходима, – продолжает Мэй и рассказывает о сатирическом эссе «30 лучших вип-эмбрионов до 30 недель», найденном в онлайн-файлах восемьдесят второй, а также о ее просьбе пожертвовать свой бонус восемьдесят четвертой.

– Для меня желание отказаться от бонуса стало решающим фактором, – объясняет Джери. – Оно подразумевало: восемьдесят вторая чувствует, что вынашивание чужого ребенка не стало для нее достаточно значимым.

– Что ж, теперь она относится к нему совсем по-другому. Трейси сработала мастерски. Трейси, не хотите ли рассказать вкратце о вашем общении с восемьдесят второй, прежде чем мы начнем задавать вопросы? – спрашивает Мэй, глядя на часы.

– С радостью, – откликается Трейси и смотрит по очереди в глаза всем сидящим за столом, устанавливая зрительный контакт. – Хорошо, хорошо, Джери скачала мне всю информацию по Рейган. Извините, я хотела сказать, по восемьдесят второй. По всему получалось: она ищет чего-то. Вот я и подыграла. Дескать, начинала как аутсайдер, потом сама пробилась наверх. В общем, выдала все, что мы с Джери придумали во время подготовки.

– И как она отреагировала? – подгоняет ее Мэй.

– Она все проглотила. Я не шучу. А выставка? Это была фантастическая идея.

Бекка выпрямляется в кресле, сияя.

– Фотографии заставили восемьдесят вторую говорить о самых разных вещах. – Трейси качает головой. – Она хорошая девушка. Действительно хорошая.

– Все это очень важно, тем более при благоприятной биопсии. Нам удалось добиться, чтобы восемьдесят вторая почувствовала связь с матерью, даже привязанность к ней, и, следовательно, к ребенку.

Сидящие вокруг стола пришли в движение и закивали.

– А почему бы восемьдесят второй не познакомиться с настоящей клиенткой? Я имею в виду, у нее самой такая трогательная история жизни…

Это снова Бекка, изображающая белую ворону. Коллега любит плыть против течения. Но Мэй это одобряет. Она противница чересчур гладких дискуссий.

– Клиентка настаивает на анонимности, – огрызается Джери, не отрываясь от своего ноутбука.

Бекка, смущенная, опускает голову. Мэй мягко добавляет:

– Но даже если бы клиентка пожелала встретиться с восемьдесят второй, мы все равно предпочли бы дублершу. Наша клиентка не обладает даром межличностного общения. Она может показаться… холодной. Что, если между ней и восемьдесят второй не сложилось бы взаимопонимания? Дублер позволил нам использовать идею Джери для создания «искусственного клиента» с лучшими шансами на формирование реальной связи с хостой. Это была прекрасная возможность помочь восемьдесят второй по собственной воле сделать правильный выбор в пользу ребенка.

Сидящие вокруг стола снова кивают, особенно усердствует Бекка. Мэй призывает задавать Трейси вопросы. Тут же взлетает несколько рук. Трейси отвечает с апломбом. Она действительно профессионал. Мэй хотела бы когда-нибудь пригласить ее снова. Она считает, что использование дублерш – успешная стратегия. Еще одно позитивное событие. Его следует включить в новый отчет для Леона.

– Простите! – говорит Бекка, которая уже некоторое время ожидает возможности задать вопрос. – Госпожа Вашингтон, когда вы были в галерее… это была моя идея, до «Холлоуэя» я работала в сфере искусства… не могли бы вы пополней раскрыть, как фотографии Арбус помогли вам установить связь с нашей хостой?

Выгодный для Бекки вопрос, но вполне подходит, чтобы закончить собрание.

Трейси пару секунд молчит, собираясь с мыслями.

– Ну… на выставке, как я уже сказала, восемьдесят вторая открыла мне душу. Там была одна фотография, которая стала ключевой. Я знала, какую искать, ведь мы с Джери, готовясь, просмотрели все работы. На ней был изображен сидящий в постели карлик в шляпе. Восемьдесят вторая стояла рядом со мной, и я сказала ей: «Посмотри на этого парня. Он странный по любым меркам и все же так уверен в себе». Потом я сделала паузу, позволяя этой мысли дойти до восемьдесят второй, и через некоторое время стало очевидно, что та напряженно думает. После этого я призналась: «Мне потребовалось много времени, чтобы не чувствовать себя странной в Америке, и я все еще работаю над тем, чтобы достичь такой же уверенности в своих силах».

Трейси делает паузу, позволяя тишине в комнате созреть.

– И что же она ответила? – прерывает молчание восхищенная Бекка.

– Ну, она повернулась ко мне и произнесла, словно собираясь меня утешить: «Я думаю, быть неуверенной – нормально, если пытаешься сделать нечто правильное…» А потом я спросила ее: «А ты считаешь, что поступаешь правильно, Рейган?»

Трейси окидывает взглядом сидящих за столом, убеждаясь, что ее слушают внимательно. Бекка снова прижимает руку к груди. Даже Джери сидит как зачарованная. Или, по крайней мере, заинтригованная.

– И она мне ответила, совершенно серьезно: «Да, считаю».

Лицо Трейси расплывается в улыбке.

– Тогда я поняла: она с нами.





Ата





– Спасибо, Эллен.

Эллен смотрит в зеркальце и припудривает лоб.

– Знаю, ты занята…

Эллен смотрит в камеру, ее большие глаза заполняют экран телефона.

– Когда вернется его яя?

– Скоро. Она уже на обратном пути из больницы. Ее отец в стабильном состоянии. Всего-навсего небольшой сердечный приступ.

Голос Эллен становится жалобным. Она всегда была самой плаксивой из четырех, постоянно ныла, клянча печенье или туфли с витрины магазина.

– Ма, я должна встретиться с Гансом за обедом. Он датчанин! Ты знаешь Данию? Он улетает через несколько часов!

– Рой твой брат. – Ата старается скрыть раздражение. Эллен никогда не навещает Роя, это делает лишь Изабель, но Изабель работает, а Эллен свободна весь день. Раньше Эллен не была такой эгоисткой. У Аты есть опасения, что она избаловалась, потому что живет без матери, которая могла бы ее направлять, а также из-за денег, которые Ата продолжает ей высылать.

– Даже если я уйду до того, как вернется его яя, Рой будет в порядке. Как он может попасть в беду, просто сидя у себя дома? – ворчит Эллен, наблюдая за реакцией Аты, но та вежливо отводит глаза.

– Рой носит наушники? – спрашивает Ата, решив не ссориться с дочерью, хотя гнев пылает в ее сердце, как раскаленный уголь. – Они очень дорогие. Яя говорит, он не хочет их носить.

Эллен бросает взгляд в сторону, предположительно на Роя, и качает головой.

– Музыка способна ему помочь, – объясняет Ата. – Я читала статьи. Я много работаю, коплю деньги, чтобы привезти его сюда. Для лечения.

– Я тоже хочу поехать! Скопи деньги и для меня! Я привезу его в Нью-Йорк! – Эллен улыбается в камеру широченной улыбкой, на которую трудно не ответить такой же. Именно так она, должно быть, улыбается своим парням.

Проблема в том, что она слишком хорошенькая. Когда имеешь слишком красивые фигурку и личико, другие стороны твоей натуры начинают хромать.

Раздается звук открывающейся двери, и Эллен радостно объявляет, что прибыла сиделка. Дочь посылает Ате воздушный поцелуй и исчезает. Яя появляется на экране, извиняясь за то, что так внезапно ушла. Ата просит ее пододвинуть кресло Роя к ноутбуку и настроить камеру так, чтобы она могла его видеть. А кроме того, пора приготовить обед. Возможно, Рой голоден. Эллен готовить не умеет и, скорее всего, не накормила брата.

– Рой, посмотри в камеру, чтобы мама видела твои глаза.

Сын не отвечает, только продолжает смотреть прямо перед собой.

– Гуапо на гуапо![86] Ты так хорош собой! Но тебе нужно подстричься. Я скажу яе. Рой, ты видел, как приходила Эллен? – спрашивает Ата. – Она была так рада тебя видеть. Она не приходит чаще, потому что занята. Она постарается зайти еще раз. И, хиджо[87], ты должен носить наушники. Недолго, пока я не привезу тебя к здешним докторам. Я очень много работаю, чтобы ты смог приехать. Но кулинарный бизнес куда сложней, чем я думала.

Вокруг Роя, жужжа, летает какое-то насекомое. Ату так и подмывает прогнать его, но что она может сделать?

– Энджел кое-что придумала. Помнишь, я рассказывала тебе про Энджел? Ту, с рыжими волосами, что крутит с американцами? У Энджел есть клиентка. Она собирается в Диснейленд на рождественские каникулы. Помнишь, кто такой Дисней? Микки-Маус? Белоснежка? Разные сказки? В рождественские праздники в Диснейленде уйма народа. Очереди длиннющие, а дети у клиентки совсем маленькие. В Диснейленде продают специальные браслеты, которые позволяют проходить без очереди, но они очень дорогие. Клиентка Энджел умна. Она делает вид, что вместе с детьми сопровождает какого-нибудь парня вроде тебя, которого нанимает. Может, в инвалидном кресле, а может, немного заторможенного. Таким позволяется не стоять в очередях. Нанять кого-то в таком роде куда дешевле, чем покупать браслеты. Понимаешь?

Ата с надеждой глядит на сына. Теперь он повернулся в сторону и смотрит в направлении двери. Может, ему интересно, куда ушла Эллен. Он, поди, скучает по ней. Детьми они были очень близки, просто неразлейвода.

– Энджел спросит свою клиентку, нет ли специального агентства для таких инвалидов-сопровождающих. Кто знает, вдруг оно сможет помочь с визой? Возможно, тебя там наймут, когда ты приедешь в Америку. Диснейленд слишком далеко, а лечащие музыкой врачи работают в Массачусетсе. Думаю, ты сможешь найти работу в «Шести флагах»[88]. «Шесть флагов» то же, что Диснейленд, но ближе. Работа – это хорошо, она дает цель, смысл.

Рой рыгает.

– Рой! Когда ты так рыгаешь, надо говорить «извините». Так поступают вежливые люди.

Ата замолкает. Если агентство не поможет Рою с визой, как ее получить? Она вспоминает о Синтии, которая жила в общежитии в Квинсе много лет назад. На прошлой неделе она столкнулась с ней на Атлантик-авеню. Та рассказала, что Малруни – Синтия по прошествии стольких лет все еще работает на них – спонсируют ее старшего сына. Их адвокат спешно составляет ему заявление на грин-карту. Нужно успеть до того, как ему исполнится восемнадцать. Так проще иметь дело с Иммиграционным агентством.

У Аты много клиентов, которые ее уважают. Они шлют рождественские открытки, просят помочь найти новую няню и отправляют ей по электронной почте газетные статьи. Но у нее нет никого, даже отдаленно похожего на семейство Малруни. Она не работает на своих клиентов достаточно долго, чтобы они полюбили ее так же сильно. Настолько сильно, чтобы их любовь распространялась на ее детей.

На самом деле Ата советовала Синтии не оставаться у Малруни. Это было одиннадцать лет назад, и Синтии требовалось поддержать своих сыновей, оставшихся в Давао[89]. Малруни были друзьями клиентов Аты, и им нужна была няня. Ата порекомендовала Синтию. Когда Малруни попросили ее остаться после четырехмесячной работы с младенцами-близнецами, чтобы стать их постоянной няней, – оба родителя работали, причем мать зарабатывала больше, чем отец, – Ата посоветовала отказаться.

– Уход за младенцами оплачивается куда лучше, чем работа няни, имеющей дело с достаточно большими детьми!

Но Синтия предпочла одну семью, одну работу. Она не послушала Ату – и вот теперь воссоединится с сыном. И жить они будут в двухкомнатной квартире в Флашинге, которую Малруни помогли купить. Поначалу она не поверила Синтии – что же это за клиенты? Но мать близнецов получила важную работу. Теперь она большая шишка в банке на Уолл-стрит. Миссис Малруни так и сказала Синтии: «Мой успех стал возможен только потому, что каждое утро, когда я уходила на работу, и всякий раз, когда я оставалась допоздна в офисе, я не беспокоилась о своих детях, – то есть благодаря тебе».

Диос ко[90]. Уж и не знаю.

– Уж и не знаю, правильный ли я сделала выбор, – не думая, произносит вслух Ата и смотрит на Роя, который глядит в пространство, как будто ее не слышит. Она принимается объяснять: – Увы, большинство семей не похожи на Малруни. Помнишь, я рассказывала тебе о моей подруге Махалии? В течение семи лет она была няней в некой семье, а когда они переехали, то даже не выплатили ей выходное пособие!

Насекомое, которое вилось вокруг Роя, садится ему на щеку. Ата решает, что это, должно быть, мушка. Комар давно бы его укусил. Но ей не нравится видеть муху сидящей на лице сына, словно тот тарелка с едой.

– Хиджо, там муха… – бормочет Ата дрожащим голосом.

Рой, сделай что-нибудь.