Глазами волка

40


Это случилось девять ночей назад.

Лик карабкался вверх по холму. Лапы сводило судорогой. Он не рассчитал силы и бежал слишком быстро. Неосмотрительно, слишком неосмотрительно. Цивилизация и правда делает воина мягкотелым, притупляет зверскую остроту чувств.

Он уже возле стен Новой Столицы, в самом сердце владений Палака. Лик нёс царю важные вести. Да, брат убит… но ясно, что месть будет неотвратима.

Вокруг столицы – сады и возделанные огороды. Земледельцы не станут прятаться за городские стены.

Как же больно… Такая беспечность недопустима. Лик всё ещё на службе. На войне мелочей нет.

Над холмом поднималось зарево костров. Интересно, что происходит? Наверное, царь решил устроить полевые манёвры. С тех пор, как Гиппас стал советником, он постоянно что-то придумывает для войны. То гвардию увеличит на тридцать человек, то баллисты про запас строит. А ведь древние цари побеждали мидян не баллистами. а быстротой. Они отлично умели отступать и заманивать.

Если маневры и войско стоит, как в походе, это даже лучше. Лику вынесут сыра и чашку наваристой говящей похлёбки, как в древние времена. Потом царь выслушает его доклад. Обнимет, как равного, и прикажет трубить сбор. Он заставит Лика повторить рассказ, потом скажет, что сообщили другие посыльные. И объявит войну тем, кто посмел посягнуть на жизнь стражей Песчаных Мысов.

Эта война станет достойным испытанием всех новшеств, что появились вместе с Гиппасом. И Лик достойно проявит себя в этой войне.

…А вот и вершина холма. Сейчас он увидит новые стены и лагерь, такой же, как в северной крепости. Эти отсветы – они же от костров в Широком Овраге.

Лик играл там, ещё в те, казалось, давние времена, когда он был ребёнком, не знал метаморфоз и только мечтал, подобно отцу, оказаться каким-нибудь терионом.

Лик вскарабкался наверх – и увидел.

Шатры и правда стояли в просторной чаше оврага. Между ними – высокие, в человеческий рост, костры.

А между кострами – клетки. И в каждой клетке – по волку, медведю, степному льву… Он кажется, разглядел даже несколько барсуков, но в неверном свете костров мог перепутать их с лисами.

Никто не выл и не кричал. Видимо, они накричались уже достаточно, чтобы понять – не поможет.

Дальше, у большого шатра, стояла высокая коновязь с царской лентой. Рядом – несколько человек. С такого расстояния они казались не больше муравьёй. Палак, Гиппас, новый командир столичного гарнизона, ещё люди… Потом Лик разглядел и стражников. В серых маскировочных халатах и шапках они бесшумно вышагивали между клетками.

Лик скатился на другую сторону холма и затаился. Он не знал, что там готовится. Только успел прикинуть, сколько клеток в овраге. Он увидел, конечно, не все. Но даже того, что он видел, хватит, чтобы запереть всех терионов Новой Столицы.

Если они схватят Лика, то клетка найдётся и для него.

То чутьё, что идёт от земли и есть у всех зверей, включая человека, подсказывало ему главное. Там, за холмом, – смерть.

Он дышал и чувствовал, как сила возвращается в лапы. Поднялся. Попытался сделать вид, что он – случайный волк, который забрёл сюда по ошибке.

И побежал прочь.

По Новой Дороге.

В сторону вольного города Херсонеса.





41


– Я видел это сам, – закончил Лик, – А после принёс клятву. Можете ждать прихода Палака, если вам угодно. Я буду ждать, когда Палак придёт ко мне. Или сам к нему приду. Или побегу дальше, пусть за море, чтобы вернуться. Но клятву я дал.

– Точно дал? – спросил привратник, – Не обманываешь? Слишком у тебя всё складно.

Даже в алых отблесках кострах было заметно, что его лицо потемнело от ярости.

– Клятву я дал бессмертным богам, – произнёс Лик, – Перед ними и отвечаю. Говори что хочешь, клятву ты не отменишь. Если ты считаешь нечестивого Палака своим другом – я не возражаю, дружба – священна. Но не становись на моём пути к голове этого мерзавца! Иначе мне придётся раскрасить этот путь твоей кровью.

– Про Ольвию лучше расскажи, – напомнил Маэс.

Привратник отвернулся и начал смотреть во мрак..

– Палак уже захватил Ольвию, – произнёс Лик, – Как это случилось – не знаю.

Он умолк. Слова закончились.

– Ты в этом уверен? – спросили с другой стороны костра.

– Мне сказала Мелито. Клятв я не приносил, если что.


Снова начался ропот. Наконец, Маэс рявкнул:

– Если есть что спросить – спрашивайте. Если нет – нечего шептаться. Наша судьба здесь решается!

– А вот скажи, – заговорил всё тот же голос с неизвестно стороны, – Зачем Милето тебе это всё рассказала?

– Не знаю. Может, она просто хотела угостить меня вином.

– Она может угощать кого угодно, – отмахнулся Маэс, – Вино всё равно не её, а городское.

– Вино городское, а победа твоя, – напомнил Лик, – . Мы с тобой друзья, она хотела, чтобы это узнал и ты. А через тебя – все скифы, что живут в городе. Это как-то связано, я уверен.

– В болотах Ольвии живут пьяницы и развратники, – напомнил скиф с незнакомым выговором, – Поэтому город и пал. Вот увидите, скоро выяснится, что когда лазутчики Палака открывали ворота, стража Ольвии как всегда напилась неразбавленного вина и танцевали с бубенчиками.

– Кто бы с чем не танцевал, – сказал Маэс, – а во дворце Скила теперь новый хозяин. И у этого хозяина есть трофейные корабли и трофейные доки, чтобы построить новые. Теперь ему не нужен союз с меотийцами. Он как царь Ээт – стоит двумя ногами, на суше и море… Я понимаю, для многих из вас это радостная новость. Сегодня хочется прыгать, праздновать, грозить городским башням. Так вот – я это вам запрещаю. Ради моей безопасности и моего друга, неврийца по имени Лик. Он дал клятву не забывать того, что устроил Палак, и мстить ему, пока один из них не окажется мёртвым. Не забывайте и вы, что он сделал. Теперь у нас, вольных скифов, не осталось ни одного союзника.

Стало слышно, как ветки потрескивают в огне.

И пока царило молчание, Лик внимательно вглядывался в лица. Здесь неврийцы, немало ликантропов, но есть и скифы. Как много из них готовы пожертвовать чужими шкурами, если их сородичи окажутся у ворот? В осаждённом городе от волков толку немного, а царь Палак хорошо платит за рыжие головы.

Конечно, предательство уже было здесь. Среди самых отважных воинов в истории нашёлся предатель Эфиальт. А здесь – изгнанники, чужеземцы, может даже и рабы, что тайком выбрались из норы под покровом родной лунной ночи.

Зря Маэс попросил о помощи на публике. Из десяти собравшихся – девять думает, как помочь, а один – как потише и понезаметней передать Евдоксу весточку, что должник – здесь…

Но даже если предатели здесь и были, они не решались подавать вида. Слишком много здесь верных лап и зубов, пусть и невидимых.

Наконец, привратник заговорил снова:

– Я уверен, что ты собрал нас, чтобы оценить силы. Нас в городе столько, сколько нас есть. Ни одну голову сделать рыжей мы не можем.

– Не я собрал. Луна собрала.

– Давай, говори до конца. Что ты задумал?

– Я не знаю, что привело вас в Херсонес, – заговорил Маэс. Сейчас он выглядел строгим и спокойным – словно опять выходил на арену, – Я пришёл сюда за свободой. Я хотел жить так, как хочу. Когда-то и степные скифы были свободными, сами избирали военачальников и единственным, что отличало такого предводителя – это повязка на копье и личная доблесть. Сейчас всё иначе. Сарматы поработили северных скифов, а цари – южных. Херсонес – последний свободный город на нашей земле. Сейчас три царя собираются воевать против него. Каждый из них может набрать больше войск, жителей в городе. И ни один из этих царей нам, как оказалось, не друг. Да и зачем царям друзья? У них же есть подданные… Внутри города у нас тоже немало врагов. А друзей нет нигде. Моя честь не позволяет мне склониться под игом. И если наши враги могут раздавать красные колпаки, то мы не может ни одну голову сделать рыжей и ни один глаз – зелёным. Свобода – вот наш единственный друг. Я зову всех терионов, всех неврийцев, всех скифов и вообще всех, кому дорога свобода – уйти из города.

Привратник усмехнулся.

– Ты, похоже. у Арба-кифареда наслушался. Куда ты пойдёшь? Вокруг – степь, и эта степь – царская. Что ты там будешь есть? Зайцев ловить? Или, вместе с нашими обычными собратьями, будем устраивать набеги на овчарни?

– Я предлагаю основать свой город, – ответил Маэс, – Где-нибудь в Таврийских горах. Горные племена до сих пор не знают рабства.

Послышался удивлённый гомон.

– А с пленными они что делают? – осведомился уже знакомый неправильный голос.

– Приносят в жертву, разумеется. Подводят к алтарю – и дубиной по темени! – радостно сообщил Маэс, – Тавры не забыли, что смерть – лучше, чем унижение. Они будут только рады новым войнам и ремесленникам. У них же ничего нет в горах, кроме варёной полбы и леса, они даже виноград не выращивают и пьют простую воду. Вспомните галатов, вспомните гелопольцев! Важно сохранить нашу жизнь и свободу. Мы построим город, слишком небольшой, чтобы его найти и слишком бедный, чтобы его штурмовать. А потом, когда цари утомятся войной, мы вернёмся назад. И принесём в степь свободу. Ту самую скифскую волю, что сокрушила киммерийцев и восточных владык! Кто со мной? Я жду ответа.

– Я всегда с тобой, друг! – крикнул Лик.

Он не очень понимал, на что собирается пойти. Но звучало красиво.

Остальные переглядывались. Всем хотелось, никто не решался.

И тут они услышали мерные удары.

Кто-то упорно бил у них за спиной кулаком в дерево. Звучало, как барабан, только медленный и трухлявый.

Привратник поднялся и пошёл к воротам. Он шагал так устало, словно только что таскал камни.

Но перед воротами выпрямился. Прежний грозный вид вернулся к нему..

– Кто там? – грозно спросил привратник.

Ответом ему был хохот. Наглый, громкий, многоголосый.

Наконец, сквозь шум пробился молодой голос.

– Мы – ваша смерть! – произнёс это голос по-гераклейски, – Открывайте, давайте. Пора кончать с этим делом.





Глава 14. Осаждённые