Глазами волка

Направлений было по-прежнему мало. Ни одно из них не нравилось. Оставалось сидеть в сухой тени и выбирать наименьшее зло.

– У нас всё равно не получился бы город, – произнёс Лик, – Среди нас нет ни одной женщины.

Ему казалось, что он утешает.

– Кто знает, может появятся, – заметил Маэс, – Хотя… что женщины? Даже у птиц и настоящих волков есть гнёзды и норы. А человек – без места!

Теперь он лежал на спине и смотрел в небо, словно надеялся отыскать там потерянное отечество.

– Ты был знаменит, – отметил Лик.

– Так ещё хуже.

– Знаменитостям много прощают.

– Это да. Люди любят когда герой ещё хуже, чем они. Только вспомни, что рассказывают про Геракла, Ивика и всех прочих. Кто взлетает высоко, тот должен упасть – смачно, чтобы земля полетела.

– Видишь, нам будут рады.

– Не будут рады. Нас изгнало городское собрание. Если нам разрешат вернуться назад, будет официально признано, останется только в мраморе выбить – городское собрание неправо и люди, которые голосовали, были дураками. И вот такого дураки нам точно никогда не простят!

Лик думал, что делать. Конечно, женщин можно у кого-нибудь отобрать… пока есть силы. Но когда сил достаточно, отобрать можно вообще всё! А сил пока недостаточно.

Он почувствовал, что засыпает. Прикрыл глаза – и увидел белый, цвета золы, песок северных отмелей. Лик летел над Песчаными Мысами, как пущенная стрела, и ночной ветер пел в торчащих ушах.

Потом он оказался в царском дворце, что в Новой Столице. Стоял в боковой комнате и ждал, когда пригласят на аудиенцию.

Маэс и почему-то Авасий смотрят на него с надеждой через кованые решётки окна. Авасий – приятель ещё детских времён, когда Лик жил в Новой Столице. Этот парень уже в детстве был настолько невозмутимый, что не удивился, когда Лик оказался ликантропом. В этой невозмутимости было что-то от философов.

Если он ещё жив, надо познакомить его с Ихневмоном.

(Да, смутные времена наступают. Теперь не знаешь, кто жив, кто умер.)

Прежде к скифскому царю мог прийти любой – при условии, что он готов отдать жизнь за то, что будет сказано. Теперь церемоний стало больше. На аудиенцию приглашают по гонгу, и Лик должен явиться в парадном неврийском костюме.

Костюм этот примечателен. Мохнатая шапка из шкуры с волчьей головы, так что уши у него теперь настоящие. Торс обнажён, руки обнажены, мохнатая набедреная повязка и мохнатые муфты на руках из той же волчьей шкуры. Такие же мохнатые муфты на босых ногах.

Лик никогда прежде не видел такого наряда. Не очень ясно, как он поможет на северных болотах вокруг Змеиного моря, где либо шлёпаешь по грязи, либо по кочкам прыгаешь. Но откуда-то знает, что в костюме есть что-то гирканское и это нормально. В Гиркании тоже много волков и ликантропов.

Звучит гонг. Он звучит сразу и со всех сторон, словно все стены превратились в медь. Маэс и Авасий смотрят на Лика с надеждой.

Всё это ужасно сложно. Но надо действовать и воевать по обстоятельствам. Он, Лик, должен войти к царю и предупредить его насчёт простодушного принца Палака. Нельзя доверять магу Гиппарху, и нельзя оставлять престол человеку, который верит таким негодяям.

Лик зашагал к арке. Вышел в коридор, приблизился к квадратным колоннам тронного зала – и увидел, что не может войти.

Видимо, ответственный за церемонии что-то упустил. Настоящее огненное море полыхало между колоннами, клубы чёрного дыма заслонили вход в тронный зал. Даже если там кто-то был, они не видели, что Лик явился.

Юный невриец отступил на шаг назад. Он начал придумывать, как обойти эту неожиданную преграду. Должен быть другой способ, чтобы попасть в тронный зал.

Лик почти догадался, как это сделать – но тут заметил, что загорелась муфта на правой ноге. Огонь пока не ощущался, но языки пламени уже плясали возле голова колена. Когда он почувствует, будет поздно.

Лик принялся сбивать пламя. Огонь разгорался всё ярче, он ловко перепрыгнул на руки. Лик отступил ещё на шаг, и увидел, что правая нога тоже горит.

Каменные своды раскалились, он словно угодил в гигантскую печь. Удушливый жар дохнул в лицо. Лик с ужасом понял, в чём дело – загорелась шапка.

Надо было спасаться – но как? Смертоносный жар теперь со всех сторон.

Лик схватился за пылающую шкуру на голове, рванул её прочь – и его положение стало по-настоящему скверным.

Юный невриец перестарался. Вместе с шапкой он оторвал себе голову.

Теперь Лик смотрел снизу вверх и вверх ногами. Голова всё равно полыхала, волосы уже начинали тлеть, а ресницы моментально обуглились.

Лик дёрнулся, открыл глаза, вырываясь из тяжёлого смертоносного сна – и снова увидел таврийские горы. Здоровенный волк с репейником в шерсти карабкался к ним по едва заметной отвесной тропе.

Лик сразу опознал Анасагора, того самого привратника. Не по запаху, а по поступи и телосложению. Анасагор всегда оставался собой, обросший или необросший, и никакие метаморфозы его толком не меняли.

Анасагор тоже заметил, что Лик не спит. Наверное, по блеснувшим глазам.

Юный невриец толкнул локтём товарища в голый бок. Маэс возмущённо заворчал – он тоже успел задремать.

Анасагор подошёл к костру, тряхнул мордой – и начал прыгать, танцевать, чертить лапами. Это был танец волка, старинный способ обменяться знаками, не проходя метаморфозу.


Конечно, Анасагор знал только основные движения. А умел передать ещё меньше.

Но и этого было достаточно. Лик читал его танец и надежда расцветала в сердце, словно большой холодный цветок.

Тавры. Там, за рекой. Дозорные.

Надо же! Мы кого-то нашли!





58


Таврийский дозорный в высокой чёрной шапке и горохово-зелёном плаще был почти незаметен среди зарослей прибрежного склона. Безбородый, с тонким лицом и с деревянными браслетами на запястьях, он сидел ровно, как статуя. У ног лежало копьё – тонкое, острое, словно парадный жезл царя-басилевса.

Долгие часы ожидания не ослабили его бдительности. Лапы волка ступали совершенно бесшумно, но бока задевали ветки кустарников.

Дозорный ждал. Тридцать вдохов – и удалось разглядеть зверя. Серая спина то появляется, то пропадает в прогалинах между кустарников.

Он слишком большой даже для взрослого.

Ликантроп. Никаких сомнений. Разведывает.

Ликантропы часто встречаются среди тавров. Этому всё жестокая жизнь и близкородственные браки в маленьких поселениях.

Думать нечего. Это не друг. Друзья не подкрадываются.

Рука не глядя сжала копье. Глаза не отрываясь смотрели на териона. А ликантроп подбирался всё ближе и ближе.

Иногда в прогалине сверкали волчьи глаза. Зверь тоже заметил дозорного и прикидывал, как его обмануть. Он пока не знал, заметил ли его человек. И, даже если заметил, – что этот человек собирается сделать….

Раз! Бросок! Лёгкий дротик летит прямо в цель. Зверь с просто человеческой ловкостью ухитряется отскочить, так, что дротик лишь задевает шерсть на лапе.

Теперь никаких сомнений. Ликантроп!

Дозорный вскакивает, хватает дубинку, готов поднять тревогу или защищаться. И тут на него со спины словно обрушивается мешок с песком. Когтистые лапы впиваются в плечи, уши обдаёт жаром зубастой паси.

Пока он разглядывал склон, ещё один серый подкрался сзади…

Нет, не один! Их множество. Слева, справа – целая стая обступает поверженного человека.

Дозорный лежит на земле. Остроконечная скифская шапка скатилась с головы и рыжие с золотом кудри рассыпались по земле.

Волк, что прыгал сзади, стоит над ним, и держит зубы на горле. Руки и ноги свободны – но ясно, что челюсть сомкнётся раньше, чем ты успеешь пошевелить пальцем. Чего там – не успеешь даже крикнуть….

Поэтому на других постах не знают. Они уверены, что всё хорошо…

Солнце бьёт в глаза, смотреть по сторонам трудно. Но даже из такого положения видно, что морды у зверей – не совсем волчьи, а глаза – голубые и человеческие.

Следующие подошли уже в человеческом облике. Видно, что они выжидали чуть подальше, где их не разглядишь. Только сейчас, после удачного нападения, они вышли на открытое место.

Их было двое. Похоже, они здесь за вожаков. Волки расступались, освобождая тропу. Одеты… о, эта одежда.

Дозорный бывал в греческих городах – там, на рынке всегда можно продать непонятные трофеи. И он видел такую манеру одеваться на барельефах, где изображены герои древности. Набедренная повязка на обнажённом мускулистом теле, босые жилистые ноги, а в руках по хорошей дубинке.

Плечи уже обгорели, но ребята не чувствуют неудобств. Видимо, тоже ликантропы. Когда приближается полнолуние, им нужна как можно меньше одежды, чтобы не запутаться. В деревнях некоторые и вовсе разгуливали голыми, особенно молодые парни… Но воспоминания тут бесполезны. Те двое, что приближаются, важнее всех родных деревень вместе взятых.

Один, повыше и постарше, с огненно-рыжими волосами и весьма симпатичный. Второму лет шестнадцать, он ниже ростом, с длинными тонкими руками, его бешеные глаза так и сверкают. Лицо в тени от длинных волос, и их оттенок кажется темнее, чем у товарища.

Тот, что младше – а это был Лик – подошёл ближе и заглянул дозорному в лицо. Лицо спокойно, не изменив выражения, смотрело в ответ. Только левая щека чуть дёрнулась.

В тени пасти белела шея. Лик присмотрелся и мягко улыбнулся. Он хотел показать, что не враг пленнику.

Дозорный был девушкой.





59


Конечно, женщина-воин – явление редкое, но не удивительное. Их было много в древности, И даже сейчас бывает так, что скифки и сарматки идут в бой наравне с мужами. Конечно, у земледельцев это случается реже. Но севшие на землю скифы и сами не рвутся в бой, так что жёны им только подражают.