Государь

А говорит ли логофету что-нибудь имя «Добрыня»?

Логофет кивнул. Он хорошо изучил вопрос. Но он также слыхал, что Добрыня – стар…

Да, он не очень молод, согласился Духарев. Но о старости тоже говорить рано. Он, Сергий, старше Добрыни на двадцать лет, но всё еще в хорошей форме. А Добрыня сейчас просто в наилучшем для воеводы возрасте. Однако он, спафарий, просто восхищен мудростью логофета, который вовремя решил поставить вопрос о потенциальном правопреемнике Владимира. Молодой архонт силен, но не искушен. Он думает десницей, а не головой. А вот его «десница», то есть Добрыня – опаснейший человек. И очень любит своего племянника. То есть этот племянник – самое дорогое, что у него есть, потому что по законам варваров брат матери ребенку ближе отца. Нет, он, сиятельный логофет дрома, просто великий мудрец, наверняка понимает, что убить архонта Владимира было бы огромной ошибкой!

По роже евнуха было трудно понять, купился ли он на льстивую игру Сергея. Коварнейшая и хитрейшая бестия. Иные в придворной византийской игре не выживают. Но с логикой у логофета все нормально. Пусть думает. А уж он, Духарев, сделает всё для того, чтобы войско Владимира не было перемолото в византийской мясорубке.





Глава третья. Кадровые проблемы торгового дома «Духарев и семья»




Покинув дворцовый комплекс, Сергей оказался на площади Августеон, которую по праву можно было считать геополитическим центром империи. Прямо напротив главного дворцового комплекса сияли полушария куполов Святой Софии, главного и прекраснейшего из византийских храмов, справа, за величественной аркой, начиналась улица Меса, с которой, как говорили жители столицы, начинались все остальные дороги империи. Тут же, вплотную к Большому императорскому Дворцу, – Ипподром, политическое сердце Константинополя.

Площадь была полна народа. Но особенно много здесь было чиновников, которых имперская бюрократия плодила с невероятной быстротой.

Свой чиновник был теперь и у Духарева. Его определил к спафарию логофет – для решения возникающих проблем, ну и для шпионажа, само собой. Звали чиновника Евсеем, но Духарев, по совокупности внешних качеств, с ходу окрестил его «маленьким жадным глистом».

Ожидавшие у входа гридни подвели Духареву коня, взяли в кольцо – не столько для охраны, сколько для демонстрации уважения.

Затем все отправились в сторону Золотого Рога, на набережной которого, недалеко от Главных торговых рядов, располагался собственный дом Духарева.

После обеда Сергей вознамерился устроить генеральную ревизию в своей константинопольской миссии. Уж очень большие подозрения вызывал у него пронырливый грек-фессалиец Дорофей.



Обед был восхитителен. Из Дворца в подарок спафарию прислали продовольственные подарки, в том числе пряности, вино и какую-то совершенно особенную рыбу, которую повар Духарева приготовил просто волшебно.

Впрочем, вкусная еда не сделала Духарева добрее. Скорее, наоборот. Повар обходился недешево и всё это время кормил не Духарева, а как раз управляющего и его многочисленное (вторая жена, три дочери, со старшей из которых Духарев познакомился вчера, брат жены с собственной женой, два племянника…) семейство, до вчерашнего дня занимавшее лучшие комнаты здания. Ой, накосячил ты, мой плешивый друг!

Духарев даже документы не стал изучать. Велел управляющему сесть на маленький табурет, установленный напротив собственного кресла, и, потягивая вино, принялся внимательно разглядывать грека. Тот попытался открыть рот, но Духарев скомандовал: заткнись! И продолжал психологический прессинг. Ишь как глазки забегали! Растерянный управляющий вспотел и порозовел. Затем побледнел…

Духарев «изучал» его почти час, не проронив при этом ни слова. Не то чтобы непрерывно сверлил взглядом… Под конец вообще на жулика не глядел. Но что фессалийца колотит дрожь, видно было и боковым зрением. Дозрел Дорофей.

Духарев кликнул гридней, велел грека раздеть и сунуть в подвал, где прежний владелец дома, константинопольский вельможа, казненный Никифором Фокой за деструктивный образ мыслей, держал не только бочки с вином, но и угодивших к нему в лапы недругов.

Сергей понимал: в неправильном поведении управляющего есть и его вина. В отличие от Мышаты, который большую часть времени проводил в империи, Духарев появлялся здесь всего трижды, и последний раз – еще при правлении Ярополка.

Тем не менее судьба управляющего была решена. На его примере Духарев намеревался преподать урок всем прочим служащим.

Но торопиться не следует. Пусть вороватый фессалиец помаринуется в сыром подвале часиков двадцать. А там, глядишь, и выложит всё сам, без применения варяжского пыточного арсенала.



Вечер Духарев посвятил обновлению связей. Посетил торжественный ужин магистра Зенона, данный по случаю крестин дочери. Вкусно поел, раздал дорогие подарки (в основном, меха и янтарные украшения), потолковал с приближенными к царственной особе на предмет настроений во Дворце и в столице.

Разговор обнадежил. Во Дворце мятежников боялись всерьез, а в столице вот-вот должны были возникнуть проблемы с продовольствием, что, само собой, не прибавит популярности императору. Так что, если Василий пустит события на самотек, то Варде не придется штурмовать константинопольские стены. Измена избавит его от этой тяжелой работы, а империю – от кесаря Василия Второго. Более того, некоторые из гостей, принадлежавших к влиятельным в империи родам, попытались прозондировать настроение Сергея на предмет смены приоритетов. Иными словами, не хочет ли спафарий переметнуться на сторону мятежников? Не окажется ли такой вариант более выгодным и для киевского архонта, которого представляет Сергей, и для него самого?

Духарев сделал вид, что не понимает намеков. Причин на то было две. Во-первых, союз с правящей партией представлялся ему более выгодным для Киева, а во-вторых, любопытствующие вполне могли оказаться шпионами Дворца.



Но в целом день прошел с толком. А вечером Духарев велел привести управляющего. Как и предполагал Сергей, клиент дозрел…



Суд в империи продавался и покупался. Стоимость зависела от статуса заказчика и от качества «приобретаемой услуги». Очень поспособствовал «глист». Приданный Духареву чиновник быстренько порешал все процессуальные дела, и украденное лысым фессалийцем имущество вернулось к законному хозяину. Особенно удачной его частью оказался маленький дворец, чьи окна выходили на набережную Мраморного моря. Ворюга не использовал дворец сам, а сдавал в аренду одному из представителей богатого клана Куркуасов. Духарев не стал выгонять вельможных постояльцев, но договорился, что оставляет за собой право занять дворец на месяц-другой в течение нынешнего лета.

Арендаторы не возражали. На лето они и так собирались покинуть город. Если позволит политическая ситуация. То есть в том случае, если Василий разобьет мятежников. Или мятежники скинут Василия. Главное, чтобы по просторам империи не перемещались толпы вооруженных парней.

Лишившийся всего неправедно нажитого управляющий получил в подарок жизнь. И был вместе с родственниками отправлен на западную окраину столицы, где, в беднейших кварталах города, исправно функционировал один их духаревских эргастириев, то бишь усадеб-мастерских – большая красильня со складом и магазином, командовал которой давний знакомец Духарева новгородец Сычок, очень удачно пристроенный в мужья наследнице оной мастерской. По-ромейски Сычок говорил неважно, зато в его преданности Сергей мог не сомневаться. А с делами ромейка управлялась вполне самостоятельно.

Хариту Духарев оставил при себе. То есть – при доме. Не для постели, а для всяких хозяйских дел. Более того, пообещал подыскать приличного жениха. Самоотверженность надо поощрять. А для мужских надобностей Духарев воспользовался массажистками. Крепенькие, энергичные, они полностью отвечали его требованиям к «походным женам».



В субботу Духарев опять общался с логофетом дрома. На сей раз он даже получил некоторую предварительную информацию о настроении «министра». От «глиста». Щедрые подарки, которыми Духарев поощрял чиновника «за верную службу», были, надо полагать, побольше, чем годовое жалованье мелкого бюрократа. Впрочем, Духарев нисколько не сомневался, что «глист» снабжает информацией и логофета. Но это было даже на руку, потому что Сергей сгружал «глисту» только то, что считал нужным.

Логофет сообщил, что дромоны уходят обратно в Херсон, вернее – к днепровскому устью – встречать экспедиционный корпус великого князя. Интересовался, не хочет ли спафарий Сергий отправиться туда же?


Спафарий не хотел. Сказал, что плохо переносит морские путешествия. Но едва войско архонта русов окажется на земле империи, он тотчас к нему присоединится и сделает всё, чтобы результат оказался наилучшим для Августа.

На том и порешили. Владимир отныне считался «проблемой» спафария Сергия. Тем более что и у логофета было немало других дел. Василий Второй активно готовился к боевым действиям. Еще бы! Ведь главный нынешний злодей Варда Фока во главе могучей армии уверенно приближался к столице. И не просто приближался, а решительно склонял к повиновению попадавшиеся на пути города и латифундии, заодно взимая с них причитающиеся Василию Второму налоги. Впрочем, в «новостную ленту» империи затесалась и условно хорошая новость. Союзники Фока и Склир – поссорились[33]. Вернее, Фока взял да и заточил своего бывшего противника, а ныне – доброго друга Склира в темницу, «утешив» партнера тем, что после победы непременно выпустит и осчастливит. А условно хорошей ее можно было считать потому, что войско временно изолированного Фоки без зазрения совести присоединил к собственному.



Тем временем духаревские приказчики из ромеев времени даром не теряли и пристроили, вернее, распределили между жаждущими оптовиками драгоценные северные товары. В основном – по бартеру. Прибыль ожидалась грандиозная. Особенно учитывая копеечную доставку. Ромейские товары за совершенно пустяковую мзду загрузили на идущую в Херсон порожняком, но под охраной огненосных боевых кораблей, транспортную флотилию. Так что пиратов тоже можно не опасаться, и принадлежащие фирме «Духарев и семья» товары без проблем прибудут сначала в Херсон, а потом, уже при участии херсонского «отделения» духаревского дома, на речных судах отправятся дальше, в Киев. Причем тоже с оказией и почти бесплатно, потому что судами этими станут корабли днепровской флотилии Владимира, которые после доставки войска к Черному морю поплывут обратно в Киев. И, если всё пройдет гладко, дефицитнейшие византийские товары окажутся в Киеве аккурат к началу судоходного сезона в средней полосе, когда цены на местные продукты минимальные, а на импортные – на самом пике. А уж в Киеве Слада и верные люди позаботятся, чтобы товар, опережая всех прочих торговцев, отправился еще дальше на север. Или на запад. Или (как конъюнктура рынка подскажет) будет обменян здесь же, в Киеве, на лучшие меха, моржовую кость и прочие «дары природы» богатой Руси, чтобы отправиться дальше, на юг, уже под флагом духаревского торгового дома. Система должна работать непрерывно и безостановочно, выбирая самые эффективные схемы и самые доходные предложения. Единственное исключение – челядь. Рабами Духарев не торговал. Терял на этом деньги, да (торговля людьми составляла примерно треть экспорта Руси и сопредельных земель), но – не торговал. Принципиально. Впрочем, деньги и так рекой лились. Две-три тысячи процентов прибыли – нормальный доход большинства операций. Уж очень большой разброс цен в этом неспокойном мире. Это понятно, ведь из трех кораблей с добром обратно, как правило, возвращается только один. И не за пару месяцев, а минимум за полгода. И ценники в каждом государстве для своих одни, для чужих – совсем другие. И таможенные сборы недетские… И упомянутые выше пиратики. И разбойнички-вымогатели. Но всё равно те, кто готовы рисковать деньгами и шкурой, в случае успеха богатеют стремительно. Если выживут.





* * *


Воскресенье Сергей Иванович посвятил душе. Был в храме – не в Святой Софии, где мог бы занять подобающие чину место, но, проявив смирение, в небольшой церкви Святого Фомы, неподалеку от дома. Исповедался, отстоял службу, причастился, а затем присоединился к церковной литии[34], что по случаю праздника, начавшись от Святой Софии, двигалась по улицам Константинополя, от храма к храму, временами останавливаясь на важных площадях для свершения открытого богослужения. Во главе шествия находились патриарх и сам Богопочитаемый Автократор Василий Второй.

Духарев пристроился в хвост шествию и, забыв на время о своей миссии, долгах, обязательствах и личных заботах, очистя голову от забот и тревог и на некоторое время превратившись из воеводы и спафария в обычного человека, христианина, верующего, прошагал километра три по столичным улицам с такими же преданными Христу человеками, наслаждаясь дивным пением и внимая молитвам, слова коих он понимал не всегда, но сам звук и строй которых проникал в сердце и наполнял разум той чистотой, что можно сравнить лишь с чистотой телесной после хорошей баньки.

А в завершение доброго воскресенья Сергей устроил бесплатное угощение: во дворе – для малоимущих и сирот, а в доме – для церковного духовенства во главе с настоятелем, коему исповедовался утром.

Деяние сие, вполне обычное для знатного человека в столице, было политически необходимо Сергею Ивановичу. Обильный доносчиками Константинополь знал всё и обо всех. А уж к религиозной жизни таких, как спафарий Сергий, граждан не только «натурализованных», но и большую часть жизни проводивших среди язычников, в столице присматривались особо, и о малейшей «неправильности» поведения немедленно узнавали те, кому положено знать. И доносили тем, кто принимал решения. В том числе и карательные.

Но, даже не будь в этом политической необходимости, Духарев все равно отдал бы воскресенье Господу. Душа требовала.

После трапезы состоялся правильный и душевный разговор, завершившийся тем, что задуманное Сергеем Ивановичем великое дело получило доброе напутствие и святое благословение. И еще настоятель маленькой церкви Святого Фомы, человек светлый и чистый, далекий от дворцовых интриг, пообещал поискать подвижников для проповеди Слова Божьего среди язычников.

Если выйдет у него – будет славно. Очень, очень нужны будут в Киеве люди, которые разумеют по-словенски и понесут людям Свет Христа, а не угодную Византии политику.



Покончив с делами, Духарев уехал в «деревню». В собственное ранчо с белым домом на холме, несколькими сотнями арендаторов и даже маленькой личной церковью. Лес для охоты, озеро – для романтических прогулок. Вдобавок обширному поместью Духарева было пожаловано право экскуссии, то бишь налоги на этой земле собирал сам Духарев, а не мытари государства.

Поохотились славно. Особенно когда банда оголодавших за зиму и отбившихся то ли от императорского, то ли от мятежного войска голодранцев вторглась на духаревскую территорию и напоролась в лесу на десяток еще более оголодавших (но уже по хорошей драке) духаревских дружинников. Банда в полусотню ржавых копий, с боевыми пращами, расхрабрившаяся от сознания своего численного перевеса, не придумала ничего лучшего, как полезть драку. Впрочем, дай они деру, результат был бы тот же.

Останки «храбрецов» по приказанию Сергея развесили вдоль дороги на виллу, а Духареву пришлось напомнить враз запрезиравшим ромейскую армию бойцам, что есть профессиональная армия, состоящая из тяжелой конницы в панцирях, шлемах и поножах, с длинными копьями и защитой даже на лошадях, и есть пехота, главная задача которой в случае поражения стать «мясом» между отступающими катафрактами и погоней.

Слушали внимательно, но почтением не проникались. Молодежь. Ни один из них не видел вживую всадников Цимисхия, разбивших войско Святослава.

Духарева это беспокоило. Русская латная конница – серьезная сила. Но конница того же Варды Фоки – ничуть не хуже. А пожалуй, и лучше, если учесть их неслабый боевой опыт. Войны с арабами – это не печенегов по Дикому полю гонять. Одна надежда – на численное и тактическое превосходство. Эх, сейчас бы Святослава – в вожди!..

Нет, никогда эта боль не утихнет. Сколько ж друзей и людей великих он пережил! А скольких – потерял…





Глава четвертая, в которой Духарев удостаивается встречи с «первым министром» империи




Не успел Духарев как следует насладиться жизнью богатого византийского феодала, как из столицы прискакал гонец. Спафария Сергия желали срочно видеть во Дворце. И не кто-нибудь, а сам паракимомен Василий.

Об этом человеке следует рассказать отдельно.

Сын императора Романа Лакапина от наложницы, Василий, согласно обычной византийской практике, был оскоплен. По приказу собственного отца. Дабы не мог составить конкуренции законным детям. Предосторожность, как выяснилось, вполне оправданная. Бастард Василий оказался крут. Умен, дипломатичен и вдобавок – воин, что среди евнухов встречается не так уж часто. Когда законные сыновья Лакапина подняли восстание против папаши и отправили последнего в ссылку, в Константинополе тут же возник бунт… И законные сыновья отправились следом за родителем. А евнух Василий – остался. И более того, новый Август, Константин, сделал его паракимоменом, то бишь постельничим. Очень серьезная должность. Высшая для евнуха при византийском дворе. Паракимомен спал в одних покоях с императором, а следовательно, пользовался абсолютным доверием Августа. Вопрос – с чего бы? Ответ: надо полагать, заслужил.

Власть у постельничего была огромна. Почти равна власти премьер-министра. А тут еще Василий, даром что евнух, показал себя отличным полководцем: славно повоевал в Азии, крепко вломил арабам и захватил Самосату. Кстати, там, в Азии, поднялось немало отличных полководцев. И будущих императоров. Никифор Фока, Иоанн Цимисхий…[35] Не будь Василий скопцом, не исключено, он тоже был бы в этом списке. Но императорский «пост» для калеки закрыт. Поэтому Василий «всего лишь» доказал, что по праву считается первым после Августа лицом в империи. Ну и знакомства полезные завел. С тем же Цимисхием, например.

Императоры, впрочем, не любят, когда кто-то становится слишком крут, поэтому Константин Багрянородный с должности Василия снял. Однако оставил при дворце…

Но вот к власти приходит Никифор Фока – и Василий вновь наверху. Председатель сената.

А когда настала пора Никифору насильственно умереть, Василий вроде как в стороне. Среди убийц Никифора его нет, зато он первым присягает Иоанну Цимисхию, активно помогает последнему взять власть, а затем успешно рулит в Константинополе, пока Цимисхий громит врагов империи.

Автократор воюет, евнух правит и богатеет. Все довольны… Кроме законного императора Иоанна. Казалось, дни Василия сочтены…

Но тут у совершенно здорового и полного сил Цимисхия внезапно возникают проблемы со здоровьем. И – хоп! Нет больше Иоанна Цимисхия. А паракимомен Василий – есть. И правит теперь от имени новых императоров, малолетних Константина и Василия.



Вот к этому столь же опасному, сколь и выдающемуся человеку и пригласили, точнее, вызвали Сергея Духарева.