Горлов тупик

– Доказательства чего? – спросила она чуть слышно.

Он вытащил из кармана маленькую склянку коричневого стекла. Склянка была из-под валериановых капель. Он заранее купил ее в аптеке, вылил содержимое, содрал наклейку, прилепил бумажку с нарисованным черепом, налил немного воды, плотно завинтил крышку.

– В ваших вещах обнаружили вот это, – он держал склянку осторожно, двумя пальцами, – химики провели анализ. Тут смертельный яд скрытого действия. Вы подтверждаете, что получили его от вашего отца Ласкина Семена Ефимовича с целью отравления младенцев?

– Каких младенцев?

– Во время вашей практики в роддоме умерло несколько новорожденных.

– Я не была роддоме. Акушерская практика на третьем курсе, а я на первом.

– Вы хорошо учились, вот вас и направили на практику раньше остальных, – объяснил Влад, – и вообще, это детали, мелочи. Не будем отвлекаться. Ваш отец приказал вам незаметно дать яд младенцам, обязательно с русскими фамилиями, но у вас не поднялась рука совершить гнусное убийство. Суд учтет ваше чистосердечное признание и сотрудничество со следствием, все тяжкие обвинения будут сняты.

– Какие обвинения? В чем?

Владу срочно требовалась передышка. Он вызвал дежурного, распорядился, чтобы принесли чай, бутерброды и шоколадные конфеты. Не глядя на Ласкину, принялся перечитывать вслух текст ее признательных показаний и вдруг спохватился: склянка до сих зажата в кулаке. Как же он мог забыть, не заметить? Одно неверное движение, и стекло треснет, осколки поранят ладонь, яд попадет в рану.

Он достал из кармана чистый носовой платок, осторожно завернул склянку, убрал в ящик стола, поднял глаза на Ласкину и увидел Шуру. На этот раз наваждение оказалось особенно долгим и мощным, к ярости добавилось лютое мужское желание. Он зажмурился, досчитал до ста. Немного полегчало. Шура исчезла, вместо нее на табуретке сидела, низко опустив голову и занавесив лицо волосами, все та же тварь, жидовская ведьма. Он подумал: «Как ей это удается? Гипноз? Древняя магия? Неуловимые вибрации? Сверхмощные космические лучи?» – и спокойно произнес:

– Надежда Семеновна, давайте будем реалистами. Вы сами пришли к нам, попросили защитить вас, чистосердечно признались во всем, поступили как настоящая комсомолка, как честная советская девушка, выразили полную готовность помочь нам разоблачить и обезвредить опаснейших заговорщиков-убийц.

– Если я пришла к вам сама, зачем вы держите меня в наручниках?

– Для вашей же безопасности. Из-за тяжелых переживаний вы пытались покончить с собой.

– Неправда!

– Вы продолжаете все отрицать, – Влад печально вздохнул, – отказываетесь сотрудничать со следствием. Значит, придется считать вас соучастницей.

– Я не понимаю…

– Что же тут непонятного? Убийство, тем более такое гнусное, омерзительное, карается расстрелом.

– Я никого не убивала.

– Тогда почему вы покрываете убийц?

– Каких убийц?

Дежурный принес чай. Влад закурил, откинулся на спинку стула, устало, с легкой хрипотцой, предложил:

– Выпейте чайку, поешьте. Ну, возьмите конфету. Вы как будущий врач должны знать, что мозгу необходима глюкоза.

Ласкина тихо застонала и свалилась на пол. На табуретке Влад заметил свежее кровавое пятно. Кровь была на полу и на руках конвоира, когда он перевернул номер пятьдесят три на спину. Следом за конвоиром явился врач, присел на корточки, принялся считать ей пульс, прослушивать сердце.

– Откуда столько крови? – изумился Влад.

Врач ничего не ответил, кинулся к столу, схватил трубку внутреннего аппарата, гаркнул:

– Санитаров с носилками, срочно!

– Ее никто пальцем не трогал… симуляция, мистика, колдовство… – бормотал Влад.

– Ну твою же мать! – орал Гоглидзе на оперативке. – Ты же сам настаивал, чтобы к ней мер не применялось, а смотри, до чего довел!

Влад пытался объяснить:

– Во-первых, она проходит конвейер, я не один с ней работаю, во-вторых, она симулирует, врачи ее покрывают, необходимо провести…

– Хочешь, чтобы она тут у нас окочурилась, на хуй, как Этингер, блядь? – перебил Гоглидзе.

Влад открыл рот, чтобы закончить фразу: «Необходимо провести независимую медицинскую экспертизу», – но благоразумно промолчал.

Замминистра закурил, прищурился:

– Учти, майор, на тебе один жмур уже висит.

В кабинете стало тихо, все уставились на Влада. Он вопросительно покосился на Гаркушу. Тот едва заметно пожал плечами.

Гоглидзе выпустил дым, хмуро помолчал и процедил сквозь зубы:

– Из больнички звонили. Подследственная Филимонова скончалась в результате преждевременных родов.


«Кто такая Филимонова?» – отрешенно подумал Влад.

Вечером, по дороге к Шуре он вспомнил, что это медсестра, бывший Федькин агент, и успокоился. Жмур висит не на нем, а на Федьке. Конечно, сам по себе Федька пока никому не интересен, но если кто-то вдруг захочет свалить Дядю, легко раскопает историю про похождения племянника и смерть бывшего агента, важного свидетеля. А майор Любый вообще ни при чем, он Филимонову в последний раз допрашивал месяц назад.

Влад выскочил из трамвая в метель, зашагал по безлюдной заснеженной улице поселка, заранее предвкушая свое законное мужское удовольствие.

Шура сидела на кровати, поджав ноги, и читала. Филя растапливал печку. Влад, не раздеваясь, подошел к Шуре, взял у нее книгу, захлопнул, взглянул на обложку. Гончаров, «Обрыв».

Она протянула руку:

– Отдай! И снег стряхни хотя бы.

Он швырнул книгу на комод. Шура молча соскользнула с кровати, взяла книгу, открыла, нашла нужную страницу, раздраженно повторила:

– Снег! – и опять уселась читать.

Он вышел на веранду, снял калоши, отряхнул заснеженное пальто платяной щеткой, аккуратно повесил на плечики, сунул в рукав шарф. Когда он вернулся в комнату, Шура даже головы не подняла. Влад развалился в кресле, закурил. В ярком свете торшера он видел каждую черточку ее лица, склоненного над книгой. Несколько часов назад арестованная Ласкина напомнила ему Шуру. Теперь Шура напоминала Ласкину. Он вглядывался, пытался найти различия. Они, безусловно, были, но в глаза лезло именно сходство.

Когда он занимался проверкой, добыл подробную информацию о родственниках Шуры по отцовской линии, а вот о матери практически ничего не известно. Голубева Анастасия Борисовна родилась в девятьсот десятом, в Липецке, умерла в девятьсот тридцать третьем, в Москве. Голубева она по мужу, девичью фамилию выяснить не удалось, отчество «Борисовна» наводит на размышления. Отправить запрос в Липецк? Нет, это привлечет излишнее внимание, к тому же, если его догадки верны, там окажется все чисто.

Шура перевернула страницу. Филя, сидя на корточках, орудовал кочергой в печке.

– Выгони его, – тихо приказал Влад.

Но Филя уже сам поднялся, положил кочергу, взял свой топорик и ощерил беззубую слюнявую пасть в идиотской улыбке. Шура оторвалась, наконец, от книги:

– Филя, ты молодец, иди домой.

Урод, тяжело топая, подошел к ней, наклонился, потерся лбом об ее плечо и замычал что-то. Она потрепала его по жидким слипшимся патлам:

– Да, я тоже тебя люблю, ну, все, все, иди.

Филя, пятясь задом, прижимая к животу свой топорик, выкатился. Влад молча встал, отшвырнул книгу и завалил Шуру на кровать.





* * *


В лаборатории все были заняты заказами, только Гнус взглянул с любопытством, спросил:

– Ну, и кто же тебе так упорно дозванивался?

– Понятия не имею. Разъединилось.

Шок был сильный, но недолгий. Даже немного полегчало. Больше не надо врать себе. Никакая это не паранойя, никакие не галлюцинации. Чудовище заговорило.

– Погоди! Куда ты? Сейчас перезвонят! – крикнул Гнус.

– Да черт с ними!

Надя быстро, бестолково набила продуктами две капроновые авоськи. Они оказались неподъемными, тонкие ручки впились в ладони, и опять возникло ощущение наручников. Она вышла в коридор, поплелась к лифту.

– Стой! Не двигайся! – кто-то сзади выхватил у нее авоськи. – Спокойно, это ограбление!

Она увидела улыбающуюся физиономию Павлика Романова и машинально выругалась:

– Тьфу, дурак, напугал!

– Ну, правильно. – Павлик противно хихикнул, – так и было задумано! Обожаю пугать нервных барышень!

Он держал ее авоськи вместе со своими, но, казалось, тяжести вообще не чувствовал. Губы по-прежнему улыбались, а глаза внимательно, серьезно вглядывались в Надино лицо.

– Мы же договорились, что я подвезу тебя сегодня. Почему не дождалась?

– Договорились? Когда?

– В профкоме, когда получали заказы. Забыла?

Нет, она не забыла. Просто после звонка ей хотелось побыть одной.

Павлик сложил авоськи на заднее сиденье своего новенького синего «жигуленка», открыл переднюю дверцу.