Ферма

Джейн за всю жизнь били только один раз – это сделал сожитель матери с татуировкой в виде змеи, обвившейся вокруг лодыжек, – и чувства, испытанные ею тогда, были точно такими, как сейчас: удар, а за ним внезапная неспособность дышать.

– Энджел сказала, что сообщила детям Эвелин о серьезности ситуации. Им следует поторопиться, чтобы не опоздать.

– Но как это устроить? – тревожно спрашивает Джейн.

Медсестра ничего не понимает. Все не так просто. Им понадобятся визы. Деньги. А как быть с Роем?

– Вы имеете в виду инвалида? Энджел мне о нем рассказала. Бедняжка. Ну, он, наверное, останется дома, но Энджел говорит, дочери могут приехать. Ну, и другой сын…

Ярость охватывает Джейн. Зачем Энджел говорит все это, зная о трудностях? Если все так просто, почему сама Энджел не видела своих детей столько лет?

Или она пыталась защитить Ату? Оградить, даже в бессознательном состоянии, от жалости медсестры?

Джейн берет Ату за руку. Ее кости хрупкие, как у птицы. Ата действительно терпеть не могла, когда ее жалели. Так что Энджел поступила правильно.

– В любом случае, судя по тому, что мне рассказала Энджел, сын-инвалид все равно не поймет, что происходит с матерью, – говорит медсестра.

– Его зовут Рой, – возражает Джейн, но так тихо, что медсестра, похоже, не слышит. – Рой, а не «инвалид».

– У меня тоже есть сын, – произносит медсестра почти рассеянно.

Джейн гладит руку Аты.

– Ты еще молода, но поймешь, когда родишь сама, – продолжает медсестра, глядя на живот Джейн. – Нет большего кошмара для матери, чем оказаться неспособной защитить своего ребенка. Прежде чем потерять сознание, Эвелин постоянно твердила его имя. Рой то, Рой это. – Медсестра фыркает. – Сначала я было подумала, что она зовет мужа. Но Энджел рассказала мне о том бедолаге.

Джейн крепче сжимает руку Аты, словно та падает и лишь Джейн может ее поймать. Костлявые пальцы такие тонкие, что Джейн могла бы сломать их, если бы сжала сильнее.

Конечно, все дело в Рое. Что бы Ата ни делала, она делала для него. Стыд переполняет Джейн. Ей так совестно за себя, что начинает сосать под ложечкой.

– Родная, с тобой все в порядке? – озабоченно спрашивает медсестра.

Джейн ее не слышит. Она думает о том, сколько билетов на самолет сможет купить на свои сбережения, и задается вопросом, согласится ли госпожа Ю дать ей аванс.

Что-то огромное наваливается на грудь Джейн. Тяжесть горя и липкий стыд. Джейн кладет руки на кровать и опускает голову на грудь Аты. Она почти ожидает, что сейчас почувствует на своем лбу руку сестры, отводящую с него пряди волос. Ах, как часто она ругала Джейн за то, что та не стянула их в хвост на затылке, когда была беременна Амалией, и постоянно занимала по утрам туалет в общежитии из-за мучившей ее утренней тошноты.

Рука касается ее плеча, и на мгновение Джейн позволяет себе притвориться, что не чувствует этого. Затем она смотрит на медсестру.

– Я дам вам секундочку, чтобы вы могли пообщаться с сестрой, хорошо? Нажмите на кнопку, если я понадоблюсь.

Джейн прижимает руку Аты к своему лицу. Она так и не поблагодарила сестру за помощь с Амалией. Она не поблагодарила ее за слишком большое количество разных вещей.

– Мне очень жаль, – шепчет Джейн, а потом говорит громче, на случай если Ата каким-то образом может ее слышать: – И я понимаю. Ведь я тоже сделала бы для Мали все, что в моих силах.





Ата




Ата вспоминает лицо матери в окне их покосившегося дома. Звучит кашель отца. Раздаются слова: «Следуйте за тито[94] Джимми».

Ата видит своих сыновей. В помещении, полном людей, душно и жарко. Там несколько сотен человек – все мужчины, – и они сидят рядами вокруг приподнятого помоста. Сейчас вторник, разгар дня, разве они не должны работать?

Ата держит свои мысли при себе. Она пришла просить Джимми о помощи. Нелегко растить четверых детей в одиночку. А он преуспевает, вне всяких сомнений, получая кучу денег от таких людей, как эти.

Он всегда был добр к ней, даже когда другие родственники со стороны мужа от нее отвернулись.

Рой резко останавливается, так что Ата натыкается на него.

– Почему ты остановился, Рой? Иди, иди!

Ата не хочет терять Джимми из виду. Толпа такая густая, и в зале не место маленьким мальчикам. Или женщине.

Рой по-прежнему не двигается. Он отпрянул назад, словно пытаясь прильнуть к матери. Ата шлепает его и слегка подталкивает вперед.

– Ромуэло, помоги мне. Держи Роя за руку и следуй за своим тито!

Ромуэло тянет Роя за руку, Ата толкает его в спину, и они медленно, дюйм за дюймом, продвигаются вперед. В нескольких ярдах впереди мелькает голова Джимми. Повсюду Ата чувствует запахи мужчин – затхлость давно высохшего пота, вонь от сигаретного дыма, даже дух алкоголя, хотя пить еще рано. И везде она видит уставившиеся на нее глаза. Ата не льстит себе и хорошо знает: она далеко не красавица. Муж, прежде чем ее бросить, любил напоминать ей, как она некрасива. Но здесь, в этом зале, имеют значение только грудь, приподнимающая блузку, и кое-что между ног. Пока она продвигается вперед, тысячи глаз оценивающе скользят по ее телу. Она хватает Роя сзади за рубашку.

Джимми стоит у помоста, во втором ряду. Он ждет, когда Ата и мальчики подойдут, и приказывает мужчинам, сидящим неподалеку от него, подвинуться.


– Ты, ты, ты и ты? – рявкает он, указывая на каждого мужчину в отдельности и стремясь, чтобы Ата и ее сыновья его заметили. – Разве вы не видите леди? Разве не видите детей? Подвиньтесь сейчас же!

Мужчины бросают мрачные взгляды на Ату, но подчиняются. Джимми управляет всем залом. Во всех углах стоят его головорезы. Они готовы выпроводить любого, кто создает проблемы, после чего ему преподадут урок хороших манер, и все это знают. Ата пространно благодарит Джимми за места и велит мальчикам сказать спасибо их тито.

– Ерунда! Не каждый день меня навещают племянники, – посмеивается Джимми, достает из кармана толстую пачку денег и протягивает Ромуэло и Рою по пятьсот песо каждому.

– Для ставок, – подмигивает он Ате, и та краснеет.

Ей не хочется, чтобы мальчики играли в азартные игры. Возможно, этот порок у них в крови. Но она прикусывает язык.

Ромуэло, глядящий на дядю восхищенными глазами, так ошеломлен внезапным богатством, что обнимает Джимми, уткнувшись головой в его выпуклый живот. Джимми смеется, запрокинув голову и закрыв глаза – точно так же, как это делал муж Аты, когда хохотал вовсю. Ата задается вопросом, смеется ли он так сейчас с другой женщиной, избавившись от бремени, которое представляют собой Ата и дети?

Джимми ерошит волосы Ромуэло и велит ему сесть. Бой скоро начнется.

Они занимают свои места. Джимми садится рядом с проходом, ему так удобней разговаривать с мужчинами, которые к нему подходят. Ромуэло, сидящий рядом с Атой, ерзает от волнения. Рой сидит тихо, его глаза широко раскрыты и насторожены. Ромуэло засыпает Ату множеством вопросов. Это те самые петухи, которые были привязаны у крыльца дома Джимми? Можно ли оставить себе деньги, если петух, на которого он поставил, выиграет? Но Ата его игнорирует. Она ждет подходящего момента, чтобы поговорить с Джимми. Конечно, он поможет. В конце концов, он всегда был добр к ней.

– Итак, – произносит наконец Джимми, затягиваясь сигаретой, зажатой между двумя пальцами. Ата замечает, что ему нужно подстричь ногти. Они длинные и желтые. – Итак, мой брат тебя бросил.

Лицо Аты горит. Конечно, Мигель все рассказал брату. Когда-то они были близки, а семейный кризис может снова сблизить Джимми и ее бывшего мужа. Наверное, Мигель уже попросил Джимми о помощи. Скорее всего, для него было унизительно кланяться младшему брату, которого он так долго ни во что не ставил. Возможно, Мигель здесь, сидит где-то в этом большом зале, уже пьяный и готовый промотать все деньги, которые ему одолжил Джимми.

– Я уже знаю, Ата Эвелин. Несколько месяцев назад он позвонил, чтобы попросить денег. У него уже кончились те, которые он забрал у тебя.

Из уважения к Ате, сидящей перед ним, Джимми выпускает струю дыма из уголка рта.

– Он здесь?

Ата выплевывает эти слова, презирая себя даже за то, что спросила. Но она не видела мужа почти полгода.

– Он не разговаривает со мной с тех пор, как я отказался ему помочь. Давать ему деньги все равно что выбрасывать их. – Джимми пожимает плечами и бросает окурок на пол. – Но ты знаешь сама.

Ата опускает голову. В голосе Джимми неожиданно слышится нежность, которая ее ранит.

– К тому же, – продолжает Джимми, прикуривая новую сигарету от украшенной резьбой зажигалки, вынутой из кармана, – он думает, я теперь большой человек. Но он не знает, сколько денег нужно, чтобы заработать деньги. Он не знает, насколько прижимист мой босс.

У Аты замирает сердце. Ей не нравятся слова Джимми, тот как будто уже готовит оправдания для отказа.

– Без мужа мне приходится очень тяжело. Я работаю, но это непросто с четырьмя детьми, – начинает Ата.

Джимми щурится, словно пытаясь разглядеть кого-то вдалеке. Ата продолжает, не зная, как еще поступить:

– Я… я прошу вас немного помочь. Я сама чувствую себя неловко. Я делаю это лишь ради детей. Ваших племянниц. Ваших племянников…

– Да, но, Ата Эвелин, разве ты не знаешь, что я помолвлен? Моя невеста хочет много детей! – Джимми оскаливает в ухмылке острые зубы, и те делают его похожим на волка.

– Я этого не знала. Поздравляю вас обоих, – удрученно бормочет Ата.

– Я дам тебе немного денег сейчас. Конечно, конечно. Мы же семья! Но я не могу взять на себя больших обязательств теперь, когда должен беречь деньги для собственной семьи. – Он достает из кармана толстую пачку купюр и начинает отсчитывать их, заговорщически наклонясь к Ате: – И мой бизнес выглядит более прибыльным, чем он есть на самом деле. Выручка не всегда определяется размером толпы.

Стыд наполняет Ату, но она улыбается слабой улыбкой. Джимми не должен почувствовать разочарования. Она берет банкноты, которые он сунул ей в ладонь, подумывает, не швырнуть ли их в его волчью морду, но вместо этого открывает сумочку и кладет деньги в боковой карман.

– Спасибо, Джимми.

Внезапно толпа издает рев. Джимми вскакивает на ноги, и Ромуэло вместе с ним. Рой хватает ладонь Аты. Принесли первых двух петухов, и теперь они находятся на противоположных сторонах помоста.

– Так который станет победителем, а? – спрашивает Джимми мальчиков.

Ата вспоминает о петухе в доме своего детства. Ах, как он расхаживал по грязи, выпятив грудь. У него были злые желтые глаза, грязные коричневые перья, и он был бесспорным королем своего ничем не примечательного двора.

– Мы прикрепляем бритвенные лезвия к их когтям, – отвечает Джимми на вопрос Ромуэло, который взволнованно расспрашивает своего дядю о разворачивающемся перед ним зрелище.

Рой сидит, съежившись, в кресле и наблюдает за происходящим сквозь растопыренные пальцы.

– Крови совсем немного, – замечает Джимми, пренебрежительно глядя на Роя. – Это неотъемлемая часть боя.

Один из петухов пронзительно кричит, расправляя крылья – серовато-черные перья в резком свете верхних ламп неизъяснимо великолепны, – и хлопает ими в воздухе. На мгновение Ате кажется, что он взлетит и будет подниматься все выше и выше, пока не окажется вне досягаемости шума беснующейся толпы. Но птицу рывком возвращает на место хозяин, человек в бейсболке и безрукавке, потому что бой еще не начался.



– Амалия! – произносит женский голос, доносящийся издалека, с другого края долины.

Ата пытается открыть глаза, чтобы увидеть, кто такая эта Амалия, но веки такие тяжелые. Ее тело тоже тяжелое, как будто наполнено песком.

Поможет ли им Джимми?