Горлов тупик

– Ну, а посольского врача в Афинах зачем обидели?

– Уже стукнули? – промямлил Юра, не успев прожевать.

– А то! – Андропов с треском расколол в кулаке сушку. – Громыко лично позвонил, сказал, ты доктора из самолета выкинул.

Юра поперхнулся кофе, откашлялся, выпалил:

– Так я ж ему вроде парашют дал!

Андропов прыснул. Юра подумал: «Вот почему мне так тяжело с Кручиной, у него чувство юмора напрочь атрофировано».

– Ну, люди! Все бы им стучать да жаловаться, – произнес Председатель, отсмеявшись, и кивнул на папку: – Что там у тебя?

– Юрий Владимирович, там только черновик.

– Давай!

Пять машинописных страниц, отстуканных ночью в посольстве на дрянном «Ундервуде», кишели рукописными пометками. Председатель надел другие очки, взял простой карандаш. Юра долил себе еще кофе из фарфорового кофейника и, стараясь не шуршать, развернул шоколадную конфету.

Андропов прочитал быстро, карандашом чиркнул только один раз, закрыл папку и взглянул на Юру поверх очков:

– Что такое трейболизм?

– Племенное сознание.

– Убери этот абзац.

– Хорошо, Юрий Владимирович.

– Завтра к девяти утра перепечатаешь и передашь мне на подпись. – Он снял очки, потер переносицу. – Ну, а что там наш товарищ Птипу? Кстати, напомни его полное имя.

– Его высокопревосходительство пожизненный президент фельдмаршал Птипу Гуагахи ибн Халед ибн Дуду аль Каква, повелитель всех зверей на земле, всех рыб в море, победитель Британской империи и Соединенных Штатов Америки, защитник мусульман и коммунистов, воин Аллаха против империалистов, крестоносцев, масонов, американцев и евреев; доктор народной медицины, почетный академик всех наук, абу Ахмед, абу Захран, в общем, дальше перечень его многочисленного потомства. Продолжать?

– Нет, спасибо, лучше расшифруй.

– «Ибн» означает сын отца и внук деда, «абу» – отец сына, «аль» – принадлежность к этнической группе или племени.

– А «победитель Британской империи и США» что означает?

– Сначала он изгнал англичан, потом объявил войну Америке, и поскольку ответа не последовало, счел себя победителем.

Председатель хмыкнул, покачал головой:

– Молодец, от скромности не помрет. Ну, и как прошел визит к этому Александру Македонскому?

– Ничего нового, – Юра пожал плечами, – опять просил атомную бомбу.

Взгляд Председателя застыл, заледенел. Очки неприятно блеснули. Юра понял, что попал в болевую точку. Одна из основных повесток завтрашнего заседания – отношения с Нуберро и капризы Птипу. Решение о ракетных базах в Нуберро зреет давно, как минимум месяц Андропов собирает и анализирует информацию. Сам факт срочного вызова в Москву посла, атташе и резидента говорит о том, что Старцы намерены не только обсудить вопрос, но и проголосовать за.

Бедуин Каддафи хотел купить реактор. Птипу желает получить даром то, что называет «бомбой». На самом деле речь идет о значительном увеличении советского военного присутствия и размещении на территории Нуберро наших оперативно-тактических ракет наземного базирования.

«Если сейчас он свернет к проблемам советско-нуберрийских отношений вообще и психологическим особенностям товарища Птипу в частности, значит, вопрос о наших ракетных базах уже решен, и обсуждение на Политбюро – пустая формальность, – подумал Юра. – Если продолжит тему «бомбы», значит, окончательного решения все-таки нет и остается надежда, что Птипу получит дырку от бублика вместо наших баз».

– Да, знаю, он просит у всех, кто туда прилетает, – медленно произнес Андропов после небольшой паузы. – Он хоть раз ясно объяснил, зачем ему «бомба»?

– На официальном уровне – ни разу. Только повторяет: «Чем я хуже других?» Лично мне говорил: «У вас такое мощное оружие пропадает зря, а я бы пальнул по Израилю, тогда американцы встанут на колени».

– Что, правда пальнет?

– Легко! Нашей ракетой, с нашей боеголовкой чего ж не пальнуть? Он раз в месяц проводит магические ритуалы, просит духов помочь ему добыть наше ядерное оружие, воздействовать на товарищей Брежнева, Громыко, Косыгина, Суслова, в общем, на Политбюро в полном составе. – Юра допил вторую чашку кофе и добавил, понизив голос: – Включая вас, Юрий Владимирович.

Андропов улыбнулся:

– Ого! Он же вроде правоверный мусульманин, разве Аллах разрешает им колдовать?

– Он такой же мусульманин, как марксист, маоист и национал-социалист. У него магия в крови, мать – известная колдунья, и бабка, и прабабка. Он уверен, что именно мать дала ему власть с помощью магии. Кстати, она до сих пор жива, сидит в своей хижине в родной деревне и продолжает колдовать.

Председатель все еще улыбался, но голос зазвучал жестче:

– При такой маме зачем ему ядерное оружие?

Все, разминка закончена. Юра физически почувствовал напряжение, которое исходило от Андропова, казалось, воздух подрагивает в кабинете. В мозгу Председателя шла битва между здравым смыслом, ведомственными интригами, собственными амбициями. Конечно, он не мог не понимать, что разместить ракеты на территории, подвластной дикарю-людоеду, пусть и под контролем наших военных, – полнейшее безумие. Но если твердо высказать свою позицию против, это может не понравиться Леониду Ильичу, и новый министр обороны Устинов обязательно подольет масла в огонь. А вдруг Птипу обидится, как Садат, и переметнется к американцам?

«Ладно, – решил Юра, – сейчас об американцах и поговорим».


– Птипу желает играть в высшей лиге, – спокойно произнес он, глядя в голубые, уменьшенные линзами очков, глаза Председателя, – а там магия не котируется. Там оружие уважают. Вот он и набивает себе цену в глазах американцев нашими ракетами. Ему надо, чтобы этот вопрос был наконец поставлен на Политбюро.

– Надеется на положительный ответ?

– Почему бы и нет? В любом случае, ему важен сам факт обсуждения на высшем уровне, чтобы узнали американцы.

– Минуточку! – Андропов нахмурился. – Как они узнают? От кого?

– Он получит официальный ответ, где будет черным по белому написано: вопрос обсуждался на Политбюро. В случае отказа формулировку найдут самую дипломатичную, мягкую, при желании «нет» можно будет истолковать как «да, но не сейчас, чуть позже». Вот в прошлом году решали, продавать или не продавать Каддафи ядерный реактор. Слава богу, сделка не состоялась. Американцы знают, и Птипу, конечно, тоже.

В кабинет бесшумно вошел секретарь, протянул Андропову записку. Тот прочитал и раздраженно бросил:

– Пусть через час перезвонит.

Секретарь наклонился, что-то прошептал ему на ухо. Андропов поморщился:

– У него всегда все срочно! Ладно, черт с ним, соединяй.

Секретарь удалился, звякнул телефон. Минуты три Председатель молча слушал, наконец мрачно спросил:

– Что значит – перестарались? Кто конкретно перестарался?

Опять тишина. Андропов слегка скривился, послушал еще минуты две и процедил сквозь зубы:

– Все? Доложился? Отчитался? Думаешь, решил проблему, снял с себя ответственность? Не надейся! Твои уроды – тебе отвечать.

Юра был рад неожиданной передышке и так занят своими мыслями, что даже не пытался угадать, кто звонит и что случилось.

– Уроды, сверху донизу, начиная с тебя. – Прорычал Андропов. – Прослежу, проверю до деталей… Да пошел ты, мать твою…

От его интонации, от выражения лица Юру слегка зазнобило, он поежился: «Не хотел бы я оказаться на месте этого неизвестного урода».





Глава тринадцатая




Федька Уралец жил в том же ведомственном доме, на Покровском бульваре, двумя этажами выше Влада, но в своей казенной квартире бывал редко, предпочитал ночевать у родителей на Брестской или у Дяди на Смоленке. Он любил плотно вкусно позавтракать в домашней обстановке. Мать и бездетная тетка по утрам жарили ему оладьи, варили какао. В том и другом доме имелись домработницы, они утюжили его рубашки, стирали носки и трусы, чистили сапоги и ботинки. Неженка, баловень, он при малейшем насморке залезал к маме под крылышко и в квартире на Покровском не появлялся неделями.

Влад иногда заходил к нему в гости на Брестскую. Три просторные комнаты, ковры, хрусталь, пухлые, обитые малиновым плюшем диваны и кресла, повсюду какие-то столики, этажерки, статуэтки, вазочки. По стенам картины в толстых золоченых рамах, среди них на почетном месте знаменитый портрет Самого работы художника Бродского. Репродукция, конечно, но очень качественная.

Федькин отец служил в Управлении военного снабжения МГБ, дома бывал редко. Влад его ни разу не застал, а с матерью познакомился. Она показывала ему семейный альбом, детские фотографии Федьки и его старшей сестры Светланы. Светлана с мужем и маленьким сыном Ванечкой жила в Ленинграде.

Где служит муж Светланы и как его зовут, Влад так и не узнал, зато о Ванечке знал все: с каким весом родился, когда пополз, пошел, какие первые слова произнес. От клубники у Ванечки сыпь, манную кашу он выплевывает, а куриные котлетки кушает с удовольствием. Федькина мать могла рассказывать о внуке часами. Во время этих щебетаний Федька за ее спиной закатывал глаза и корчил дурацкие рожи. Влад слушал очень внимательно, умилялся, восхищался. Было важно понравиться Федькиной матери, стать для нее своим и таким образом ближе подобраться к Дяде.

Когда Федька простыл в очередной раз, Влад позвонил на Брестскую и узнал, что из Ленинграда приехали погостить Светлана с Ванечкой, а Федю отправили болеть на Смоленку. Вдруг у него что-то заразное? Конечно, будет прекрасно, если Влад его там навестит, и вообще, замечательно, что у Феди есть такой верный и чуткий товарищ.

Влад специально приехал на Смоленку попозже, чтобы застать Дядю дома. Квартира оказалась еще шикарней, чем на Брестской. Дверь открыла домработница. У Влада зарябило в глазах от сверкания хрустальной люстры. Дядина жена выглядела моложе и привлекательней Федькиной матери. Подтянутая, холеная, строгая. Встретила Влада приветливо, проводила в комнату, где валялся на диване под пледом распаренный, красный как рак Федька. Он сморкался, кашлял, но все равно болтал без умолку. Домработница принесла поднос с чаем. Влад волновался, ждал Дядю.

Наконец хлопнула входная дверь. Минут через пять Дядя зашел в комнату, пожал Владу руку, пощупал Федькин лоб и удалился. Влад подождал еще минут двадцать, подумал: «Нет, безнадежно, сегодня не получится». И вдруг уловил слабый запах табачного дыма.

– Слушай, Федь, у тебя тут курить нельзя?

– Не-е, – Федька сморщился, – тетка дым не выносит, только на кухне разрешает, и то надо окно открывать.

На кухне, в одиночестве, у приоткрытого окна курил Дядя. Влад пристроился рядом. После нескольких вежливых фраз о Федькиной болезни решился:

– Товарищ генерал, разрешите обратиться!

– Ну, валяй!

Осторожно подбирая выражения, Влад поделился своей идеей: не там ищем, не тех берем, теряем драгоценное время.

Дядя скептически хмыкнул:

– Что ключевые фигуры прячутся в тени, и так ясно, а вот попробуй, вычисли их. Это ж как иголку в стоге сена искать.

Влад изложил принципы поиска: военные врачи, которые в последний год войны и сразу после победы общались с иностранцами. Дальше выделить из их числа тех, у кого звания и регалии скромные, а уважение и авторитет в медицинских кругах высокие. Это странное несоответствие может стать одним из критериев отбора. Допустим, какой-нибудь рядовой врач, кандидат наук, работает в обычной городской больнице, но с ним считаются, советуются всякие заслуженные знаменитые профессора, зовут на консилиумы. Спрашивается: если он такой уважаемый-авторитетный, почему у него низкий статус? Нарочно не идет на повышение, держится в тени, по приказу своих заокеанских хозяев? А если у него низкий статус, за что же его так ценят и уважают? Не за то ли, что на самом деле он – одна из ключевых фигур заговора?

Дядя покачал головой: