Год и один день

Они дошли до берегов Влтавы: из-за яркого солнца на ее воды, бегущие сквозь аккуратные проемы в каменной стене, ложились внушительные тени. Меган подняла камеру и засняла чаек, сидящих на деревянных балках плотины, и уток, весело покачивающихся на поверхности воды. Справа возвышались величественные арки Карлова моста с силуэтами скульптур, а за мостом – склон холма, на котором теснились домики Малой Страны. Холм венчал Пражский Град. Черные и зеленые шпили сражались за место под солнцем с красными крышами домов; буйство цвета тут и там разбавляли обширные желтые фасады зданий и танцующие завитки дыма из городских труб. Все было омыто странным светом, льющимся будто по наклонной, а на самой вершине холма возвышался собор святого Вита – темный, мрачный, пышущий историей. Меган не сразу поняла, что видит эту картину сквозь объектив камеры, а когда все-таки сообразила, слеза безмолвного ликования скатилась по ее щеке.

– Ну привет.

Меган обернулась на голос Олли, однако он говорил не с ней: на каменную ограду прямо перед ними сел голубь. Двигаясь бочком туда-сюда, он поглядывал на них яркими глазами-бусинками. Олли медленно и осторожно протянул к нему руку. Голубь не улетел, лишь склонил голову набок и оценивающе посмотрел на него. Когда Олли уже почти коснулся его сизого оперения, птица расправила крылья и вспорхнула ему на плечо.

– Боже! – пискнула Меган, безудержно и торопливо щелкая камерой.

Она ждала, когда Олли отпустит какую-нибудь шуточку – мол, вечно птицы на него слетаются, что поделать, он для них неотразим, – но так и не дождалась. Казалось, он был зачарован общением с новым пернатым другом, а Меган могла фотографировать сколько душе угодно. Дома у ее родителей висел похожий снимок: маленькая Меган стояла посреди Трафальгарской площади, а на ее раскинутых в стороны руках теснились голуби. Один даже забрался ей на голову. Она очень расстроилась, когда узнала, что лондонские власти приняли решение избавиться от голубей – ну какой может быть вред от птиц? Что ж, теперь ясно, куда привести детей для первого знакомства с этими пернатыми. Если у нее вообще будут дети…

– Да ты прямо птичий магнит, – сострила она, окончательно убедившись, что Олли шутить не намерен.

– Не говори!

«Он не станет кусаться, не бойся», – сказала себе Меган и, сделав глубокий вдох, выдавила улыбку. Надо только пережить этот день. Еще несколько часов – и они отправятся домой, оставив совместное путешествие в Прагу позади.

Голубь еще разок осмотрел Олли, потом неуклюже слетел обратно на стену и наконец присоединился к своим друзьям на берегу реки. Меган проводила его взглядом через видоискатель, с восторгом наблюдая, как ветер ерошит сизые перья. Даже голуби в полете выглядят величественно!

– Он мне подарочек оставил, – пробормотал Олли, растерянно глядя на белое пятно у себя на плече.

Меган рассмеялась, опустила камеру на грудь и стала искать в сумочке салфетки.

– Это же на счастье! – сказала она, вставая на цыпочки и вытирая ему плечо.

– Так говорят те, на кого ни разу не гадили, – ответил Олли. Он не смеялся, но Меган вроде бы разглядела тень улыбки в уголках его губ.

– Ой, да ладно тебе. – Она пихнула его кулаком в бок – несильно, потому что сильно пихать побоялась. – Признайся, это смешно!

– Да уж. На меня всю жизнь птички гадят, – произнес он и тут же сделал виноватое лицо. – Ой, прости.

Меган стерла с его плеча птичий помет, бросила грязную салфетку в ближайшую урну, сделала глубокий вдох и ответила:

– Все нормально. – Улыбка забрезжила на ее напряженном лице. – Я заслужила.

Олли хотел было возразить, но не стал. В конце концов, он, как и Меган, прекрасно понимал, что она действительно заслужила его гнев. Один раз она уже его отвергла – и вот опять. Конечно, ему теперь и смотреть на нее тошно!

– Ну, идем, – сказал он, шагая дальше. – Давай отыщем этот странный танцующий дом, который тебе так неймется увидеть.





37




– Мам?

Хоуп в остолбенении смотрела на свою дочь. Неужели она действительно тут? Или это сон?

– Как?.. – наконец выдавила она, хватаясь за дверной косяк.

Аннетт проглотила слезы и ответила:

– Чарли. Он несколько дней подряд мне названивал. Когда я наконец взяла трубку, он рассказал, как тебе плохо. – Ей пришлось вновь умолкнуть и перевести дух, чтобы сдержать подступающие рыдания. Хоуп осмелилась взглянуть на Чарли. Тот тоже был на грани слез.

– Рассказал, как ты плакала и без конца говорила обо мне и… – Аннетт не выдержала: ее лицо мучительно скривилось, и она заплакала. Совсем как в детстве. Хоуп вновь обрела способность двигаться и сгребла дочку в объятия, гладя ей волосы и нашептывая что-то успокаивающее на ухо. Вскоре они уже обе рыдали и льнули друг к дружке, переполняемые любовью и облегчением.

Чарли сдавленно кашлянул. Хоуп подняла глаза и увидела слезы на его щеках, но сам он улыбался.

– Пойду кофе попью, – сказал он. – Оставлю вас, девчата, наедине.

– Спасибо, – одними губами произнесла Хоуп, все еще крепко прижимая к себе Аннетт. Чарли кивнул и направился к лестнице.

А Хоуп уже заталкивала дочь в номер, мысленно благодаря небеса за то, что успела прибраться и заправить постель. Аннетт будто не заметила подчеркнуто роскошного интерьера и красивых деталей декора, она смотрела только на мать.

– Я так скучала! – призналась она, наконец отпустив Хоуп и позволяя усадить себя в кресло.

– О, милая моя, я тоже безумно скучала! – Хоуп стиснула ее ладонь. – У меня каждый день сердце кровью обливалось!

– Сперва я очень злилась, – сказала Аннетт. – Не понимала, как ты могла предать отца.

– Ужасно, что ты вот так обо всем узнала. – Хоуп невольно съежилась, вспоминая, как дочь смотрела на них с Чарли в окно машины. – Я этого не хотела, клянусь!


К ее удивлению, Аннетт вдруг захихикала.

– Что смешного?

– Просто… ну и ну! Моя мама кувыркается с каким-то мужиком в машине! Моя родная мать! Если честно, мне теперь кажется, что это даже круто. Я не ожидала.

– Ой, не надо! – Хоуп стыдливо отмахнулась. – Я сейчас покраснею.

– Чарли – хороший человек, – вновь удивила ее Аннетт. – Я думала, что возненавижу его, но на самом деле меня просто злит сама ситуация.

– Да, он хороший, – кивнула Хоуп.

У Аннетт было такое осунувшееся и бледное лицо! Наверное, она вылетела из Манчестера ни свет ни заря, чтобы поспеть сюда к этому времени. Хоуп хотелось встать и сделать ей чаю, накормить хотя бы печеньем, чтобы дочь снова посвежела, однако она сумела себя сдержать. Впервые за несколько недель у них появилась возможность нормально поговорить, и не стоило сейчас портить гиперопекой установившееся между ними перемирие.

– В общем, он мне позвонил, – продолжала Аннетт, глядя на мамину руку, – и стал просить, нет, умолять, чтобы мы помирились. Ради этого он был готов на что угодно. В итоге он оплатил мне билет, такси из аэропорта и все остальное, только бы я прилетела. Мои отказы его не волновали. А Патрику все равно надоело смотреть на мою кислую мину… – Она подняла глаза и улыбнулась. – Мне кажется, он не меньше моего рад, что кто-то взял ситуацию в свои руки.

Хоуп сразу вспомнила отлучки Чарли и его тайные звонки. Видимо, он скрывал правду, чтобы не обнадеживать ее раньше времени. А она сразу начала подозревать его невесть в чем – какой ужас!.. Чарли хотел сделать для нее что-то хорошее, нет – жизненно важное, а она отплатила ему нелепыми подозрениями. И теперь в их отношениях появилась трещина, которую, возможно, уже не удастся залатать.

– Удивительно, как это он смог! – сказала она Аннетт. – Я уже смирилась, что ты больше никогда не захочешь меня видеть.

– Я тоже так думала, – призналась дочь. Хоуп нахмурила лоб. – А потом я поговорила с папой, и он сказал, что я к тебе несправедлива.

– Правда? – Она вытаращила глаза от удивления.

– Ага. Он говорит, что вы… ну, уже давно перестали быть мужем и женой. Он будто и не удивился, когда я прибежала и стала кричать, что застала тебя с Чарли… Ему даже полегчало.

Хоуп тоже ощутила, как с ее плеч упал огромный камень.

– Серьезно?

– Ты бы его видела, мам! Он теперь прямо другой человек. Даже бегать начал!

– Ничего себе! – Хоуп засмеялась.

– Я ему говорю, знаешь, вот мама пошла и нашла себе человека, с которым ей хорошо. Тебе надо последовать ее примеру! Похоже, он отнесся к моим словам серьезно. Когда я пришла к нему в следующий раз, он стоял на кухне и пытался приготовить себе нормальную еду по рецептам Джейми Оливера.

– Даже представить не могу! – Хоуп захлопала в ладоши.

– Кухню он, конечно, уделал по полной программе, – добавила Аннетт. – Но по крайней мере зашевелился! Я так им горжусь!

– И я. – Хоуп улыбнулась. – Поверь, я никогда не хотела причинить боль твоему отцу, но он прав, любви между нами давно нет. Мы оба не отваживались это признать и долгие годы… ну, существовали. Встретив Чарли, я почувствовала себя не просто женой, а женщиной. Более того – он дал мне хороший повод для побега.

Она умолкла, не желая говорить ничего плохого о Дейве и их отношениях, но Аннетт смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

– Продолжай!

Хоуп перевела дух.

– Милая моя, я так много думала об этом с тех пор, как сюда приехала! Долгие годы я была только женой Дейва и твоей мамой. Ты прекрасно знаешь, как я тебя люблю, но где-то по пути я незаметно потеряла саму себя. Понимаешь?

Аннетт кивнула. В ее глазах блестели слезы.

– Большую часть времени я чувствовала себя невидимкой, – призналась Хоуп. – У вас с папой была учеба, работа, жизнь за пределами дома, а у меня ничего не было. Теперь я понимаю, что мне нужна собственная жизнь. Только моя. Ох, солнышко, не плачь!

– Что же ты раньше со мной об этом не говорила? – Аннетт шмыгнула и утерла слезы рукой. – Если бы я знала, что ты несчастна, я бы что-нибудь придумала!

– Несчастна? Что ты! Мне так нравилось и нравится быть твоей мамой! Нет-нет, даже не думай об этом, хорошо? Обещаешь?

Аннетт кивнула и сделала глубокий вдох, чтобы унять слезы.

– Я родила тебя и вырастила – это самое лучшее, что со мной случалось в жизни. А вот когда ты повзрослела и познакомилась с Патриком, я начала понимать, что дело неладно. И Чарли встретился мне так вовремя! Он увидел во мне женщину и человека, я стала его Хоуп, его надеждой. Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Конечно! – Аннетт шмыгнула носом. – Я ужасно себя вела… Мне так стыдно.

Хоуп помотала головой.

– Тебе нечего стыдиться. Я бы на твоем месте отреагировала точно так же. Главное, что ты здесь! Я безумно рада тебя видеть – и Прага просто восхитительна, тебе тут понравится.

Аннетт встала, подошла к окну и посмотрела на сияющее голубое небо.

– Холод ужасный! Я даже шарф не захватила.

– Ничего, уж шарф мы тебе купим, – сказала Хоуп, сразу вспомнив один замечательный киоск на рынке.

Аннетт сделала глубокий вдох.