Ферма

– Ата, – говорит голос, и Ата чувствует, как что-то мягкое и влажное тычется ей в руку.

Мокрый собачий нос.

Но кто позволил Бланке забраться в кровать? Маме это не понравится! Она не любит, когда Бланка приходит в дом. Она сторожевая собака. Мама рассердится.

– Она все время звала его, – говорит другой голос, но его трудно расслышать из-за плача ребенка.

Эллен обычно не плачет так тихо. Значит, она проголодалась.

Ата устала. Ее ноги не двигаются. Но потихоньку надо начинать готовить еду. Кто-то шикает на Эллен. Кто-то ее успокаивает.

– Все в порядке. Все будет хорошо, – говорит голос.

Изабель? Изабель знает, как утешить. Вот почему она хорошая медсестра.

Белый петух был весь в крови, но не прекращал драться. Обе птицы парили, словно подвешенные на веревочках, их крылья были широко расправлены, перья на головах взъерошены, желтые глаза полны ненависти. Белый петух прыгнул быстро, как молния. На фоне черных перьев блеснуло что-то алое, и Рой начал кричать. Он не останавливался, только закрывал уши руками и кричал, кричал, кричал.

– Выведи его, он мешает! – приказал Джимми, хотя весь зал был наполнен ревом беснующейся толпы.

Ата торопливо вела Роя по проходу, толкаясь и получая тычки. Сын выронил из рук деньги, которые ему дал Джимми, и она ползала на коленях, чтобы их собрать. Казалось, что-то стучит у нее в голове. Ромуэло, завороженный боем, остался в зале с Джимми и, разинув рот, следил за происходящим. Рой, казалось, потерял дар речи. Даже снаружи, на солнце и в относительной тишине, мальчик, съежившись, продолжал плакать, причем совершенно беззвучно.

– Они всегда ненавидели друг друга или их этому научили? – спросил Рой позже, когда они вернулись домой и его брат уже спал рядом, сжимая в руке выигрыш.

Ате не удается вспомнить звук его голоса.

Интересно, яя занимается с ним музыкальной терапией? Зачем платить этой женщине, если она не делает того, что ей говорят?

Ата попросит о помощи миссис Картер. Они давно не виделись, но миссис Картер добрая. Ата, спрятав гордость, подойдет к ней на полусогнутых ногах, сложив ладони, и будет умолять о милости. Пожалуйста, найдите врача для моего сына.

– Прости меня. Прости меня, Ата.

На щеке Ата чувствует что-то теплое. Бланка опять на кровати, вероятно, нанесла блох. Ата пытается ее оттолкнуть, прежде чем мама заметит незваную гостью, но слишком слаба, чтобы поднять руку.





Мэй




Мэй кладет свой планшет на диван среди груды вещей Амалии – дешевых, пластмассовых, сделанных в Китае игрушек, головоломок и кукол, которые сломаются через несколько недель и в конечном итоге проведут на свалке, не разлагаясь, следующие несколько тысячелетий, – и пытается игнорировать сосущее ощущение под ложечкой. Она подумывает позвонить Итану, просто чтобы услышать его успокаивающий голос, но вместо этого решает сделать несколько дыхательных упражнений. Ей нужно освежить голову. Она берет в руки планшет, открывает «Дзен в десяти уроках», ее любимое приложение для медитации, и выбирает «Сосредоточенность и ясность (десять минут)».

Мэй закрывает глаза, стараясь не обращать внимания на пот, скапливающийся под мышками. В квартире Джейн невыносимо жарко. Кондиционер есть только в спальне. Мэй делает вдох, потом второй. Она на полпути к своему третьему очищающему вдоху, когда ее планшет издает звуковой сигнал.

Пришло письмо от неизвестного Мэй отправителя. Строка темы гласит: «Вы найдете это интересным, госпожа Мэй!»

Обычно Мэй подобное удаляет. Ее последний ноутбук заразился компьютерным вирусом, когда она открыла письмо, замаскированное под присланное подругой сообщение о рождении дочери. Но что, если это сообщение от Джейн или от человека, убедившего ее сбежать?

Палец Мэй нависает над планшетом и наконец опускается. В самом письме нет ни строчки, но зато во вложении помещено видео. Она его открывает.

Сначала появляется лишь световое пятно, края колеблются, как вода. Потом небо, безжалостно голубое, и линия деревьев, почти кричащих своей зеленью. Скошенное поле, сельская изгородь за прудом.

Почему эта сцена, идиллическая по любому определению, вызывает скорее предчувствие беды, чем умиротворенность, Мэй не знает. Вероятно, это трюк камеры. Или, быть может, Мэй просто ощущает это, зная намерение человека, приславшего видео. Оно служит неявным предупреждением.

Покрытое травой поле превращается в крупный план бассейна. Солнце отражается от его поверхности, оно разбивается на мелкие брызги, словно осколки стекла. На ослепительном фоне вырисовываются силуэты. Руки подняты, напоминая что-то вроде приветствия солнцу. По мере движения камеры их очертания уступают место телам, плоть вспучивается выпуклостями животов, шаровидными грудями, приплюснутыми синей лайкрой. Жировые отложения подрагивают на темной приподнятой руке, блестящей от воды. Следуют прерывистые крупные планы. Лица хост, лишенные всякого выражения. Тела двигаются в унисон, как марионетки, – в чем, как знает Мэй, и заключается весь смысл. Потом, как и ожидала Мэй, камера мгновенно перескакивает на инструктора. Конечно, это Дженни, ведь из всех инструкторов по фитнесу у нее самая арийская, почти до смешного, внешность. Дженни сверхъестественно высокая, гибкая и, главное, светлокожая, даже когда ее поджаривает солнце, а ее волосы белые, невероятно тонкие. Солнечный свет делает из них паутинку. Ну в точности как у той студентки из их сестринства в колледже, которая заставляла Мэй чувствовать себя цветной.

Мэй признает, что следующий кадр прекрасен, хотя он действует как удар молотком по голове. Дженни стоит на приподнятой платформе, используемой инструкторами, чтобы девушки в бассейне могли хорошо их видеть и следить за движениями. Ее руки распростерты, она купается в золотом сиянии заходящего солнца и словно сама светится. Ее кожа настолько гладкая, что хочется протереть ее мягкой тканью, чтобы усилить блеск. Ниже ее беременные. Конечно же, это группа, где все женщины черные или цветные – они выглядят жалкими темными обломками кораблекрушения, качающимися на неподвижной воде.

Оператор переходит к съемке внутри помещения, теперь черно-белой, показывая раздевалку бассейна. Освещение плохое, или, скорее всего, тот, кто снимал видео, представил все так, словно в ней темно, и лица женщин почти неразличимы. Они все в разной степени раздеты. Груди, похожие на вымя, толстые зады, животы, усеянные растяжками. Ролик вызывает ощущение клаустрофобии – скот в загоне, интернированные беременные женщины во время войны, – что неправда, злонамеренное искажение действительности. Настоящая раздевалка прекрасна. Побеленные стены, блестящие светильники из нержавеющей стали, большие окна в потолке. Но вы ни за что не догадаетесь об этом из той ненатуральной игры со светотенью, которую Мэй наблюдает на своем планшете.

Внезапно на экране материализуется надпись «Золотые дубы», сделанная бледно-зеленым с завитками шрифтом, наложенным на монтаж черно-белых кадров (лежаки, ряды замерших на них хост с задранными рубашками, на голых животах прикреплены приборы «Утерозвука», похожие на больших плотоядных слизней – эмоционально сильные картины). Надпись «Золотые дубы» становится черной, и названия различных веб-сайтов, блогов, социальных сетей и известных новостных организаций прокручиваются по экрану одно за другим.

Этот фильм – заряженный пистолет. Он разлетится по свету в мгновение ока.

И она потеряет контроль над ходом событий как раз в тот момент, когда проект «Макдональд» собирается встать на крыло.

Неужели это дело рук Рейган? Она знает силу образа. Кто мог ей помочь? Ведь кто-то же это отснял. Все записывающие устройства – телефоны, камеры, айпады – конфискуются, как только хосты приезжают в «Золотые дубы».

Чего они хотят?

Мэй пересылает клип Джери и Фионе. Затем она просит Ив настроить интернет-фильтр. Мэй хочет, чтобы ее как можно скорей информировали о любом упоминании «Золотых дубов» в интернете, блогосфере, социальных сетях и на Ютубе. Вообще где угодно.


Ведь если что-нибудь просочится до того, как она проинформирует Леона, до того, как она исполнит ожидания мадам Дэн, то Мэй крышка.

Планшет Мэй снова подает звуковой сигнал. Ее сердце глухо стучит. Но это всего лишь команда службы безопасности, приехавшая в общежитие в Квинсе. Джейн там нет. Они расспрашивают жильцов, но все нервничают. Кажется, думают, будто охранники присланы иммиграционной службой. Должны ли они сыграть на этих страхах – никого не обманывая, конечно, – чтобы добиться сотрудничества?

«Ответ отрицательный», – шлет Мэй эсэмэску, приказывая им стоять у входа и, если появится Джейн, только сообщить об этом.

Мэй перезапускает «Дзен в десяти уроках». Она внимает звучному голосу, льющемуся в ее уши, покорно расслабляя мышцы горла, а затем языка. Но непрошеные мысли продолжают вторгаться помимо ее воли.

Прошло уже больше трех часов с тех пор, как пропала Джейн, а поездка из «Золотых дубов» в город в плохой день занимает два с половиной часа. Ив сообщает, что шоссе Таконик пустое, а шоссе Рузвельта движется. Это не те пробки, которые могли бы задержать Джейн.

Так где же она?

В голове Мэй вспыхивают новые образы: Джейн слишком резко входит в один из крутых поворотов Таконика, теряя управление. Машина – хлипкая прокатная тачка – ударяется о каменную стену, осколки стекла рассыпаются по асфальту. В тело Джейн врезается рулевая колонка.

Мэй выдыхает и заставляет себя улыбнуться. Сам акт улыбки – Мэй где-то читала об этом – высвобождает эндорфины.

Еще один звонок. Это Леон требует новых сведений. Он отменил свою однодневную поездку на серфинг и теперь сидит в отеле в Маниле, ожидая новостей.

– Я надеюсь, ты потушишь этот пожар, Мэй, – сказал он, когда они разговаривали по телефону, и его голос был таким спокойным, что она испугалась.

Теперь Мэй уверена: Джейн сбежала из «Золотых дубов», желая найти дочь. Энджел, подруга Эвелин, объяснила Мэй, когда та появилась в квартире, что Эвелин была нездорова и Энджел помогала ухаживать за Амалией, пока ее подруга была прикована к постели. Эвелин упала в обморок пять дней назад, и ее срочно отправили на операцию. Энджел уклонялась от звонков и писем Джейн, потому что не хотела, чтобы та разволновалась и сделала что-то опрометчивое, ставящее под угрозу ее работу.

Что Джейн в конечном итоге и сделала.

А это значит, Джейн просто рискнула всем из-за ужасного недоразумения.

Мэй начинает печатать, не обращая внимания на тяжесть в животе. Самое лучшее, что она может сделать для всех, это не дать Леону совершить какую-нибудь глупость – например, позвонить мадам Дэн или вызвать полицию, – пока она не поговорит с Джейн.

Мэй сообщает Леону, что 84-я покинула «Золотые дубы» в попытке помочь в семейной чрезвычайной ситуации и не представляет угрозы для ребенка мадам Дэн. По словам Мэй, Джери помогла узнать, как надавить на 84-ю, чтобы заставить ее вернуться в «Золотые дубы» без применения силы. Затем Мэй излагает наихудший сценарий, прежде чем Леон догадается сам попросить об этом. Она напоминает, что восемь жизнеспособных эмбрионов Дэн были имплантированы восьми хостам под номерами 70, 72, 74, 76, 78, 80, 82 и 84. Менее жизнеспособный эмбрион был имплантирован 96-й. У трех (70, 72, 76) беременность самопроизвольно прервалась в течение первых трех недель после имплантации. У 74-й и 78-й случились выкидыши на четвертой и пятой неделях соответственно. Беременность 80-й была прервана из-за трисомии. Хотя показатель успеха до сих пор был разочаровывающим, Мэй считает, что он показал мадам Дэн чрезвычайно острые проблемы, с которыми сталкиваются «Золотые дубы» в попытках довести беременность до требуемого срока, учитывая возраст яйцеклеток Дэн и спермы ее мужа на момент оплодотворения.

Если дела с 84-й пойдут наперекосяк и произойдет наихудший сценарий, – чего, как Мэй старается подчеркнуть в своем отчете, она не ожидает, – у Дэн все равно остается плод, вынашиваемый 82-й, а также потенциально жизнеспособный плод у 96-й. Кроме того, поскольку 82-я является премиальной хостой и потому, что плод, который она носит, мужского пола, результат все еще может оказаться очень благоприятным.

Ключевым моментом в наихудшем сценарии, печатает Мэй, превозмогая тяжесть в желудке, является возможность избежать обвинения в «грубой небрежности», запускающей механизм возврата доходов, оговоренный в контракте. Следует предусмотреть правильное обращение с его толкованием – подчеркивание недостаточной жизнеспособности плодов Дэн и преуменьшение, насколько это разрешено законом, любых связанных с ними проблем, которые могли привести к нарушению жизнеспособности плода. Юридический отдел в настоящее время изучает контракт, чтобы понять, насколько его толкование может быть расширено.

Мэй прилагает к отчету последние медицинские результаты по плоду 82-й из больницы, где находится Рейган, а также черновые подсчеты, говорящие о том, какие доходы они потеряют, если что-то случится с 84-й.

Леон отвечает в течение нескольких секунд: «82-й недостаточно. Нам нужна 84-я, и Дэн ее ждет».

Живот у Мэй снова сводит. Она замечает, что у нее дрожат руки, пытается перезапустить «Дзен в десяти уроках», но по какой-то причине приложение не открывается. Она заставляет себя сделать глубокий вдох.

Срочное сообщение от Хэла: «84-я подошла к дому».

Сердце Мэй замирает. Она пересылает сообщение Леону и Джери и встает, чтобы найти ванную комнату. Она так набита всяким хламом – стопками пеленок, рулонами туалетной бумаги, фритюрницей в коробке, – что трудно открыть дверь.

Мэй вздыхает и отодвигает коробки, чтобы освободить себе место перед раковиной. Она не может поверить, что люди живут вот так. Конечно, Эвелин не казалась такой неряшливой, когда Мэй проводила с ней собеседование перед тем, как взять ее на должность скаута.

Мэй моет руки, а потом брызгает водой на лицо, стараясь не размазать подводку, которая пока держится хорошо. Наклонившись к зеркалу, она пудрит лоб, чтобы убрать жирный блеск, и начинает красить губы.

Это новый цвет. «Восход солнца». Продавщица в магазине «Шанель» сказала, он подойдет.

Она думает использовать эту помаду в день свадьбы.





Джейн




Джейн, подходя к входной двери своего дома, чувствует, что Трой наблюдает за ней. Он припарковался перед пожарным гидрантом, двигатель выключен, окна опущены. Он сказал, что подождет ее, а потом они должны будут вернуться на ферму.

– Но не торопись. Ты заслуживаешь того, чтобы насладиться общением с дочерью, – сказал он почти нежно.

Глаза Джейн, конечно же, наполнились слезами. Трой держал в руке телефон с включенной камерой, даже не скрывая этого, но Джейн было все равно.

У Джейн нет ключей. На ферме их забрали в первый же день, вместе с мобильником и кошельком. «Для сохранности», – объяснили ей тогда. Джейн нажимает кнопку звонка своей квартиры и прислушивается к знакомому гудку. Следует долгое молчание, а потому Джейн с замиранием сердца поворачивается к машине и качает головой. Но Трой смотрит вниз, на свои колени. Вероятно, редактирует видео на телефоне.

Джейн снова нажимает на кнопку и наклоняется к переговорному устройству:

– Энджел, ты здесь? Это Джейн!

Раздается треск, за которым следует долгое гортанное гудение. Входная дверь со щелчком открывается. Джейн с облегчением входит в подъезд, вдыхая знакомый запах плесени и еды. До́ма.